Из-под ног доносился грохот колес, отталкивавшихся от неровной земли.

По дороге, освещенной полуденным солнцем, ехала конная повозка с пассажирами.

Это была крупная повозка караванного типа, которую тянули 8 лошадей... но двигалась она лишь немногим быстрее человека.

Отчасти в этом была виновата тяжелая повозка... но главная причина заключалась в том, что местные дороги весьма скверны. Повсюду были разбросаны камни, и быстро едущая повозка могла попросту перевернуться.

Обычно за состоянием дорог следили местные правители... но в послевоенное время им порой было совсем не до дорог, а некоторые земли и вовсе остались без хозяев.

И в данном случае верно именно последнее.

С обеих сторон от дороги уходили вдаль заброшенные пустыри.

И... все. До самого горизонта виднелись лишь небо и земля.

Конечно, такой простор в каком-то смысле радовал глаз, но эта тотальная пустота казалась неестественной. Из земли не росла даже трава. Отсутствовал и рельеф — лишь бесконечная ровная поверхность.

Когда-то здесь находилось поле боя.

Из-за мощного магического оружия, начавшего применяться к концу войны, не осталось буквально ни травинки.

Не каждый поверит, если ему скажут, что когда-то здесь располагался город и замок местного феодала. Это был город, процветавший за счет удачного расположения возле дороги... но теперь его полностью стерло с лица земли, и от него сохранилось одно лишь название.

Магия была виновата и в том, что за 5 лет на этой земле не появилось ни единого ростка —землю словно покрыло огромным плоским камнем. Семена растений попадали сюда с ветром и пометом птиц, но здесь не имелось мягкой почвы, где они могли бы пустить корни. Эту землю можно возродить обогащением почвы и прокладкой акведуков, но ни у одного из феодалов, живших неподалеку от нее, не было на это времени.

На эту землю махнуло рукой даже правительство.

Один ее вид вгонял в уныние.

Но...

— ...Ты о чем?

— Вон о том. Видишь?..

— Фу... какая мерзость...

Пассажиры повозки тихо перешептывались между собой.

Поскольку снаружи смотреть не на что, пассажиры невольно начинали рассматривать друг друга. А так как в долгой дороге темы для разговора неизбежно иссякали, естественно, что даже те, кто поначалу изо всех сил делал вид, что никого не замечает, обращали на других свое внимание.

— ...

«В такие моменты понимаешь, что хороший слух — не всегда хорошо», — подумал Тору.

Он никак не мог расслабиться — до его ушей то и дело доносились непрошенные звуки. Конечно, он мог вести себя как ни в чем не бывало, но отчасти он понимал, почему другие пассажиры смотрели на них с подозрением, и даже начинал жалеть о своем решении.

По задумке... такие крупные повозки предназначались для использования обычными гражданами.

В отличие от городских повозок, эти использовались для перемещения между городами и селами, т.е. для более длинных путешествий. Знать и торговцы для таких поездок пользовались личными машинами или каретами.

Однако у обычных граждан почти не было причин, по которым они захотели бы уехать из своего города или деревни.

Конечно, их жизни нельзя назвать совершенно самодостаточными, но в повседневности и быту родные края полностью их устраивали. Бывало и такое, что человек проживал всю жизнь, ни на шаг не отходя от родного города.

Поэтому... у большинства пассажиров поездки должна быть причина, по которой они находились в ней. Некоторые ехали, чтобы принять участие в каком-нибудь торжественном событии, другие — в гости к родственникам и друзьям, кто-то занимался религиозным паломничеством, кто-то, возможно, просто ехал посмотреть мир.

Но даже с учетом всего этого... один из пассажиров привлекал к себе особое внимание.

Проще говоря, доносившееся от него ощущение витало в воздухе, заполняя всю повозку.

— Тору... — позвал тот самый пассажир, недоуменно склонив голову.

По возможности Тору хотелось бы делать вид, что он здесь вообще не при чем, но это было не так-то просто.

— Что такое? — недовольно отозвался он.

— Лицо. Не нравится.

