Все было нелепо, противно, ничтожно, да и сам он превратился в ничтожество, в пешку, которую еще не съели, но уже сбросили со счетов.

Как говорил незабвенный Райкин: лучше быть в серединочке, золотой серединочке. Ураган редко валит все дерево сразу. Обычно он ломает либо верхушку, либо, что чаще всего, отдельные веточки, слишком нагло и глупо вылезшие из общей кроны. Зотов не хотел больше быть наглым или глупым. Он решил, а точнее, вынужден был решить, сделаться как все, как золотая серединочка.

И он прикинулся ею, но лишь для того, чтобы в свой звездный час снова выйти на арену ненавистного цирка и мечом гладиатора уничтожить и тигров, и их дрессировщиков.

На следующий день майор оказался в больнице с диагнозом — острая сердечная недостаточность. Напряжение последних месяцев, смерть близких, кудановские наркотики и пытки взяли свое. И хотя после Ялты майор две недели находился в реабилитационном центре — этого оказалось явно недостаточно.

И снова две недели вынужденного заточения в больничной палате. После выписки Орлов с удовольствием отправил Зотова в санаторий КГБ и был ужасно рад, что не пришлось ломать голову, как удалить майора подальше от Москвы мирным путем и временно отстранить от дела.

В столицу Зотов вернулся лишь в начале ноября. Врачи постарались на славу и похудевший, осунувшийся, с провалившимися глазами майор, снова превратился в розовощекого крепыша.

Группу Корнеева пополнили новыми людьми и передали под начало Дмитрия Николаевича. Орлов сообщил ему, что дело о покушении на Андропова забрали в более высокие инстанции, так как затрагивались слишком важные чины. Группе Зотова поручили продолжать раскручивать афганское направление.

Пришлось все начинать сначала. Сан Саныч был убит, капитан Махов скончался, Бронько был шестеркой и ничего путного не знал. Исламбека сожгли, хотя Зотов и не очень верил этому. Да и не только Зотов. В общем, все было не так и шло наперекос. Тем не менее, Орлов был настроен весьма оптимистично, зачитал благодарственный приказ Андропова и сообщил, что подал ходатайство о присвоении Зотову очередного воинского звания. Но самым большим подарком для майора оказалось назначение Рогозина его заместителем. На удивление Зотова генерал ответил, что капитан верный человек и был в стане Быкова агентом Орлова. Дмитрий Николаевич, и так подозревавший своего шефа в нечистой игре, окончательно уверился в своих опасениях.

Неразговорчивый Зотов совсем замкнулся, находя отдушину лишь в постоянной напряженной работе. Он начинал по крупицам собирать недостающие частички недавней мозаики втайне от всех. Он не доверял никому и прежде всего своему заму.

Еще до санатория Зотов успел поговорить с командиром спецназа, сидевшим в тот злополучный день в засаде вокруг дачи Министерства обороны. На вопрос почему не открыли огонь по колесам, командир ответил, что машина Зотова закрыла сдобою беглецов, а потом было поздно, да и Зотов уже развернулся для погони. Все было бы логично, но один из бойцов проговорился, что они смогли бы остановить машину, не отмени командир своего приказа.

Это указывало на то, что акция была запланирована. В пользу подобного вывода говорило и радиоуправляемое взрывное устройство, вмонтированное в машину. Но вот почему Бортник решили убрать с таким шумом? Если враг начинает играть, отступая от своих же собственных правил, значит, это необходимо, и весь этот спектакль был рассчитан исключительно на Зотова. Зачем? Логика подсказывала майору обратиться к патологоанатому, делавшему экспертизу Елены Николаевны. Но за неделю до возвращения Зотова, врач ушел на заслуженный отдых и жил где-то под Москвой.

