Если эту книгу когда-либо напечатают, то, может быть, кто-нибудь вспомнит этот рассказ, который я публикую как доказательство того, что автор «Книги о матушке Матурин» не я, а Макинтош Джелалуддин.

Я не хочу, чтобы ко мне применяли слова о «плаще гиганта».

Малвени, Ортерис и Лиройд — рядовые роты «Б» одного английского полка и мои закадычные приятели. Когда они вместе, во всем полку, я думаю, хоть и не уверен, не найдется солдат более ловких на всякие проделки.

Эту историю они рассказали мне на днях, когда мы сидели на амбалском вокзале, в буфете, ожидая поезда. Я поставил пиво. Рассказ стоил дешево — всего полтора галлона.

Вы, конечно, знаете лорда Бениру Трита. Он герцог, или граф, или вообще какое-то неофициальное лицо; кроме того, он пэр, а также турист. По трем этим причинам он, как говорит Ортерис, «не стоит внимания». Он приехал в Индию на три месяца, чтобы собрать материалы для книги под заглавием «Наши трудности на Востоке», и кидался на всех, словно казак во фраке.

Была у него одна страсть, свойственная ему, должно быть, потому, что он радикал, — это устраивать гарнизонные смотры. После смотра он имел обыкновение обедать с командиром и ругать его за скверное состояние его войск, сидя за столом офицерского собрания. Вот как поступал Бенира.

Одно время он устраивал смотры уж слишком часто. В военный городок Хелантхами он приехал во вторник. В среду он собирался делать покупки на базарах и «выразил пожелание», чтобы в четверг был устроен смотр войскам. Вы только подумайте… в ч-е-т-в-е-р-г! Командующему гарнизоном неудобно было отказать в этой просьбе, так как Бенира был лорд. В офицерском собрании состоялся митинг негодующих младших офицеров, и они обозвали полковника всякими ласкательными именами.

— Но настоящая демонстрация, — сказал Малвени, — состоялась в казарме роты «Б»; мы трое были зачинщиками.

Малвени взобрался на табурет у буфетной стойки, удобно устроился поближе к пиву и продолжал:

— Когда галдеж был в самом разгаре и рота «Б» уже собиралась укокошить этого Трига на плацу, Лиройд снимает свой шлем и говорит… Что ты там сказал-то?

— Я сказал, — ответил Лиройд, — выкладывайте монету. Начинайте подписку, братцы, чтобы отменить парад, а ежели парад не отменят, я монету верну. Вот что я сказал. Вся рота «Б» меня поддержала. Я собрал большую подписку — четыре рупии восемь ан — и пошел налаживать это дельце. Малвени и Ортерис пошли со мной.

— Мы обыкновенно орудуем все сообща, — объяснил Малвени.

Тут Ортерис перебил его.

— Вы газеты читаете? — спросил он меня.

— Иногда, — ответил я.

— Мы тоже читаем газеты, и мы задумали совершить невзаправдашний дакайти, э… как это… совращение, что ли?

— Похищение, олух ты этакий, — сказал Малвени.

— Похищение или совращение — не велика разница. Одним словом, мы решили убрать с дороги мистера Бениру, пока четверг не минует, а там ему будет некогда возиться с парадами. Я сказал: «На этом дельце мы несколько рупий наживем».

— Мы устроили военный совет, — продолжал Малвени, — и совещались, пока гуляли вокруг артиллерийских казарм. Я был председателем, Лиройд — министром финансов, а коротыш Ортерис был…

— Проклятым Бисмарком! Ведь я и наладил все представление.

