— Тору. Но…
— Для чего ты собираешь останки? — перебил Тору ее попытку запротестовать.
— ?..
Чайка наклонила голову.
Этот жест выглядел искренне и обаятельно, как у маленькой пташки.
И именно поэтому Тору боялся за нее.
Искренние люди часто обладают узким взглядом на мир… спотыкаются на сущей мелочи и затем не могут подняться. Искренность и частота соседствуют с хрупкостью.
«Чистое железо легко ломается», — вспомнил Тору услышанные когда-то слова.
— Ты ведь хочешь похоронить своего отца, так? Ты понимаешь, что, если будешь тратить свои воспоминания, можешь лишиться и этого чувства?
Забыть какую-то мелочь не страшно.
Но если забыть о цели всей жизни, о цели, ради достижения которой ты готов на все… то такое сродни смерти.
Что, если… Тору забыл бы о Хасумин?
В таком случае ему незачем бы было путешествовать вместе с Чайкой.
Или же, что если он забыл бы о своей встрече с Чайкой?
Тогда… Тору влачил бы жалкое существование, не видя в жизни смысла.
— …М-м, — Чайка кивнула с несколько сомневающимся видом.
«Почему-то она иногда на удивление небрежно относится сама к себе».
Она до невероятности умиротворена и не эгоистична.
Ей чужды низменные желания. Может показаться, что это хорошо, ведь всевозможные монахи и священники многие годы тренируются избавляться от плотских стремлений, но у Чайки этих желаний не было никогда, и такое уже опасно.
Ведь из-за подобного она могла пожертвовать собой без каких-либо сомнений.
Даже сейчас могло показаться, будто Чайку не очень беспокоит и совсем не страшит потеря собственных воспоминаний. Во всяком случае, в ее речи не слышались ни трагическая решимость, ни отзвуки тяжелых раздумий.
— Ты знаешь… — начал Тору, глядя прямо в похожие на аметисты фиолетовые глаза Чайки. — Благодаря тому дню, когда я встретился с тобой, я смог вырваться из плена жизни по инерции. Жизнь во мне поддерживают именно воспоминания о том дне.
— Тору… — Чайка моргнула в ответ.
— Поэтому я не хочу забывать о нем. И не хочу, чтобы забывала ты. Как бы ни сложились обстоятельства.
— … — Чайка еще какое-то время молча моргала. — М-м. Поняла… запретная, признавать.
Почему-то с этими словами она немного покраснела, опустила голову и еще крепче прижала одежду к груди. Эта поза показалась Тору особенно очаровательной…
— Кстати, Чайка.
— М-м?
— Немедленно одевайся, — сказал Тору, вновь отворачиваясь.
— …А.
Легкий розоватый оттенок на щеках Чайки резко сменился ярко-алым, и она послушно кивнула.
А ведь каких-то несколько мгновений назад ей и в голову не приходило так себя вести. Впрочем, как уже сказано, Чайка — это Чайка, и даже в таком обнаженном виде она казалась Тору ребенком… и особых эмоций не вызывала.
Впрочем, из-за того, что в последнее время реакция Чайки так изменилась, Тору легче не стало — приходилось думать о том, куда девать взгляд.
— Если нас увидит Акари, она опять…
— Ты что-то хочешь мне сказать? — вдруг раздался из-за спины ясный голос.
И, едва услышав его…
— !..
…Тору рефлекторно дернулся.
Краем глаза он заметил девушку, выглядывавшую из-за угловатого корпуса «Светланы».
Подтянутая фигура и опрятная внешность.
Хотя она все еще относилась к подросткам, как Тору и Чайка, ее внешний вид следовало описывать уже не как «очаровательный», а как «прекрасный» или даже «изысканный».
Ее блестящие черные волосы собраны в длинный хвост, кожаная одежда плотно прилегает к телу, подчеркивая его изгибы… а из-за спины, как обычно, выглядывает молот. В руке она держала пучок диких трав — видимо, собирала, пока патрулировала окрестности.
Акари Акюра.
Младшая сестра Тору.
Вообще, в «деревне», где они выросли, понятия брата, сестры, родителей и детей вовсе не подразумевали кровное родство… но сейчас речь не об этом.
— Брат… — спросила Акари, прищуриваясь. — Ты что-то хочешь мне сказать?
