Ведь осознание того, что твой Ultima Forsan ещё не пробил, приходит не сразу. И этим моментом надо уметь насладиться в полной мере.
Глава 8.
Город скорби.
Бездушными командовал рыцарь, закованный в чёрные полудоспехи с шестерёнками на локтевых суставах. Он возвышался над своими подчинёнными почти на голову, хотя, конечно же, ни один из них карликом не был. Просто командира иначе как гигантом назвать язык бы не повернулся. На нагруднике лат сверкал белой эмалью крест святого Иоанна. Это сейчас даже в официальных бумагах чёрных рыцарей начали называть бездушными, и многие уже позабыли, что прежде они входили в Орден святого Иоанна Иерусалимского или же Орден госпитальеров. Как и в прежние времена, они помогали странникам и попавшим в беду путникам, но теперь не в Святой земле, где давно и прочно воцарился чёрный султан, начавший оттуда своё победоносное шествие на запад, но по всей Европе. Почти во всех государствах, находившихся под рукой Авиньонской церкви, располагались командорства и заставы ордена. В Кастильской короне примерно те же функции исполняли подчинённый тамошней инквизиции Ордена Калатравы, и Орден Сантьяго, который по могуществу, как говорят, вполне мог поспорить даже с инквизицией, ведь его командором был сам кардинал-король, стоявший лишь на одну ступеньку ниже в церковной иерархии самого тамошнего понтифика.
Командир бездушных, слегка поскрипывая отлично смазанными шарнирами часовых доспехов, снял шлем. Под ним скрывалось лицо, очень похожее чертами на тевтона. Он явно был уроженцем тех же мест, даже странно увидеть его столь далеко от родины, да ещё и в рядах иного духовно-рыцарского ордена.
- По какому делу вы желали видеть именно меня? – спросил он, ни к кому из нас конкретно не обращаясь, и оглядывая всех по очереди.
- Весьма важному, - ответил я, вынимая из планшета бумаги, вручённые мне священником в соборе Сан-Антонио.
Командир бездушных кивнул одному из сопровождавших его людей, и тот принял у меня бумаги, тут же углубившись в чтение. Я наблюдал за тем, как бледнеет его лицо от осознания прочитанного.
- В Пьяченце беда, - подняв глаза от бумаг, сказал он рыцарю. – Город взят изнутри, население заперлось в соборе Сан-Антонио и других церквях. Все входы и выходы перекрыты невероятными монстрами.
- То-то там так спокойно уже который день, - кивнул рыцарь, которого эти слова как будто совсем не задели. – За дело! – поднял он руку в латной перчатке.
И тут же все вокруг засуетились. Это напоминало суету муравьёв – вроде бы и хаос, но каждый знает своё дело, и всё происходит согласно некой неизвестной мне, но довольно эффективной системе.
Застава, находившаяся всего в нескольких лигах от Пьяченцы – со сторожевой башни её было отлично видно городские стены, – ожила в одно мгновение. Люди в тёмной одежде ходили туда-сюда быстрым шагом. Рыцари отдавали приказы оруженосцам и простым солдатам ордена. Открывались склады с оружием, провиантом и снаряжением. Из конюшен выводили лошадей. Загудело пламя в малых горнах, и застучали по наковальням молоты, спеша что-то исправить или подковать коней. Над голубятней забили крыльями десятки птиц, разносящие весть о беде, случившейся в Пьяченце, ближайшим заставам и командорствам ордена Бездушных.
Лишь командир заставы оставался островом спокойствия в этом управляемом хаосе. Он остался стоять там, где беседовал с нами, лишь изредка отдавая приказы подбегавшим помощникам. Ну а мы, не зная, куда бы приткнуться, остались стоять подле него.
- Вы устали, - обернулся к нам командир заставы, - вам нужен отдых. Вы сделали невозможное, и награда ваша будет достойной, я даю слово рыцаря. Ступайте за консерватором,[28] он найдёт вам место для отдыха.
Его слова были равносильны приказу для того самого помощника, что читал наши бумаги. Тот ничего говорить не стал, а сделал нам короткий жест следовать за ним.
