-- Ну, принц... Вы слишком настойчивы в своих ласках! Я благовоспитанная дама, а не какая-нибудь распущенная деваха... Ой, ну куда вы лезете! Туда запрещено лазить малознакомым мужчинам... Ой, ну раз уж залезли...

   Лаудвиг дышал разгорающейся страстью. Он поставил "благовоспитанную даму" на карачки и принялся стягивать с нее юбку. Та вяло сопротивлялась, постоянно бормоча насчет какой-то там чести и достоинства. Когда же принц увидел худенький, но уже полностью обнаженный зад, его пальцы глубоко впились в мягкие половинки. Дама громко вздохнула и с нетерпением ждала, что будет дальше.

   А дальше произошло вот что.

   Сзади кто-то громко кашлянул. Лаудвиг резко обернулся. Там с самым тупым во вселенной выражением лица стоял Жозеф.

   -- Какого ч-черта ты здесь делаешь, дурак?!

   -- Извините, сьир, но вас срочно вызывает к себе король.

   -- А-а-а... -- Принц произнес это таким тоном, словно не он, а наоборот -- ему что-то куда-то засадили. -- Проклятье! Ладно, сейчас иду... Сгинь с глаз моих! -- Потом обратился к даме: -- Слушай, я выгляжу не слишком пьяным? Жди меня здесь. Надеюсь, что скоро вернусь.

   К покоям своего отца Лаудвиг подходил с тем же трепетом, как мышь крадется на территорию королевского кота. Он двигался на цыпочках, затаив дыхание, пытаясь подглядеть: в добром ли расположении духа находится король?

   -- Вы меня звали, ваше величество?

   Эдвур оторвался от чтения некой книги, и по его мягкому задумчивому взору сразу можно было догадаться: пинать ногами Лаудвига нынче он явно не намерен.

   -- Звали. Проходи и садись в кресло.

   Принц радостно вздохнул и смело прошел в зал. Подходить слишком близко к отцу он все же не решался. Предательский запах спиртного разил изо рта как из неприличного места. Он присел и суматошно начал соображать, чем бы угодить королю. То ли погладить его любимого кота, то ли поинтересоваться, что за книгу он читает? А может, просто пожелать ему доброго здоровья? Сам не зная почему, Лаудвиг ляпнул:

   -- А я, помнится, недавно в храме был вместе с Пьером. Это ведь хорошо, да?

   Король Эдвур отложил в сторону книгу и покачивая головой посмотрел своему сыну в глаза. Их вызывающая яркая голубизна (та, что пленила многих женщин) действовала на монарха непримиримо-раздражающе.

   -- В лесах Франзарии отловили одну ведьму, за которой долго охотится царь Василий. Ибо ведьма эта много зла совершила в его мираже. Нужен доброволец, чтобы доставить ее в целости и сохранности на суд царю. Красивое начало для детской сказки?

   Лаудвиг кивнул, хотя ни черта не понял.

   -- Сможешь найти мне юношу: рослого, красивого, голубоглазого, да еще прозрачной крови? Ибо только такой достоин сопровождать столь злую колдунью. И концовка у той сказки счастливая: вернется юноша, выполнив королевское поручение, и разрешит ему король посидеть на своем троне. Ибо он заслужил его по праву... А не только... -- Эдвур вдруг громко чихнул, -- ...по наследству! Понял, балбес, хоть о чем речь идет?

   Принц так растерялся, что даже забыл, с чего сказка-то началась.

   -- Извините, ваше величество, куда надо отвести эту колдунью? Я мигом сбегаю.

   -- В Москву, к царю Василию. Беги, юноша, беги. Туда и назад. Я посижу здесь в кресле, подожду.

   У Лаудвига вслед за опустившимися руками опустилась и челюсть. Даже померкла красота в глазах. Он вмиг стал хмурым и задумчивым -- состояние для него столь неестественное, что оно до неузнаваемости изменило его лицо.

   -- И не вздумай гневить меня своими возражениями! -- Эдвур повысил тон. -- Ты должен, наконец, доказать всем нам, что достоин звания будущего монарха. Что ты не какая-нибудь размазня, а сын Эдвура Ольвинга! Сверши за свою проспиртовавшуюся жизнь хоть одно дело достойное мужчины! Я все сказал. Письмо для царя возьмешь у советника Альтинора. Он же даст тебе более подробные инструкции. Теперь прочь с глаз моих!

