Оба моих приятеля сгорели мгновенно, как свечки – ни на что не жалуясь и ни о чем не жалея. Или же, нет: единственное, о чем они, должно быть, сожалели перед смертью – это о своем скоропалительном бегстве с берега реки, где выходящий из воды ангел навсегда пронзил и пригвоздил их души к вратам вечности своим взглядом.
А я остался жив. Почему? Я смутно догадывался.
«Я вас не трону», - сказал он. Я пожалел его тогда ночью, я единственный понял и принял его тоску, увидел его страдания, на миг ощутил его боль, и он…В какой-то степени он меня отблагодарил. Он спас меня от смерти, но не смог спасти от себя, от сладкого яда своих чар.
Нет, у меня не возникало желания покончить с собой, но у меня не возникало желания и жить дальше. К чему и зачем? Вход в Монсегюр был для меня закрыт. Да, если бы я даже каким-то чудом и проник туда, разве бы он пожелал меня видеть? А, если бы я все-таки его выследил, подстерег, подловил и увидел… Ну что тогда? Кто я и кто Он? Ведь я для него – никто, мошка под фонарем, пыль на его башмаках, крошечная капелька крови на его мече. Разве можно что-либо испытывать к капельке крови?.. Ее можно только походя стряхнуть на землю.
Итак, я вернулся в Монс.
Две недели пролетели незаметно, словно один день.
Я ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Я машинально ходил на лекции, принимал пищу, здоровался с приятелями и улыбался хорошеньким горожанкам. Днем я, словно вышедший из могилы труп, бродил по городу, а ночью… Зато ночью я видел сны. Кто знает, может быть, именно эти сны и помогли мне выжить тогда?..
Я закрывал глаза и видел миры, не похожие на наш, я видел орбиты далеких звезд и ожерелья планет над ними. Я был там. Я дышал тем же воздухом и жил теми же чувствами, что и населяющие эти миры ангелы. Ангелы, самый прекрасный из которых каким-то чудом оказался здесь, на Земле.
Эти чувства не были похожи на наши: тоска и нега чужого дыхания, ледяной пульс и обжигающий холод чужих страстей заставляли мое собственное сердце лететь, словно выпущенная из арбалета стрела, нестись вскачь по Млечному Пути вдогонку за эхом внеземной любви. И, уловив, наконец, слабый отголосок этого эха, просыпаться по утрам в холодном поту, но со сладкой истомой в сердце и с отравленной улыбкой на губах.
Я не искал выхода, я знал, что его не было – я просто шел за эхом.
Таким вот образом, бродя как-то вечером по городу преследуемый головокружительным запахом сирени, я заглянул в библиотеку университета. Там было темно, тихо и пусто – все студенты и профессора, как добрые христиане, давным-давно окончили свои дела и теперь мирно кутили в кабачках славного Монса.
Я принялся лениво рыться в книгах, я не знал, что именно и зачем я хотел найти. Мои руки двигались сами собою, а голова тупо отмечала абзацы, страницы и фразы из совершенно не нужных мне богословия, латинской грамматики, арифметики и истории путешествий аббата Моруа.
- Добрый вечер, молодой человек. Могу я вам чем-нибудь помочь? – раздался над самым ухом тихий, необыкновенно приятный и словно бы немного извиняющийся голос.
Я поднял голову. Это смотритель библиотеки г-н Гастон Леру окликнул меня. Точнее было бы сказать – профессор Леру, но его уже давным-давно лишили профессорского звания за ересь и понизили в должности из преподавателей до библиотечного смотрителя. Ходили слухи, что лет 10-ть назад его едва не приговорили к аутодафе, но в последний момент г-да инквизиторы проявили христианскую жалость и г-н Леру отделался ста ударами розог и епитимией. Выжил он чудом, но после этого несколько лет не мог не сидеть, не лежать на спине – болели шрамы.
Студенты старались поменьше с ним общаться и шарахались от него, как от зачумленного; профессора обходили его стороной, но мне…
Мне было, в общем то, все равно – особенно теперь. Что мне какая-то инквизиция, когда я каждую ночь заживо сгорал на костре внеземной страсти?
-Да, - отозвался я, с грохотом закрывая очередной пыльный том. – Я хочу найти…я хочу узнать, что означает слово «инкуб».
Казалось, что бывший профессор нисколько не удивился.
- Садитесь сюда, юноша. Видите толстую книгу на самом верху? – он протер маленькие круглые очки и потянулся за большой черной книгой над моей головой. – «История ведьм и демонов», выпущенная 15-ть лет назад с одобрения святой церкви и нашей добрейшей инквизиции.
