— Ей-богу же, меня это нисколько не удивляет, — сказал Стрикленд, вглядываясь в натянутую на потолке парусину. — Смотрите!
Между парусиной и карнизом свешивались два коричневых змеиных хвоста. Освещенные лампой, они отбрасывали на стену длинные тени.
— Конечно, если вы боитесь змей… — сказал Стрикленд.
Я ненавижу змей и боюсь их; ведь стоит только заглянуть в глаза любой змеи, и вы увидите, что она знает все о тайне грехопадения, и даже больше, чем все, и что она полна к нам того презрения, каким был полон дьявол, когда Адама изгнали из рая. К тому же укус ее обычно смертелен — она забирается под штанину и обвивается вокруг ноги.
— Вам не мешало бы починить вашу крышу, — сказал я, — дайте-ка мне удилище подлиннее, и мы собьем их.
— Они спрячутся между балок, — ответил Стрикленд. — Я не потерплю, чтобы у меня были змеи над головой. Сейчас залезу наверх. Берите удилище и стойте здесь, и если только я сброшу их, вы их прикончите.
Мне не очень-то улыбалось быть помощником Стрикленду в таком деле, но я все же взял удилище и подождал, пока он не принес с веранды садовую лестницу и не приставил ее к стене комнаты. Оба хвоста подтянулись кверху и исчезли. Слышно было, как змеи стремительно поползли по натянутой парусине, как зашуршали их длинные тела. Стрикленд взял с собой лампу, а я все еще старался убедить его, сколь опасно охотиться на змей между парусиновым навесом и тростниковой крышей, не говоря уже об ущербе, который он нанесет дому тем, что разорвет весь навес.
— Глупости! — воскликнул Стрикленд. — Не иначе как они укрылись у самой стены. Кирпичи для них чересчур холодны, они больше любят комнатную температуру. — Он взялся за угол парусины и стал отдирать ее от карниза. Раздался громкий треск разрываемой материи. Стрикленд просунул голову в темное отверстие в углу под балками крыши. Я стиснул зубы и поднял удилище, ибо даже не представлял себе, что может на меня оттуда свалиться.
— Ого! — вскричал Стрикленд, и голос его загремел и загрохотал под крышей. — Да тут хватит места для другой такой же квартиры, и, черт возьми, в ней кто-то живет!
— Змеи? — спросил я снизу.
— Нет. Целый буйвол. Протяните-ка сюда мне толстый конец вашего удилища, и я его проколю. Лежит на центральной балке.
Я протянул ему удилище.
— Раздолье-то какое для сов и всяческих гадов! Неудивительно, что тут живут змеи, — сказал Стрикленд, взбираясь еще выше и тыча куда-то концом удилища. Локоть его то появлялся, то снова исчезал в темноте.
— А ну-ка вылезай отсюда, кто ты ни есть! Голову берегите. Валю вниз.
Я увидел, как парусина почти на середине комнаты оттопыривается, как что-то тяжелое стягивает ее все ниже и ниже, прямо над стоящей на столе зажженною лампой. Едва я успел схватить лампу и отскочить в сторону, как с треском раздираемая на части парусина сорвалась с карнизов, заколыхалась и выбросила на стол нечто такое, на что я не решался взглянуть до тех пор, пока Стрикленд не спрыгнул с лестницы и не кинулся ко мне.
Он не стал пускаться в объяснения, ибо по натуре был человеком немногословным; он только поднял свисавший конец скатерти и прикрыл им то, что лежало теперь на столе.
— Вот так штука, — сказал он, ставя на пол лампу, — наш друг Имрей вернулся. А, так это действительно ты?
Под скатертью что-то зашевелилось, и оттуда выползла маленькая змея; Стрикленд тут же прикончил ее толстым концом удилища. Я только смотрел на все это и, помнится, ничего не сказал — очень уж мне было не по себе.
Стрикленд пораздумал немного и решил выпить. Скатерть больше не шевелилась.
— Так это Имрей? — спросил я.
Стрикленд откинул на несколько мгновений скатерть и посмотрел.
— Да, это Имрей, — ответил он, — и горло у него перерезано от уха до уха.
— Так вот откуда шел этот шепот в доме, — сказали мы оба в один голос, обращаясь друг к другу и вместе с тем каждый сам к себе.
Из сада донесся неистовый лай Тьетьенс. Немного погодя дверь в столовую распахнулась, и оттуда высунулся ее огромный нос.
Собака стала тихо обнюхивать воздух. Куски разорванной парусины свисали почти до самого стола, и некуда было деться от всего, что случилось.