— Нет. Ничего, — проговорил Тору со вскинутой правой рукой, словно он клялся в чем-то.
— Ясно, — Акари кивнула.
Ее тон и лицо казались безмятежными и не выражали никаких эмоций.
Акари всегда такая. Не то чтобы у нее не было эмоций, просто они томились внутри и практически не просачивались наружу… и именно поэтому любые проявления эмоций в ее действиях всегда оказывались неожиданностью.
— Ничего, значит? — переспросила Акари нейтральным тоном.
— Да. Ничего.
— Значит, раздеть девочку догола — это ничего… Понятно, для моего брата такое — совершенно обыденное дело…
— Хватит обо мне так говорить! — воскликнул Тору и указал пальцем на Чайку. — Чайка разделась сама!
— Я понимаю, — теперь руку подняла Акари, словно успокаивая Тору. — Заставить раздеться, не притрагиваясь и пальцем, — поистине великое умение. Я всегда восхищаюсь твоим искусством довести противника до такого одной лишь ловкостью языка.
— Ни черта ты не понимаешь?! Какая еще ловкость языка?!
Разве его обычно не «вербальным мастерством» называют?
— Кстати, я могу завязать черенок от вишенки в узел языком, не вынимая его изо рта.
— И чем ты пытаешься похвастаться?
— Языком. Правда, конечно, раздеть своего брата языком мне будет непросто.
— И не надо! — воскликнул Тору и сразу же вздохнул. — Что же у тебя с головой-то такое…
— Моя голова всегда занята размышлениями о моем дорогом и уважаемом брате, — гордо ответила Акари. — Более того, я всегда боюсь, что эти мысли перельют через край.
— Ясно, — безразлично бросил Тору, кивая.
— Я думаю о брате, даже когда сплю.
— Ясно.
— Потому что, если я отвлекусь хоть на мгновение, мой брат изнасилует девочку.
— Я же сказал, не будет такого!
— Тогда как ты объяснишь эту ситуацию? — Акари указала на полуголую Чайку.
— Я говорю, ты просто недопоняла! Пойми уже! Чайка разделась по своей воле! Когда я ее увидел, она уже была в одном лишь белье!
— М… м-м, — смущенно подтвердила Чайка..
— Неверо… А. Ясно, — Акари нахмурилась, но затем сразу же понимающе кивнула. — Так это Чайка пыталась изнасиловать брата?!
— М?! — Чайка немедленно замотала головой.
— Я же не настолько хилый… — со вздохом протянул Тору.
— Хорошо. Я поняла.
— Нет. Я почти уверен, что нет.
— Возьми, брат.
С этими словами Акари сняла с пояса метательный нож и протянула Тору.
— Не нужны мне твои, мне и своих хватает. И вообще, зачем он мне?
— Чтобы ты покончил с собой, когда почуешь, что не можешь защитить собственную невинность.
— Даже диверсанты себя не убивают от такого! — сказал Тору и бросил нож обратно.
Акари поймала вращающийся клинок в воздухе, вновь убрала его и ответила:
— Ясно. Тогда я…
— Что ты задумала?!
«Ладно, послушаю. Хотя явно ничего хорошего», — подумал Тору.
— Чтобы не растягивать твои страдания, я прикончу тебя са…
— Я же сказал, не надо никого убивать!
— Моя любовь и уважение к тебе не настолько поверхностны, брат. Я могу довольствоваться и одной твоей головой или туловищем. Так что не волнуйся.
— Теперь я еще больше волнуюсь! — закричал Тору.
Кстати, еще совсем недавно она грозилась сделать из него чучело. Конечно, это, скорее всего, была шутка, но поскольку Акари почти не проявляла эмоций, боязнь того, что «а вдруг она не шутит» никуда не девалась.
— …Так вот, по поводу сухого топлива, — вновь обратился Тору к Чайке после протяжного вздоха.
Если не оборвать разговор с Акари силой, он может продлиться вечно.
— В следующем городе мы эту проблему как-нибудь решим. В конце концов, он знаменит именно производством топлива.
— Действительно, Ивеко считается главным производителем топлива Вимарка, — подтвердила Акари.
Ивеко — город, в который отряд Тору в настоящее время направлялся.