Чумной Доктор выронил палку, та с глухим стуком ударилась об пол, прижал обе руки к распоротому животу, откуда обильно лилась кровь, и уже начинали лезть сизые петли кишок.

- Зря ты ввязался в это дело, - покачал головой я. – Ты не воин и никогда не был им. Ты врач, учёный, и даже скорость реакции не поможет тебе победить.

- Я ничем не хуже тебя… - прохрипел умирающий Чумной Доктор. – Ничем… не хуже…

- Умение драться ещё не всё, - пожал я плечами. – Далеко не всё. Жаль, ты этого так и не понял.

Я сильно толкнул его ногой, и Чумной Доктор повалился на бок, свернувшись в позе зародыша. Он ещё подёргивался, но это была агония. И всё же я поднял с пола не так и далеко отлетевший палаш, подошёл к Чумному Доктору и быстрым ударом оборвал его страдания.

Как только Чумной Доктор отправился в тот круг ада, куда попадают все продавшиеся некромантам, вильдграф Гильдерик пришёл в себя и закричал. Это стало для меня знаком – Чумной Доктор и в самом деле мёртв.

Я поднялся на пьедестал, где было установлено тронное кресло вильдграфа. Гильдерик сейчас мало походил на себя прежнего – боль исказила его благородные черты лица, в глазах плескались ужас и безумие. Он уже не был человеком. Безумец с затравленным взглядом животного.

Быстрым движением кинжала я перехватил его горло – на седую бороду и роскошное одеяние, в которое облачили вильдграфа, обильно пролилась кровь. Он бросил на меня последний, удивительно осмысленный взгляд, в котором было столько облегчения и благодарности, что мне стало не по себе.

Я отступил на пару шагов и обернулся, чтобы спуститься с пьедестала. И тут из-за тронного кресла вышла она. Я был точно уверен, что никого и ничего позади кресла нет, однако Гитана вышла оттуда с такой непринуждённостью, будто стояла в паре шагов от меня, когда я прекратил невыносимые страдания вильдграфа Гильдерика фон Шварцвальда.

- Ты ничуть не изменилась, - нагло солгал я ей.

Если кто и изменился больше всех, так это она – Гитану больше нельзя было назвать симпатичной девушкой. Каким-то странным образом её лицо удивительно гармонично переходило от плоти к оголённым костям черепа с пустой глазницей на месте правого глаза. Пускай она и носила широкополую шляпу, стараясь прикрыть эту жуть, но помогало это не слишком.

- Лжец, - половиной лица улыбнулась она.

Улыбка у Гитаны вышла печальная, а вовсе не сардоническая, и уж точно не лживая – совсем не такая, к каким я привык.

- Но мне, всё равно, приятно, - добавила она.

- И за это ты продала душу тирану? – спросил я у неё.

- Ты же сам отлично знаешь, Рейнар, что нет, - ответила она. – Только Господин мог спасти жизнь Бауму, а ради него я готова на всё.

- И где теперь Баум? Я видел его в фактории Роццано, куда меня хотел заманить Абеле.

- Он сражается под Пьяченцей, - ответила Гитана. – Там сейчас, благодаря тебе, завертелась кровавая карусель, и сколько продлится, бог ведает.

- Вот только не надо меня виноватым делать, хорошо? - осадил её я. – Вы хотели тихо-мирно прибрать к рукам город, прикончив всех его жителей, а после населив его нечистыми из Подгорода. Я не дал вам этого сделать. Не забывай, мы по разные стороны баррикад, и какая бы кровавая карусель ни крутилась сейчас под Пьяченцей, раскрутил её именно ваш господин, и никто иной.

- Тебе никогда не поздно перейти баррикады, - предложила мне Гитана. – Поверь, по ту сторону тебя ждут.

- С распростёртыми объятьями, конечно. – Меня начинал злить наш разговор. – Чумной Доктор хотел получить мою голову, значит, вашему господину я не нужен.

- Слуги нужны всякому разумному Господину, а я могу убедить его, что ты не опасен.

- Брось, Гитана, опасного слугу никто не станет держать при себе. Не хочу получить нож в спину от тебя, к примеру, или ещё от какого-нибудь разумного слуги. Лучше скажи, зачем ты явилась сюда?

- Может, тебе и о планах Господина относительно Шварцвальда рассказать? – теперь улыбка её была озорной.

Такие улыбки я видел лишь в детстве – в то счастливое время до чумы.