— ...

Тору прищурился и оторвал взгляд от окна, переведя его сначала на себя... а затем на сидевшую напротив него девочку.

На Чайку.

С какой бы стороны он на нее ни смотрел, она была поистине прекрасной.

Ее красота была настолько изысканной, что она смахивала на произведение искусства.

Первым, что привлекало в ней внимание, были длинные серебристые волосы. Кожа ее тоже была бледной и гладкой, и на этом фоне ее фиолетовые глаза казались особенно яркими. Их уголки заострялись, напоминая глаза кошки, но при этом в них отсутствовала и капля суровости. Наоборот, вся она была такой изящной и хрупкой, что, казалось, могла рассыпаться в неосторожных объятиях.

Она была подобна статуе, высеченной из снега и льда.

Ее черно-белое платье лишь дополнительно подчеркивало образ. Ее воротник, а также похожее на бабочку украшение в волосах, обрамляли голубые камни, но они не могли изменить того, что единственным цветным элементом в ее образе казались глаза.

В общем, она была милой. Очень милой.

Поэтому... она привлекала в себе повышенное внимание даже когда сидела в самом уголке повозки.

— О-хо-хо, — Тору прищурился и вперился взглядом в Чайку. — Чье. Там. Лицо. Тебе. Не нравится?

Тору нарочито отделял слова друг от друга, чтобы она не смогла прикинуться, будто не расслышала его.

Но Чайка совершенно не испугалась. Наоборот, в ответ она уверенным жестом выбросила вперед палец, направив его на нос Тору.

— Тору.

— ...Ты считаешь, что у меня настолько перекошенное лицо, что можно говорить о том, что оно тебе «не нравится» и тыкать в меня пальцем?

— Хмурый. Все косятся.

— ...

Тору с трудом подавил в себе желание протяжно застонать, а затем ответил, стараясь не показывать гнева (потому что привлекать к себе еще больше внимания ему совсем не хотелось):

— Чайка. Для начала я тебя поправлю.

— М?

— Косятся на тебя.

— ...?!

Чайка ошарашенно поднесла к лицу руки. Она ощупала свои щеки и лоб... а затем с трепетом проговорила:

— Шокирующий факт.

— И дело не в лице.

— В теле?!

В этот раз Чайка похлопала себя по груди и бедрам... а затем, словно внезапно осознав что-то, кивнула и сказала:

— Надежда на будущее.

— Ты о чем?

— С набивкой, — ответила Чайка, указывая пальцем на грудь.

— Э? Если это с набивкой, то неужели на самом деле у тебя даже... тьфу! — кое-как уняв желание разразиться воплями на всю повозку, Тору тихо сказал, — Твое тело тут не при чем! И вообще, такие вещи лучше вслух не говорить!

— М-м?

— Да как ты не понимаешь?! Дело в твоем багаже! Ты не могла его на крышу убрать?! — сказал Тору, указывая пальцами на груз Чайки.

Внутри повозки вдоль боковых стен размещались скамейки, на которых сидели пассажиры. Вернее, эти «скамейки» на самом деле были деревянными коробками, прибитыми к полу, и пассажиры обычно складывали свой багаж внутрь этих коробок, а сами садились сверху.

Тору сидел в глубине повозки, а Чайка прямо напротив него. Они были так близко, что если бы вытянули руки, то смогли бы сцепить их.

Вернее, о Чайке можно сказать то, что она сидела, просто потому, что других слов, описывающих ее позу, на ум не приходило.

На самом деле она висела в воздухе.

На коробке, служившей ей скамейкой, располагался ее груз.

Тот самый гроб, в котором она хранила свое гундо.

Чайка несла его на спине. Но сейчас сам гроб стоял на коробке, а Чайка свисала с него, сидя прямо на воздухе. Тору хотел спросить, не тяжело ли ей... но Чайка выглядела на удивление спокойной. Казалось, она находилась в таком равновесии, что ее колени и бедра совершенно не чувствовали груза.

— Важный. Необходимый. Не отпущу ни на шаг.