Вильгельм перестал считать года после того как ему исполнилось двести. Десятилетия проходили незаметно, почти плавно утекали в общую копилку его вечности. А Катерина пробудила в нем забытый интерес – словно вернувшись в молодость, в те времена, когда он сам был трэллем, Вильгельм увлеченно пытался разрушить жизнь той, кого сам практически и создал.
Густав запретил кого-либо извещать о черных полосах в ауре Катерины. Женщина больше не встречалась с другими вампирами, не появлялась на общих сборах и даже в покоях своего Сира бывала лишь в те ночи, когда туда более никто не планировал приходить. Нередко Вильгельму приходилось покидать свое удобное кресло ради того, чтобы провести занятия с Катериной на «ее территории».
Страхи Густава и Катерины были обоснованы – другие жители Берлина, пусть немногочисленные, но все же стали бы протестовать. Устои Камарильи, ее законы и принципы появились не на пустом месте. А нарушающая одну из самых важных догм Катерина могла бы быть разорвана на куски рассерженными жителями города. И даже всевидящий и всезнающий Принц не смог бы их остановить. Страхи, зависть, недоверие – такие чувства нельзя остановить обычным приказом. Но чем дольше Вильгельм следил за вампиршей, чем дольше планировал ее порабощение, тем сильнее ощущал страх перед ее голодом и желал ей смерти, и лучшим способом для этого могло стать выдача ее тайн.
Новое, очень неприятное, но по его мнение удачное представление Вильгельм готовил несколько месяцев. Чтобы пригласить в свою обитель Малкавиана Суе, нужна была достаточно веская причина, и она сама удобно всплыла: в Бранденбург прибыли трое вампиров, желающих обосноваться в городе навсегда. Обсудить это было необходимо, так как гости пожелали занять домен Суе, и Густав, не посчитавшись со старым жителем, отдал Темпельхов и Кёпеник в распоряжение Носферату. Суе вида не подал, но старый Малкавиан жил в Бранденбурге не просто так – его влиятельные сторонники, да и он сам не вчера рожденный, были достаточно опасными и неприятными противниками. Вильгельм не знал, сколько точно было Суе лет, но, когда тот прибыл в Бранденбург двести лет назад, то рассказывал забавные истории про Александра Великого и Римскую Англию. Настроить Суе на свой лад не составило труда. Казалась, Малкавиан считывал его мысли и сам наталкивал на различные предложения. Когда Вильгельм сообщил Суе о своем недоверии к Катерине, Суе сам предложил проверить ее ауру. А уже через час в обитель Сенешаля явилась сама диаболистка и Суе, несомненно, сделал то, о чем они говорили. При самой Катерине Малкавиан виду не подал, но Вильгельм почувствовал, как взволновался его собеседник. Дальнейшее было само самой разумеющееся – Суе отправился к Густаву и выразил тому вотум недоверия, за содержание на территории Бранденбурга диаболистки.
Следующей ночью Вильгельм следил за Катериной, надеясь, что Густав все же твердой рукой здравого правителя осуществит свою жестокую кару. Но вампирша зашла к Принцу и вышла от него невредимой. После этого, нигде не задерживаясь, направилась к переправе в Кёпенике. Не понимая, к чему все это идет, Вильгельм продолжал следить за сестрой. Через час женщина остановилась рядом с одним из дворцовых зданий и спустилась в полуподвальное помещение. Вильгельм не хотел ничего пропустить, но выдать себя боялся. Стараясь быть как можно более осторожным, он скрыл себя в тени и проследил за женщиной.
Там в небольшой старой келье Вильгельм видел, как Катерина поглотила Суе и его душу.
(Кёпеник, 15 декабря 1542 года) Катерина Кормфилд
Так плохо Катерина никогда себя не чувствовала. Обычно амарант приносил наслаждение и непередаваемый по ощущениям экстаз. Сейчас она чувствовала боль и страх. Густав покинул ее рассудок еще в самом начале, когда ощутил лишь первые толчки прорывающегося безумия. Оставшись с душой древнего Малкавиана один на один Катерина тихо подвывала, вцепившись зубами в свою руку и старалась спрятаться от нахлынувших образов. Суе был слишком стар, слишком тяжел для нее, и его измученная веками душа словно не вмещалась в хрупкое тело женщины, принося боль. Суе со смехом шептал ей слова благодарности и упреков. Он то просил о свободе, то умолял об уничтожении. Но Катерина не знала, как убить того, кто уже был мертв, и застрял в ее рассудке, пугая и сводя с ума своими мыслями и психозами.