— Этот настырный Бенира сам все за нас проделал, — сказал Малвени, — а мы… провалиться мне на этом месте, если мы знали, что произойдет через минуту. Он шлялся по базару за покупками, пешком. Уже смеркалось, мы стояли и смотрели, как наш коротышка бегает из лавки в лавку и все старается заставить черномазых малум его бат. Вот он подкатывается к нам — руки полны всякого товара — и говорит с важным видом, выпятив животик: «Братцы, говорит, не видали вы коляски полковника?» — «Коляски? — говорит Лиройд. — Тут никакой коляски нет: только одна икка стоит», — «Это что такое?» — говорит Триг. Лиройд показывает ему икку, что стояла на улице, а он говорит: «Вот это настоящий Восток! Я поеду на икке». Тут я и смекнул, что наш полковой святой выдал нам Трига с руками и ногами. Я побежал за иккой и говорю болвану извозчику: «Эй, черная морда, говорю, вот тут один сахиб желает на икке прокатиться. Он хочет джалди доехать до Падшахова джхила, — а это было мили две оттуда, — чтобы пострелять бекасов… чирия. Вези побыстрей прямо джаханнам ке муафик, малум? И незачем файда баки а сахибу, потому что он все равно не самджхао твою бат. Если он что бою, ты просто чуп и чал. Декха? Первые ад ха мили от поселка поезжай ахиста. Потом чал шайтан ке муафик. И чем дольше ты будешь чу л и чем больше джалди будешь чал, тем больше хуш будет сахиб, и вот тебе рупия». Извозчик смекнул, что тут чем-то пахнет. Оскалил зубы и говорит: «Бахут аччха! Буду гнать во весь дух». Я молил судьбу, чтобы полковникова коляска не приезжала, пока мой милый Бенира милостью божьей не очутился где следует. Ну, коротышка наш кладет свои товары в икку и лезет в нее сам, как жирная морская свинка, и ведь невдомек ему дать нам на чай за нашу услугу, что мы ему до дому добраться помогли. «Поехал на Падшахов джхил», — говорю я товарищам.

Рассказ продолжал Ортерис:

— А тут как раз подвернулся Бхалду, сынишка одного артиллерийского саиса, — в Лондоне из него вышел бы замечательный газетчик, такой он шустрый, ловкач на всякие штуки. Он увидел, как мы сажали мистера Бе-ниру в его коляску, и говорит. «Чего это вы делали с сахибом?» — говорит. Лиройд схватил его за ухо и говорит…

— Я говорю, — сказал Лиройд, — «Слушай, постреленок, этот мошенник хочет, чтобы в четверг — каль — вывезли пушки, а это значит, что тебе придется поработать лишнее. Так ты ситх на тат, возьми лакри и вали что есть духу на Падшахов джхил. Поймай там эту икку и скажи извозчику на своем языке, что пришел его сменить. Сахиб этот не понимает вашей бат, и он немножко с придурью. А ты направь икку в Падшахов джхил — прямо в воду. Оставь там сахиба и беги домой; и вот тебе рупия».

Тут Малвени и Ортерис стали рассказывать, перебивая друг друга, причем начал Малвени. (Вам самим придется по мере сил разобраться в том, кто из них что сказал.)

— Этот Бхалду был смышленый чертенок… «Бахут аччха», говорит, и наутек… да еще подмигнул… А я сказал, что на этом можно деньжонок нажить… А я сказал, что надо поглядеть, чем кончится кампания… А я сказал: «Вали, братцы, на Падшахов джхил!.. Давайте спасать коротышку, а то как бы разбойник Бхалду его не зарезал… Явимся туда, словно спасители в мелодраме, что дают в театре королевы Виктории…». Ну, поперли мы, значит, к джхилу, а тут слышим — сзади дьявольский топот… Видим — трое мальчишек на татах косарей несутся во всю прыть… Провалиться мне, если Бхалду не собрал целое войско дакайтов… Это чтобы получше обделать дельце. Ну, они мчатся, мы мчимся, а сами прямо лопаемся от смеха, и наконец подбегаем к джхилу… А тут слышим вопли отчаяния, печально плывущие в вечернем воздухе…

(Ортерис под влиянием пива пришел в поэтическое настроение. Дуэт возобновился, причем опять начал Малвени.)

— И вот, слышим, дакайт Бхалду орет на извозчика, а один из дьяволят как хлопнет своей лакри по верху ыкки, а Бенира Триг как заревет: «Караул! Режут!» Бхалду хватает вожжи и как сумасшедший гонит прямо в джхил — от извозчика он отделался… А извозчик подходит к нам и говорит: «Этот сахиб, говорит, прямо гхабра — очумел от страха! К какой это дьявольщине вы меня припутали?». — «Ничего, говорим, ты пакра своего пони и ступай за нами. На этого сахиба дакайты напали, и мы хотим его спасти!». А извозчик говорит: «Дакайты? Какие дакайты? Да это бадмаш Бхалду». — «Какой Бхалду? — говорим. — Это дикий головорез-патан с гор. Их человек восемь на сахиба навалилось. Ты это запомни и получишь еще рупию!» И вот видим — икка в пруд опрокинулась, слышим плеск воды — хлюп-хлюп-хлюп — и голос Бениры Трига, который просит бога простить ему все прегрешения… А Бхалду с приятелями в воде плескаются, словно мальчуганы в Серпентайне.