   Степь темноты -- та, что рождала образы, зримые и чувственные, явные и обманчивые, -- стала свидетельницей странной процессии. По сухой пыльной дороге запертую в железной клетке везли отвратительную старую ведьму, взор которой постоянно был опущен вниз. Впереди на отличных породистых лошадях ехали два воина -- разведчики тьмы. В руках они держали по огромному факелу, освещающему дорогу, и громко оповещали сзади идущих, если вдруг надо было резко поворачивать направо или налево. Следом ехал Лаудвиг. Его тело небрежно покачивалось на лошади, а угрюмость так и не сходила с лица. Он тосковал по своей вольготной дворцовой жизни. Во мраке ему чудился смех женщин да звон бокалов: все это было так недавно, и так теперь недосягаемо! Время от времени он бормотал себе под нос односложное проклятие: "скорей бы ты сгорела, ведьма!".

   Князь Мельник ехал рядом с лейтенантом Минессом. Двое этих отважных вояк из далеких друг другу миражей сразу как-то нашли общий язык. У лейтенанта на лице на вечную память битва при Ашере оставила большой едва затянувшийся шрам. Тогда он все-таки не смог удачно увернуться от меча англичанина. Но все это его, вроде, не особо и беспокоило. Он шутил, громко смеялся и тем еще больше раздражал унылого принца.

   Ольгу, закованную в железную клетку, везла небольшая повозка. На ней также прикрепили факела, дабы всем любопытным еще издали была видна причина столь многолюдного шествия. Вообще-то ведьм страшно побаивались. И король Эдвур, по правде, рассчитывал не столько на защиту своих вооруженных солдат, сколь на суеверный людской страх перед всякой нечестью. Ольга переживала личную душевную трагедию в полном одиночестве. Ей не с кем было поговорить, некому поплакаться в одежду. Князь Мельник, отводя от нее всякие подозрения, вынужден был тоже сохранять дистанцию.

   В арьергарде тащилось еще восемнадцать хорошо вооруженных охранников. Всяким зевакам, попадающимся на пути, Лаудвиг кричал, как научил его отец:

   -- Эй, посторонитесь! Эта злодейка совершила много колдовства! Не глядите на нее долго, иначе будет порча!

   Фразу эту, произнесенную уж более полсотни раз, Лаудвиг всяко изменял, тасовал в ней слова, но смысл оставался тот же.

   -- Эй! Везем ведьму на сожжение! По приказу короля Эдвура Ольвинга! Не загораживать дорогу!

   Ольге после каждой такой реплики что-то кололо под сердце. Ее укутали в грубую власяницу, которая, впрочем, неплохо держала тепло. Ибо степь темноты была преисполнена ненавязчивым, но медленно пронизывающим холодом. Лаудвиг пытался прибросить в уме, сколько времени займет его "прогулка". И даже по самым оптимистическим подсчетам выходило не меньше двух эпизодов.

   Степь темноты была страшна тем, что в ней с первого взгляда вроде ничего и не страшило. Плотный занавес мрака, как в обыкновенной комнате, лишенной света. Тишина. Покой. Слабый легкомысленный ветерок. Россыпь небесных костров над головой была так далека от человеческого взора, что их присутствие на небе, или наоборот -- отсутствие, ни коем образом не влияло на дела земные. От них ни тепла, ни освещения, никакого другого проку. Лишь голая романтика для мечтателей. Но увы, сама степь скрывала реальные опасности. Самая распространенная из них, наверное, самая древняя -- это разбойники. Надеяться на то, что они напугаются бутафорной ведьмой, было наивно. Положиться на оружие искусных воинов -- более разумно, особенно если учесть, что кроме этого больше ничего не оставалось.

   Еще одним затаившимся страхом являлось попасть в конфликт двух враждующих миражей или в какую-нибудь междоусобицу. Военные стычки по миражам вспыхивали и угасали с такой частотой, что реже зажигались и гасли даже непостоянные небесные костры.

   Степь также являлась традиционным жилищем и вместилищем блуждающих в ней ревенантов. Бесполые призраки давно умерших людей чувствовали себя в ней чуть ли не хозяевами. Ревенанты не могли никого убить явно. Если люди и гибли при встречи с ними, то только от испуга. Но долгое общение с ними грозило обернуться какой-нибудь болезнью -- в случае, если они были злы. И наоборот -- принести удачу, если те в добром расположении духа. Иногда ревенанты ходили целыми толпами, и отличить их издали от настоящих людей считалось серьезной проблемой. На ряду с ними в степи обитало и множество бесов, излюбленным занятием которых было всячески искривлять пространство.