- Не отказался бы, - нагло кивнул я. – Хотя и так всё более-менее понятно. Вам просто нужен был феод, где вы могли бы творить что хотите. Почти открыто на территории Империи. Привечать нечистых, вивисекторов, даже некромантов. Шварцвальд – место, где можно скрыть множество тайн, особенно с ручным вильдграфом.

- Ну вот, ты всё и сам отлично понимаешь, зачем же пытать вопросами меня? Непонятно только, раз ты всё знал, отчего не покинул Шварцвальд раньше, а, господин шпион?

- Закрутилось всё как-то, - пожал плечами я, – слишком быстро. Как будто в водоворот угодил после того, как мы с Абеле бежали с постоялого двора вместе с трупом венгерского графа. Кстати, не знаешь, какую рыбку он тут пытался удить? Граф, а не Абеле, конечно.

- А вот в эти игры, Рейнар, тебе лучше не лезть, - предупредительно покачала головой Гитана. – Что же до того, зачем я здесь… - Она помолчала с полсекунды, затем продолжила: - Я просто хотела попытаться переубедить тебя, рассчитывала на твою разумность. Жаль, что ошиблась.

Она отправила мне воздушный поцелуй, получившийся слегка зловещим из-за её жуткого лица, и шагнула обратно за кресло, в котором сидел мёртвый вильдграф Гильдерик фон Шварцвальд.

Инквизитор Фюрстенберг чем-то неуловимо напоминал прелата Лафрамбуаза, хотя по внешности этого сказать было никак нельзя. Высокий, какой-то весь узкий, словно и не человек, а клинок меча, Фюрстенберг предпочитал, чтобы его длинную фамилию сокращали до короткого Фюрст. И дело было вовсе не в тщеславии[49], нет, просто он не любил лишних слов, сразу переходя к делу.

Одевался он крайне аскетично, и аскетизм его был не показной, а самый настоящий. Фюрстенберг не пил ничего кроме ключевой воды и пищу предпочитал простую, хотя и сытную. В нынешнюю нашу встречу поверх платья, которое не всякий дворянин из небогатых надел бы, Фюрстенберг был облачён в багровую мантию инквизитора, украшенную вышитым серебром распятием. Это одеяние ему пришлось явно не по душе, и он чувствовал себя в нём неуютно.

- Проходите, Рейнар, - велел он мне. – У меня много дел на сегодня, так что давайте с вами покончим как можно скорее.

- Звучит зловеще, - заметил я.

- Отчего? – не понял меня Фюрстенберг. Его почти бесцветные брови сошлись на костистой переносице. Однако он, видимо, быстро понял, в чем дело, и кивнул. – Нет, - сказал он, - опасаться вам ничего не стоит. Я внимательно ознакомился с протоколом вашего допроса, и склонен признать вашу работу в Шварцвальде удовлетворительной. Вы сделали всё, что могли, и большего требовать от вас – глупо.

Эти слова прозвучали бы оскорблением, произнеси их кто-нибудь другой, но только не Фюрстенберг. Он лично провёл мои первые допросы, где обошлось без таких традиционных для инквизиции методов, как пытка огнём или водой. Он слушал внимательно всё, что я говорил, и по виду его было совершенно неясно – верил он мне или нет. Секретарь скрипел пером, записывая каждое моё слово, Фюрстенберг изредка задавал уточняющие вопросы. Он не пытался с их помощью запутать меня или поймать на лжи – он просто сухим тоном уточнял интересующие его детали. И даже если я не мог пояснить чего-либо, просто кивал, давая мне знак говорить дальше. Потом и вовсе перестал ходить на допросы и его сменил мрачного вида официал[50] с серебряным перстнем на пальце. Тот ограничивался общими вопросами, иногда прося уточнить что-то из прошлых моих допросов. Ответы мои писарь заносил в отдельные протоколы.

- Кстати, а кто тот важный здоровяк, что вышел из вашего кабинета?

Я обратил внимание на него в основном из-за впечатляющей внешности и привычки носить доспехи и оружие где бы то ни было. Покинувший кабинет инквизитора человек был выше меня почти на голову, однако казался ниже ростом из-за сутулости и широких плеч. Грубое лицо его пряталось в густой, отливающей сталью от обильной седины, бороде. Под просторным кафтаном он носил кожаную, укреплённую сталью на животе кирасу, а на голове кожаный чепец, какой обычно надевают под шлем. На поясе его висел длинный меч.