«Больше никогда, Густав», — шептала она сама себе. Выполнять его приказы и убивать становилось все сложнее. Одно дело простые смертные, совсем другое – себе подобные. Быть каннибалом, понимать это и наслаждаться, быть не таким как все остальные и быть изгоем в своем собственном обществе – Катерина не желала такой жизни. И она устала.
Внутри нее, словно разрушая ее сознание и тело, велась неслышная борьба. Внутренняя суть зверя вырывалась на поверхность, не позволяя Катерине контролировать ее. Но самое страшное было понимание того, что кто-то другой, насмехаясь над вампиршей, подчиняет ее Зверя. Подчиняет и толкает на нечто страшное, более жестокое, чем просто убийства и амарант.
Женщина чувствовала в себе Суе так, словно он, как и Густав, пробрался в ее разум и подчинял своим желаниям. Малкавиан рвал ее душу на части и забавлялся ее слабостью, он пытался подчинить ее себе, сломать, так же как и она сломала его тело. И кажется Малкавиану это доставляло удовольствие, его будоражило понимание, что взамен своего старого, поношенного живой жизнью тела он получил нечто более сильное и красивое. «Ты будешь моей, Катерина» – шептал голос в ее разуме. И это был не голос Принца, а голос ее самого страшного кошмара.
Это был ее собственный Зверь.
(Моабит, 15 декабря 1542 года) Бэнджамин Груневальд
Бэнджамина Грюневальда на боях в Моабите знали как Бэн Каэлер – объездчик лошадей из Потсдама и никак иначе. Когда Бэн понял, что бессмертие накладывает на него определенный обязательства перед вампирами, он стал менять имена и внешность, насколько это было возможно. Каиниты с людьми общались меньше и прятались в ночи, слуги же бессмертных повелителей оказывались на виду и могли нарушить Маскарад. Прятаться от своих деловых партнеров и друзей стало привычным занятием и хобби. А спустя годы Бэнджамин Грюневальд как личность просто перестал существовать. Бэн придумывал сотни других имен и работал через своих помощников.
И лишь на боях появлялся сам. Драться ему нравилось – чувствуя свое превосходство благодаря вампирским дисциплинам, Бэн красовался перед девицами, выискивал помощников и строил отношения, которые перестали существовать в других сферах его жизни. А бои – сегодня есть, а завтра нет – слишком быстро люди уходили от подобных развлечений и Бэн мог сохранять свое бессмертные в тайне. Главное не переборщить со славой. Но как ни странно, всегда находился кто-то сильнее и быстрее и трэлл понимал, что ему еще учиться и учиться.
Женщины тоже были важной частью этих мероприятий. Привлечь даму, затащить ее в постель, а потом выбросить, оказалось сложной и иногда невыполнимой задачей. После смерти Равены Бэн несколько лет бесплодно метался от одной ниши к другой, пытаясь понять, как устроены девицы, чтобы к ним подступиться. Но те, кто соглашался на соитие легко и непринужденно вызывали внутренний дискомфорт, а те, что привлекали не только телом, оказывались слишком порядочны и недоступны. Тут же, на ринг, где грязь и пот смешивались с кровью, девицы приходили не только ради красивых зрелищ. Деревенские девицы и сами любили подраться, надавать тумаков соперницам или заработать пару медяков для пьянчуги мужа и голодных детишек. Такие девицы и поговорить были не прочь, и в церкви песнопения читали, и знали, что с мужчиной сделать можно. И именно такие особенно привлекали слишком молодо выглядящего пятидесятипятилетнего слугу Катерины. А самое главное, такие девицы, особенно молодые, вполне годились Катерине в пищу, и, если госпожа желала отобедать, Бэн не стыдился отдавать ей попользованную крестьянку.
