— Позволите ли пригласить вас в мою скромную обитель?

— Почту за честь. Не стоит вести тут беседы, у этих стен слишком много ушей.

Носферату кивком предложила следовать за ней, она повела его в город по новостроящейся широкой проездной дороге, ведущей от дворца к охотничьему домику в Грюневальде. Яснотка шла твердо и уверено, словно бывала тут, и не раз, словно знала эту еще не готовую дорогу и этот город как свои пять пальцев. Отдалившись от Старого Кельна на четверть мили[2], Яснотка резко свернула в маленький переулок и, остановившись рядом с городской тюрьмой, непринужденно открыла одну из служебных дверей. Вильгельма тревожила эта фривольность, и он следовал за Носферату уже больше из любопытства.

Спустившись в подземные камеры, она провела его по узким коридорам. Рядом с одной из камер уродица остановилась и приглашающим жестом ввела гостя в маленькую подземную келью. В комнате стояло несколько табуретов, небольшой кривой стол и сундуки с книгами и тряпками.

— Мой дом, — сказала она, обводя руками помещение. — Удобно?

Вентру кашлянул. Он чувствовал себя бестолковой мышью, что добровольно пришла в логово кота.

— Восторгаюсь вашим вкусом.

— Мне нравятся гости, надеюсь, вы будете часто ко мне заглядывать. — Ответила девочка. — Присаживайтесь. К сожалению, угостить вас мне нечем, подозреваю, что крыс вы явно не захотите есть? — на ее лице появилась приятная улыбка, и Вильгельм так же наиграно улыбнулся в ответ. Чем дальше, тем сильнее ему хотелось бежать.

— Я не буду томить вас долгими рассуждениями, подозреваю, вам есть чем занять свою ночь, — Яснотка, наконец, села и все с той же кукольной улыбкой положила ладошки на неотесанный стол. — Я знаю, какую роль вы играете в этом городе и знаю, что наш чудесный принц не большой любитель выбираться из своего замка. Вы можете быть уверены, что если я выбрала Бранденбург в качестве своего дома, то и относиться к нему буду как к таковому – мы не мусорим, не привлекаем внимания и не мешаем жить другим. Но вечность крайне скучна и однообразна когда проводишь ее в четырех узких стенах, не имея возможности общаться со своим собратьями. И я давно осознала, что единственное, что еще может доставить мне удовольствие – это общение. Поэтому я прошу вас, именно вас, помочь мне организовать в Берлине Элизиумы. Приятные встречи, где мы будем делиться впечатлениями, и обмениваться новостями, будем общаться и, возможно, даже предлагать друг другу услуги.

Вильгельм невольно приподнял бровь, чувствуя, что его либо дурят, либо собеседник потерял рассудок.

— Общаться? — переспросил он, стараясь удержать рвущиеся смешки.

— Вы забыли, что значит это слово? — все так же уверено и спокойно спросила Яснотка.

— Я хочу знать, что вам действительно нужно!

Носферату бросила на него хитрый взгляд и тут же вновь натянула мерзкую улыбочку. Вильгельм ждал, играть в этикет было тонким искусством, но сказать лишнее или сделать неверный шаг – это верный путь проиграть. Но Яснотка не хотела играть, выжидающе смотрела на собеседника, изучала, словно проникая в разум и выискивая его слабые стороны. Носферату была опытным игроком, Вентру знал ее еще до того как она взяла себе это имя. И потому понимал, что опасаться ее надо вдвойне.

— Разве я не ясно выразилась? — девочка задумчиво почесала ладошки о стол, — мне нужны стабильность и положение. Густав пока был рад принять нас, но он легко сменит свое мнение. Мне и моим подопечным хотелось бы не переживать о таких мелочах, как склочное настроение нашего дорого властителя. Поэтому – Элизиум, где я смогу получать свежие новости и ваше сотрудничество – это все что мне надо.

— Ты получишь мое сотрудничество, Мелисса[3], — спокойно произнес он, и девочка нервно дернулась, услышав забытое имя. Ее давно никто не звал так. Последний раз она использовала его, когда кланы разделились, провозглашая Камарилью и Саббат. Тогда ее весомое имя стало воздействием на Носферату и, толкая их в жесткие рамки новых законов Маскарада, Мелисса использовала и свой авторитет, и силу своей древней крови. Теперь она пыталась избавиться от нажитого веками клейма.

— Я выплатила долги, и моя служба истекла, не зови меня больше так.

