Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Таким образом, первый этап исследования проблемы можно назвать временем, когда тема разрабатывалась как бы «по горячим следам». Авторами статей и монографий были непосредственные участники событий и их очевидцы — как с одной, так и с другой стороны. На публикациях этого периода лежит печать Гражданской войны, они словно опалены ее дыханием. Отсюда бескомпромиссность оценок, обусловленных в первую очередь итогами войны, и только затем — политическими и идеологическими позициями авторов. В советской историографии на этом этапе утверждается следующая терминология применительно к крестьянскому антибольшевистскому движению: банды, «черная армия», антисоветское крестьянское движение, контрреволюция, кулацкие мятежи, кулацкие восстания, эсеро-кулацкая контрреволюция и т. д. В то же время в эмигрантской литературе речь идет о «крестьянском движении», «аграрном движении» и т. п.

Второй этап изучения проблемы охватывает 1930–1950-е гг. Этот период ознаменовался утверждением в Советской России сталинского тоталитарного бюрократического режима, поставившего историческую науку, как и все другие сферы общественной жизни, в жестко ограниченные идеологические рамки. Методологической основой всех исследований по отечественной истории становится «Краткий курс Истории ВКП(б)», согласно которому в годы Гражданской войны существовал нерушимый союз пролетариата и трудового крестьянства при руководящей роли большевистской партии{56}. Тематика крестьянских восстаний 1918–1921 гг. оказалась фактически закрытой. Она затрагивалась лишь в связи с другими проблемами Гражданской войны. В своих многочисленных работах советские историки повторяли стереотипы тридцатых годов о подготовленности крестьянских восстаний контрреволюционными силами (белыми, партией эсеров, «буржуазными националистами»), их кулацком характере.

В полной мере это коснулось и исследований, посвященных поволжскому крестьянству. Из общей массы работ по истории Гражданской войны в Поволжье в указанный период была опубликована лишь одна, специально посвященная крестьянскому движению, — Р.А. Таубина о восстании Сапожкова{57}. В этой статье автор занимает резко отрицательную позицию по отношению к Сапожкову и повстанцам. Он голословно заявляет, что А.В. Сапожков никогда не был революционером. Без ссылки на конкретные источники утверждает, что Сапожков проводил массовые порки и изнасилования, создал из деклассированных элементов преданную лично ему «черную сотню», беспробудно пьянствовал. Вину за мятеж Р.А. Таубин бездоказательно возложил на кулачество и его агентов — эсеров{58}. Подобную линию он проводил и в других своих публикациях{59}. Однако в работах Р.А. Таубина содержится немало достоверных сведений о ходе самого восстания.

Аналогичным образом крестьянские выступления в регионе в 1918–1921 гг. характеризовались в многочисленных статьях, монографиях, сборниках документов, вышедших в свет в 1930–1950-е гг. В них «чапанная война», «вилочное восстание» назывались «кулацкими» мятежами, организованными эсерами и агентами белых{60}.

Определенную научную ценность среди публикаций данного периода представляют документальные издания по истории Гражданской войны в Поволжье, вышедшие по линии Истпарта. Среди них следует выделить хроники событий Гражданской войны в Средне-Волжском крае, опубликованные в 1930-х гг. заведующим самарским бюро Истпарта В.В. Троцким, в которых широко представлены факты из истории «чапанной войны», восстания «Черного орла-земледельца», а также мятежа Сапожкова, прежде всего документы повстанцев{61}. В целом деятельность Истпарта и его бюро на местах принесла несомненную пользу делу изучения крестьянских выступлений в Среднем Поволжье.

В этом же ключе можно рассматривать увидевший свет в 1941 г. сборник документов «М.В. Фрунзе на фронтах гражданской войны». В нем опубликованы телеграммы Фрунзе В.И. Ленину о «чапанной войне», мятеже воинских частей, крестьянских волнениях в районах Заволжья в мае 1919 г.{62}

В довоенные годы за рубежом появилось несколько работ историков-эмигрантов, затронувших события крестьянского движения в Поволжье в 1918–1921 гг.{63} Они были проникнуты ненавистью к большевикам и оправдывали «народное сопротивление» установленному ими в России диктаторскому режиму.

Обращаясь к истории Комуча, советские историки писали о том, что Комуч в области аграрных отношений проводил политику возврата к прежним порядкам и лишь на словах выдавал себя за подлинных защитников интересов крестьянства, а на деле покровительствовал помещикам и кулакам{64}.

Для современных исследователей представляют определенный интерес вышедшие к 40-летию Октябрьской революции в центральных и местных изданиях сборники документов и материалов, а также воспоминания очевидцев о Гражданской войне в Поволжье{65}. В них впервые публикуются документы, свидетельствующие о подавлении крупнейших крестьянских восстаний в Поволжье в 1918–1921 гг.: телеграммы, донесения с мест непосредственных участников карательных акций, докладные записки в центр и материалы комиссий по расследованию обстоятельств крестьянских волнений и т. д. Естественно, что при этом сохраняются терминология и концептуальные оценки повстанчества как кулацкого движения, инспирированного контрреволюцией. Для историографии проблемы данные публикации представляют интерес, поскольку в них достаточно полно и аргументированно изложена позиция официальной власти, противостоящей мятежному крестьянству.

Таким образом, второй этап в развитии историографии проблемы стал временем ее «замалчивания». Научная разработка сюжетов, так или иначе связанных с темой крестьянского сопротивления большевистской власти, осуществлялась только фрагментарно, на уровне констатации факта, в соответствующей «идеологической оболочке».

1960–1980-е гг. стали новым периодом в развитии историографии проблемы. Его качественное отличие от предшествующего состоит в том, что в это время историки начинают активно разрабатывать многие аграрные проблемы новейшей истории, в том числе периода Гражданской войны.

Шестидесятые годы характеризуются рядом позитивных изменений. Ряд историков предпринимают попытки в рамках имеющихся возможностей отойти от жестких стереотипов прежней историографии. Например, В.П. Данилов обратил внимание исследователей на серьезнейший пробел в изучении истории Гражданской войны — совершенную неразработанность вопроса о позиции крестьянства в этой войне. Он заключил, что крестьянские восстания являются «прямым проявлением гражданской войны», ее «последней формой» после разгрома белой контрреволюции{66}.

Но в целом в общем потоке литературы на эту тему преобладали другие, жестко идеологизированные работы.

На общероссийском уровне в указанный период проблема достаточно активно изучается И.Я. Трифоновым, Ю.А. Поляковым, Д.В. Голинковым и другими исследователями.

Так, И.Я. Трифонов посвятил свою монографию истории классов и классовой борьбы в СССР в начале нэпа, в 1921–1922 гг.{67} В ней впервые в советской историографии осуществлена попытка исследовать все крестьянские восстания как единое целое, показать их размах. Многое из того, о чем писал автор, было, по сути дела, повторением опубликованного в двадцатых годах. Но, учитывая, что публикации тех лет были или изъяты из научного обращения, или забыты, можно считать, что Трифонов как бы вновь «открыл тему» и дал стимул к ее дальнейшему изучению.

5
{"b":"570454","o":1}