Расплывчатое влияние было совсем не то же самое, что исполнение команд Москвы. Количество членов Общества друзей увеличивалось, и советское правительство всегда следило за его размерами как за серьезным ресурсом. Не менее важным, даже обязательным было то, чтобы в число членов Общества входили светила культуры и науки. Несмотря на то что некоторые знаменитые личности вступили в Общество в самом начале — включая Альберта Эйнштейна, писателей Томаса и Генриха Маннов, социолога и политэконома Франца Оппенгеймера и первого директора Франкфуртской школы социальных исследований Карла Грюнберга, — они редко принимали участие в его деятельности. В конце 1920-х годов референты ВОКСа с гордостью подчеркивали, что членами Общества друзей стали и другие деятели культуры, тесно связанные с СССР, такие как театральный режиссер Эрвин Пискатор и архитектор и градостроитель Бруно Таут (Taut). Отмечалось, что в 1925 году Общество друзей насчитывало 700–800 официальных членов, которые «более или менее» регулярно платили членские взносы. К этому количеству следует прибавить большую группу «неофициальных членов», входивших также в Коммунистическую партию Германии (КПГ), — приблизительно 200 человек, которые принимали участие в деятельности Общества, но не были внесены в его списки, очевидно потому, что их членство означало бы отказ Общества от «нейтралитета». Кроме того, немецкое Общество друзей отличалось своей близостью к советской колонии в Берлине, и с самого начала личный эмиссар Каменевой работал над привлечением в его ряды 20–25 высокопоставленных советских деятелей, хорошо знавших немецкий язык, чтобы по необходимости «оживлять» организацию. В 1930 году Общество насчитывало около 1300 членов, а также успело открыть несколько новых региональных отделений{222}.
Преобладающей чертой Общества друзей была последовательная приверженность советскому строю: Каменева лично проверяла каждого, кто входил в ядро активистов Общества, на благонадежность и сочувствие советскому эксперименту{223}. Активисты представляли собой пеструю группу радикальных демократов, социальных реформаторов, пацифистов и других деятелей, объединенных общим интересом к первой в истории социалистической стране. Членами Общества являлись учителя, врачи, юристы и художники, интересовавшиеся ходом дел в знакомых им отраслях в Советской России; научные работники и ученые, которых прежде всего интересовало расширение германо-советских научных отношений; парламентарии и общественные деятели, включая небольшую группу социал-демократов, а также политики, причем даже правого толка, или националистически настроенные интеллектуалы, чей основной интерес лежал в области «восточной ориентации»{224}.[14] Публицист с коммунистическими убеждениями Эрик Барон, возглавлявший Общество друзей, в разговоре с Каменевой в 1928 году подчеркивал, что некоторые высокопоставленные немецкие официальные лица посещали лекции и вечера, проводившиеся Обществом в соответствии с тематикой, предложенной советской стороной; например, когда обсуждалось советское законодательство, присутствовали чиновники из Министерства юстиции. Когда с лекциями выступали известные советские деятели, такие как Луначарский или Н.А. Семашко, собирался «весь интеллектуальный Берлин». Среди гостей из нелевых кругов встречались парламентарии и чиновники, профессора, придерживавшиеся различных политических убеждений; неоднократно бывал здесь и посол Германии в СССР Брокдорф-Ранцау. Барон предостерегал, что все эти люди будут потеряны для Общества друзей, если обнаружатся тайные связи последнего с советским государством{225}. Некоторые члены данного Общества были теми же влиятельными фигурами из нелевых кругов, которые вызывали неподдельный энтузиазм в Обществе проф. Хётча. Несмотря на очевидно левую политическую ориентацию Общества друзей, существовало определенное совпадение позиций между ним и немецкими нелевыми симпатизантами большевиков той эпохи.
Некоторые интеллектуалы, считавшие себя глубоко интересующимися советской политикой и культурой, такие как Вальтер Беньямин, отмечали внутреннее противоречие между официальным нейтралитетом культурного обмена и той ролью, которую должно было играть Общество друзей, являясь площадкой для советско-германского взаимного интеллектуального обогащения. Вскоре после возвращения из поездки в Москву в 1927 году, размышляя по поводу основания Франко-советского общества дружбы, Беньямин выразил надежду, что основатели Общества выйдут за рамки того, что он пренебрежительно называл «безобидным конвейером культурных отношений». Этому последнему он противопоставлял «исключительно политический факт знакомства с интеллектуальной повесткой дня России». В любом случае он превозносил берлинское Общество друзей как «очень удобное информационное общество»{226}. Беньямин страстно желал иметь доступ к новейшим, откровенно политизированным направлениям культуры Советской России, а не к полуофициальному нарочитому отделению культуры от политики.
Открыто просоветская природа Общества друзей существенно влияла на то, какие цели ВОКС ставил перед этой организацией — они заметно отличались от задач, стоявших перед его менее близкими в политическом и идеологическом отношении партнерами. Одной из таких постоянно повторявшихся установок было распространять благоприятное мнение о советских достижениях в культуре и особенно в науке, а также в строительстве социализма советского типа в целом. Возможности, предоставляемые Обществом друзей, подразумевали оказание влияния на культурную элиту, мировоззрение интеллигенции и, как это часто обозначалось, на «мобилизацию общественного мнения» в Европе. Что же касается нелевых политиков и националистов, то в отношении них устремления советской стороны, напротив, были направлены не столько на открытую культурную пропаганду, сколько на влияние в сфере международной политики, на нейтрализацию враждебности со стороны политически значимых фигур в кризисных ситуациях, на сбор информации, установление тайных контактов, а также проникновение в среду закрытых для советского влияния общественных групп.
В отличие от ассоциации Хётча Общество друзей являлось культурной организацией декоративного типа, предоставлявшей большевикам возможность закулисно руководить ею. В советской культурной дипломатии существовали квалифицированные специалисты-практики, владевшие искусством управления подобными организациями с помощью создания секретной цепи управления, возглавлявшейся либо специально подобранным руководителем, либо уступчивым президиумом. На протяжении десятилетий этот modus operandi оставался предпочтительным для ВОКСа в отношениях с обществами дружбы. В случае с Германией ситуация была изначально легче, чем с другими странами, поскольку Барон был членом КПГ, человеком, близким к Луначарскому. До 1933 года Барон являлся главным доверенным лицом ВОКСа, а в роли связных между ними выступали сменявшие друг друга уполномоченные ВОКСа в германском посольстве. Источники показывают, что в 1924 году Каменева часто контактировала с Бароном, иногда возражая немецким авторам его журнала, рекомендуя своих немецких информаторов и советуя Обществу открыть специализированные отделения{227}. В период расцвета Общества друзей Каменева поддерживала прямые контакты с его активистами, а также с входившими в Общество ключевыми фигурами.
Вклад ВОКСа в деятельность германского Общества друзей СССР был организационным и финансовым. Из Москвы ВОКС организовывал лекции, культурные мероприятия, поездки советских культурных и политических деятелей, а также серьезно способствовал публикации в «Новой России» статей известных советских авторов по вопросам культуры и «социалистического строительства». Более того, ни журнал, ни Общество не смогли бы существовать без прямых финансовых субсидий ВОКСа. В жизни Общества и журнала была целая вереница финансовых кризисов. В середине 1924 года в связи с одним из этих кризисов уполномоченный ВОКСа Гольдштейн указывал Каменевой: «Как я уже неоднократно писал Вам, такое общество на свои собственные средства существовать не может»{228}.