После гибели Бортник прочло почти полтора месяца. За время майор успел привести в порядок свои мысли и нервы. Он снова приобрел возможность здраво рассуждать и по новому посмотреть на недавние события. Дмитрий Николаевич поклялся размотать этот дьявольский клубок. Но он и не подозревал, что его злоключениям далеко не конец и большая их часть впереди…

Я сидел не шевелясь. Голова была тяжелая и противно гудела, то ли от спиртного, то ли от того, что я только что услышал. Рассказ майора поразил меня. В это трудно было поверить, во у меня не было оснований не доверять этому человеку: слишком долго носил он в себе страшную ношу.

Вообще, было странно, что Зотов открылся мне — практически чужому человеку: подобные тайны уносят с собой в могилу. Может быть, майор чувствовал, что скоро ему предстоит встреча с Господом и решил исповедаться? Пускай не другу и даже не хорошему знакомому, а простому сержанту, служившему когда-то под его началом. Но именно я оказался в эту минуту тем связующим звеном с прошлым, с которым он не мог расстаться из-за ставшей проклятой для него памяти.

Майор молчал. Он понимал мои чувства и не мешал им. Воспоминания отрезвили его, и непонятно, кто из нас был — больше пьян: я или он.

— Дмитрий Николаевич, — спросил я. — В самом начале вы сказали что Елена Николаевна погибла семь лет назад. Но это значит 84-й год?

— Я не ошибся. Елена Николаевна действительно погибла в 84-м.

— Да, но…

— Имей терпение, сержант, — Дмитрий Николаевич вздохнул и положил руку мне на плечо. — Об этом я расскажу тебе в нашу следующую встречу. Мне пора на поезд.

Я машинально провел рукой по карманам, но вспомнив, что не на работе, спросил:

— У вас есть ручка? Запишите мой домашний телефон и адрес. Как только будете в Ленинграде, обязательно позвоните.

Он достал записную книжку.

— Обещаю, если доживу.

— Ну-ну, товарищ майор, это не мужской разговор.

Он усмехнулся:

— Все мы ходим под Богом… и под господином.

Я внимательно посмотрел на Зотова. Он отвернулся и махнул рукой официанту. Расплатившись, мы вышли на улицу.

— Я провожу вас?

— Недолго.

Мы направились к Невскому проспекту. Зотов закурил и мрачно произнес:

— То, что сейчас происходит, было запрограммировано Андроповым еще в 83-м году.

Я удивленно посмотрел на майора.

— Простите, но вы же сами только что пели ему дифирамбы. Исходя из ваших слов, не уйди Андропов преждевременно из жизни, афганская война закончилась бы на шесть лет раньше, и согласитесь, что для войны это немалый срок. Насколько меньше было бы калек от ранений, от наркотиков, человеческих смертей, не говоря уже об экономическом положении. Продержись Андропов у власти хотя бы лет пять — не было бы сейчас "второго Афганистана", разгула коррупции, открытого бандитизма и испохабленной демократии.

Майор криво усмехнулся:

— Не все так просто, и не делай поспешных выводов. Не забудь, что у человека две руки и в то время, когда одна дает, другая может забрать.

Майор явно испытывал меня на сообразительность, но в ту я не оправдал его надежды. Меня понесло

и, широко размахивая руками, я почти кричал на всю улицу:

— Горбачев с легкой руки Запада объявил "перестройку" с последующей гласностью и демократией. Но без твердой руки, я не имею в виду сталинскую руку, а подразумеваю четкий закон для всех, его беспрекословное выполнение и жесткий контроль, так вот, без этой "твердой руки" демократия превращается в порнографию.

— На это и было рассчитано.

Я опять не понял майора и продолжил свою мысль:

— Не исключено, что проживи Юрий Владимирович еще лет пять — наша страна стала бы действительно самой могучей державой не только на бумаге с ее брежневскими приписками и открытым горбачевским враньем, но и на деле.

— Это ошибочное мнение, и очень многие в него верят. Да, Андропов был исключительной личностью, и именно поэтому он понимал, что доставшаяся ему в наследство система обречена, что при всем своем уме и мощи, он не сможет вытянуть ее за уши из пропасти. Именно поэтому он начал претворять в жизнь свой план "Тайфун", который затем продолжили его соратники.