— Уверен, Густав с радостью будет использовать твои старые связи и навыки. То, что копилось годами невозможно смыть лишь поменяв имя и личину. Твоя истинная суть от этого не изменится.

— Я в отставке, ушла по собственному желанию и Джихад меня больше не интересует! — низким мужским голосом сказала девочка, — мне нужен покой и чтобы мой ребенок и пасынок ни в чем не нуждались.

— Тогда, возможно, мне стоит говорить с ними? — Вильгельм слишком нагло выпрямился, поднимая голову, и чуть не стукнулся головой о низкий потолок. Это немного смирило его гордыню, которая, уловив слабость в противнике, попыталась задавить слабого. Но Яснотка не была слабой. Она просто устала жить.

— Элизиум, твоя поддержка. И мои дети в твоем распоряжении. Никто из них не должен быть притеснен или изгнан. Мне так же надо парочку гулей, пусть даже не людей.

— Гулей?

— Да, вся цивилизованная Европа называет рабов крови гулями, а не трэллами, — отмахнулась девочка.

— Я сделаю все что смогу, но Густава иногда очень тяжело уговорить, — я довольной улыбкой ответил он, рассчитывая на выгоду из их сотрудничества.

— Возможно, ты просто не умеешь просить, — сбавила она его тон легким презрением.

(Берлин, Берлинский Городской дворец. Ноябрь 1542 года) Вильгельм Равенсбург

Полагаться на Бэнджамина оказалось глупой идеей. Даже несмотря на то, что гипнотический приказ Вильгельма глубоко проник в сознание смертного, тот все равно тем или иным способом увиливал от полных докладов и не мог никогда точно рассказать, чем же занималась Катерина.

Своих трэллей у Вильгельма не было, и рисковать, так же как и Катерина, и заводить одного без спросу он не мог. Густав к сыну относился намного более строго, более жестко – любая оплошность могла дорого обойтись. Привлекать простых смертных следить за каинитом – опасность нарушить Маскарад, и поэтому у Сенешаля не было другого выбора, кроме как начать следить за ней самому.

Бегать по городу за полоумной сестрицей оказалось хлопотно. Катерина тратила свое бессмертное совершенно бессмысленно и даже не пыталась занять себя хоть чем-то полезным. Большую часть ночи она просто бродила по городу, убивала того, кто приглянется, и ее раб, следовал за ней по пятам, избавлялся от трупов, хороня их там же, где она их убивала, либо топил в реке. Под утро она тренировала трэлла, обучала тому, что знала сама, и Вильгельма коробило от того, что за столь непродолжительный жизненный срок она освоила большинство силовых дисциплин и многие ментальные. Катерина превратилась в сильную, кровожадную и совершенно бесчеловечную вампиршу. Но такая жестокость делала ее близкой к Зверю, к внутреннему чудовищу, что пожирал ее сердце изнутри. Такая халатность могла кончиться тем, что она потеряет контроль над собой, и Катерину уничтожат. Не то, чтобы Вильгельм особо жалел, ему было немного жаль потраченного на нее времени, а так же вложенных усилий. В конце концов, Катерину он считал своим детищем: он воспитывал ее как жену и будущую бессмертную, пил ее кровь, пока она еще была живой, присутствовал при перерождении, подарил первую жертву, а потом десятилетия вел по сложному лабиринту вампирской иерархии. Вильгельм считал, что Катерина принадлежит ему по праву. И не только потому, что она была его женой, но и потому что он провел с ней больше времени, чем любой другой вампир.

Но подчинить ее разум у него не хватало сил. Оставался еще один выход – достаточно простой и надежный: связать Катерину узами крови, и тогда она будет подчиняться, будет делать, что он пожелает и никогда не сбежит с короткой цепи. Оставалось сделать это незаметно для нее и для Густава.

После долгих наблюдений и расспросов ее трэлла, Вильгельм точно определил предпочтения Катерины и рассчитывал, что сможет опоить своей кровью будущую жертву кровожадной вампирши, и таким образом заставить ее связаться с ним узами. Но наблюдения так же ужаснули его тем, что Катерина с жестким постоянством убивала и вампиров. Как отыскивала молодая и не опытная девица этих незваных гостей в городе, он понять не мог, но смотреть на то, как его названная сестра совершает амарант – было чудовищно. Чудовищно страшно и желанно. Любопытство заставляло следовать за Катериной все чаще, внутреннее раздражение и ненависть по этому поводу росла экспоненциально, а возможности совершить свое черное дело никак не выпадало, потому что Катерина была непостоянна.