Тьетьенс вошла в комнату и уселась возле нас, оскалив зубы и выставив передние лапы. Она посмотрела на Стрикленда.
— Дела-то худые, старуха, — сказал он. — Не залезают ведь люди под крыши своих бунгало, чтобы умереть, и не натягивают потом парусины. Давайте-ка подумаем, что все это значит.
— Давайте лучше подумаем об этом в другом месте, — предложил я.
— Превосходная мысль! Гасите лампы. Мы сейчас пойдем ко мне в комнату.
Я не стал гасить лампы. Я пошел в комнату Стрикленда первый и предоставил ему самому погружать столовую в темноту. Он пришел вслед за мной, мы закурили и стали думать. Думал Стрикленд. Я не переставая курил: мне было страшно.
— Имрей вернулся, — сказал Стрикленд. — Вопрос в том, кто убил Им-рея? Не говорите мне ничего, у меня есть на этот счет свое мнение. Когда я нанял это бунгало, большая часть слуг Имрея перешла ко мне. Имрей был человек простодушный и безобидный, не так ли?
Я согласился с ним, хотя лежавший под скатертью ком видом своим не подтверждал ни того, ни другого.
— Если я созову всех слуг, они станут тут плечом к плечу и будут лгать, как ариане. Что бы вы предложили?
— Вызывать их поодиночке, — сказал я.
— Тогда они убегут и всё разболтают товарищам, — возразил Стрикленд. — Надо разъединить их. Как вы думаете, ваш слуга что-нибудь знает?
— Может быть; впрочем, нет, вряд ли. Он ведь здесь всего каких-нибудь два-три дня, — ответил я. — А как по-вашему?
— Боюсь что-нибудь утверждать. Только все-таки как же этот человек умудрился угодить поверх навеса?
За стеною послышался глухой кашель. Это означало, что Бахадур Хан, лакей Стрикленда, проснулся и собирается укладывать своего господина спать.
— Войди, — сказал Стрикленд. — Ночь-то какая сегодня теплая, правда?
Бахадур Хан, здоровенный, высокий мусульманин, подтвердил, что
ночь действительно теплая, но заметил, что, по всей вероятности, опять пойдет дождь и что, с позволения его чести, тогда будет легче дышать.
— Действительно, гак оно и будет, если господь приведет, — ответил Стрикленд, стягивая с себя сапоги. — Сдается мне, Бахадур Хан, что я очень уж давно без жалости заставляю тебя работать, с того самого дня, когда ты ко мне нанялся. Когда же это было?
— Неужели Сын Неба не помнит? Это было, когда Имрей-сахиб втайне уехал в Европу и никого не предупредил. И мне — даже мне — была оказана великая честь: Покровитель Бедных сделал меня своим слугою.
— А разве Имрей-шхмб уехал в Европу?
— Такая идет молва среди его бывших слуг.
— А ты что, пойдешь к нему опять служить, когда он вернется?
— Ну, конечно, сахиб. Это был добрый хозяин, и слугам у него жилось хорошо.
— Ты прав. Вот что, я очень устал, но завтра я поеду охотиться на оленей. Дай-ка мне мое ружьецо, то, с которым я на черного оленя хожу; там оно, в ящике.
Слуга наклонился над ящиком, достал оттуда стволы, ложе и замок и передал Стрикленду, который стал собирать ружье, меланхолически при этом зевая. Потом он потянулся к патронташу, вытащил оттуда большой патрон и вставил его в казенную часть «360 экспресс».
— Так, выходит, Имрей-сахиб уехал в Европу тайком! Очень это странно, Бахадур Хан, не правда ли?
— Что я могу знать о путях белых людей, Сын Неба?
— Разумеется, очень мало. Но сейчас ты узнаешь больше. Мне довелось проведать, что Имрей-сахиб вернулся из своих далеких странствий и даже что сейчас вот он лежит здесь, за стеной, и ждет своего слугу.
— Сахиб!
Свет лампы скользнул по стволам ружья, наставленного на- широкую грудь Бахадур Хана.
— Поди посмотри! — сказал Стрикленд. — Лампу возьми. Твой господин устал и ждет тебя. Ступай!
Слуга взял лампу и направился в столовую. Стрикленд пошел за ним, почти подталкивая его дулом ружья. Несколько мгновений тот смотрел на зияющую наверху черноту, на извивающуюся под ногами змею; когда же наконец взгляд его упал на то, что лежало на столе, лицо его омрачилось.