Патруль бездушных перехватил нас всего в получасе ходьбы от заставы. Ходьбы нормальным шагом, потому что плелись, едва передвигая ноги. Усталость навалилась нам на плечи, клоня к земле. На ноги как будто по чугунной гире подвесили. Но продолжали шагать в направлении заставы.
Всадники в лёгких доспехах и чёрных плащах с крестами святого Иоанна скакали лёгкой рысью, явно патрулируя окрестности. Они тут же обратили на нас внимание, и уже через минуту после их появления мы были окружены.
Говорить, конечно же, пришлось мне. Я предъявил их командиру часть бумаг, полученных от священника в Пьяченце, и сказал, что у нас срочное и не терпящее никаких отлагательств дело к командиру заставы. Так в плотном кольце всадников нас и доставили. Никто, конечно же, коня своего уступать не спешил, но хотя бы за стремя разрешили держаться всю дорогу. Наверное, только благодаря этому мы и сумели проделать весь оставшийся путь до заставы.
Окружённая высоким частоколом из крепких брёвен с каменной главной башней и десятком деревянных построек внутри него застава представляла собой весьма внушительное зрелище. Как, собственно, и все подобные ей. Особенно внушали уважение пять пушек, установленных у бойниц. Здесь мы, наконец, могли почувствовать себя в безопасности.
Нам не стали чинить дополнительных допросов. Консерватор заставы проводил нас в небольшую казарму, скорее всего, предназначенную для гонцов, где мы нашли всё необходимое для отдыха. Кровати, чистые одеяла и даже довольно толстые матрацы. После сомнительного отдыха на каменном полу собора Сан-Антонио и безумной гонки по катакомбам, это для всех нас были просто райские условия.
Кое-как сложив одежду рядом с кроватью, я растянулся на матраце, завернулся в одеяло и уснул, кажется, прежде чем понял, что засыпаю.
Проснулся я от голода. Впервые с того момента, как мы отправились в катакомбы, у меня появилась возможность нормально поесть. Я поднялся с кровати, быстро оделся и вышел из уже опустевшей казармы. Вор с тевтоном проснулись раньше меня и, наверное, тоже отправились на поиски еды.
На выходе из казармы меня перехватил тощий парнишка в чёрной рясе.
- Я младший консерватор заставы, - представился он, изо всех сил стараясь соответствовать званию, - и должен проводить вас в трапезную.
- Я как раз собирался туда, - кивнул я.
Идти было недалеко, но я бы ни за что не отличил трапезную от иных построек заставы. Она сейчас опустела – большая часть рыцарей и солдат отправились к Пьяченце, оставив здесь лишь самый минимальный гарнизон. Скучали у пушек артиллеристы да мерили шагами площадки на вышках солдаты с мушкетами на плечах. Перед воротами дежурил усиленный караул, а сами ворота для надёжности были перекрыты рогаткой, которой вчера не было.
В трапезной вор с тевтоном уже вовсю набивали животы. Напротив них за длинным столом сидел знакомый уже человек – консерватор заставы. Он отправил парнишку, что привёл меня на кухню за ещё одной тарелкой и прибором, и, не дожидаясь пока я примусь за еду, завёл разговор.
- Ваши товарищи говорят, что среди бумаг, которые вы носите с собой, имеется ещё одна, - сказал он. – Та, в которой говорится о вознаграждении для вас.
- Есть у меня такая бумага, - кивнул я, вынимая из планшета последний из вручённых мне священником документов. – Здесь подписи синдика Пьяченцы и членов городского совета, а также подпись и печать епископа. Надеюсь, вы не сомневаетесь в их подлинности.
Консерватор принял у меня документ, внимательно изучив его.
- Здесь не проставлена цифра, - сказал он, констатируя вполне очевидный факт.
- Именно, - кивнул я. – Сколько денег имеется на заставе?
- Я понимаю, что город возместит нам все убытки на ваше вознаграждение, однако, всё равно, всех денег отдать не могу.
- Будет довольно и двух третей, - сказал я. – И прибавьте к этому ещё стоимость снаряжения и провианта для меня и моих товарищей.