Он перелистнул несколько страниц и раскрыл передо мной книгу почти посередине.
- «Инкуб» или «демон страсти», а попросту – «искуситель», - не-громко и неторопливо стал читать он, с ходу переводя латинские слова. – Так называемый мужской вариант Лилит, первой жены Адама, впавшей в грех сладострастия и сделавшейся позднее символом коварной соблазнительницы. А слово «инкуб» пришло к нам от мавров – в их религии оно значится, как демон соблазна и искушения, как для мужчин, так и для женщин.
Я взглянул на старинную черно-белую иллюстрацию: на ней обнаженный красавец с демоническим взглядом, полумужчина-полузмея, оплетал своим извивающимся серебристым хвостом сомлевшую в его объятиях восточную принцессу. Я встряхнул головой: картинка показалась мне пошлой и донельзя дурацкой. Ну, разве для того, чтобы соблазнять, необходимо щеголять в чем мать родила, иметь двухметровый хвост (или там – рога, копыта, крылья, как у летучей мыши) и сверкать глазами, словно недоспавший филин? Глупо!.. Ведь Он даже ни разу не прикоснулся ко мне: только однажды шелковая прядь его волос замерла в миллиметре от моей щеки, да его меч слегка оцарапал мне грудь; царапина зудела, жгла и болела – особенно по ночам, и я расчесывал ее до крови.
- Вы были там? – с неожиданностью ударившего в спину камня спросил вдруг мой странный собеседник.
Я растерялся. А, может быть, он спрашивает вовсе не об этом? Конечно, нет – просто все мои мысли сейчас об Монсегюре, вот мне и кажется, что…
- Что вы имеете в виду? – поспешил уточнить я.
- Замок Шелдон де Монсегюр на берегу Моны, или же просто - замок ордена тамплиеров, как его обычно называют.
Сказать, что я удивился, это ничего не сказать.
- Откуда вы знаете?
Леру снова потер свои очки. И странно покосился на книгу в моих руках.
- Догадался по вашему вопросу. Скажу даже больше: вы видели хозяина замка.
Он сделал паузу и понимающе кивнул на рисунок:
- Что – не похож?
- Не похож, - сказал я, захлопывая книгу. – Но… Неужели это так заметно?
- Для дураков – нет. Для дураков вы – просто смазливый мальчишка, который недели две назад (я не ошибаюсь?) пережил некое странное приключение и теперь ходит сам не свой с потухшими глазами и разбитым сердцем. А для более-менее посвященных… Да у вас же на лбу его печать!
От неожиданности я даже потрогал лоб, но там ничего не было.
Бывший профессор рассмеялся звонко и заразительно.
- Ну не в буквальном же смысле! Просто всех вас очень хорошо видно с первого взгляда.
- Всех нас?..
- Ну да – тех, кого он отравил своей красотой, и кто теперь места себе не находит, ища свое сердце, оставленное за рекой.
У меня вспыхнули щеки. За две недели я впервые почувствовал, что ко мне возвращается, если не интерес к жизни, то какое-то его подобие.
- А вы сами? Откуда вы знаете о нем, профессор?
Он грустно улыбнулся.
- Вы назвали меня профессором? Что ж, спасибо. Честно говоря, я уже давным-давно забыл, что был им когда-то. Теперь я просто библиотекарь. А о тамплиерах вообще-то известно всем – от папы до попрошаек. Просто вы… Как бы это сказать?.. Милый домашний мальчик, которого ваши родители и преподаватели всеми силами пытались оградить от «тлетворного влияния реальности». Вот вы и выросли тепличным цветком, между тем, как реальность никуда не исчезла и в скором времени сама дала о себе знать. Ну, да это не важно. О тамплиерах знают все, разница только в том, что именно они знают. В основном, все, что рассказывают о них – сказки, слухи и детские страшилки, распускаемые папскими прихлебателями да проповеди отцов-инквизиторов, в которых искать истину может только сумасшедший. Орден тамплиеров был основан более трех веков назад – орден рыцарей-монахов, мистиков и воителей. Они никогда не отрицали, что владеют некоей страшной тайной, способной перевернуть мир и снести с лица земли страны и народы. Что это за тайна, никто не знал, а потому тамплиеров боялись – и короли, и церковь. Однако орден был слишком могущественным, слишком богатые и влиятельные люди состояли в нем, что б его можно было просто взять и уничтожить. А потому тамплиеров скрепя сердце терпели – и король Эдуард, и король Генрих, и вот теперь – король Филипп. Рыцари никогда не посвящали в свою тайну посторонних и никого из чужаков не пускали в свой замок.
