-- Папа, ну можно мне пройтись?
Герцог снова промолчал. Он начал пощипывать пальцами свое лицо, сам не сознавая, что нервничает. "Сказать?.. или не надо?.. И к каким последствиям это приведет?". Времени на благочестивые размышления почти не оставалось. Приближалась агония Каира. А потом Дьессар...
Театрализованное шоу смерти окончательно надоело Пьеру. Никаких чувств, кроме лишнего разочарования, его праведная душа здесь получить была не в состоянии. И он решил вернуться во дворец.
От множества факелов, озаряющих царство вечной темноты, не веяло ни теплом, ни даже светом, а каким-то тлеющим унынием. Ветер приходил лишь изредка, короткими порывами, словно капризничал, -- дунет и снова затаиться в тишине. Огненные сосульки факелов трепыхались от его озорства, пытались огрызаться, пускали ему в погоню шлейфы черного дыма. А ветер от этого приходил в еще большее возбуждение. Пьер брел, понуро опустив голову, и постоянно бормотал себе под нос:
-- Это очень жестоко... пускай бы они верили, как хотят... вот если б я был королем...
Что случилось бы, если б Пьер стал королем, не успел придумать даже он сам, так как замер на полуслове. Навстречу ему шла Кастилита. Не просто шла -- кралась как хищная кошка. Ехидно смотрела ему прямо в глаза, да еще и улыбалась. При внешней скромности, повадками она сильно походила на старшую сестру Мариасу. Пьер понял, что избежать беды не удастся. Он знал, что сейчас опять покраснеет от смущения. Но что делать? Резко поворачивать в сторону -- глупо. Закрыть лицо руками -- уж глупее не придумаешь. Он ненавидел себя за эту слабость, но сам был еще слабее ее. Кастилита, как всегда, пестрила своим ярким шелковым платьем. А он был в невзрачной крестьянской рубашке из сермяги. Тоже -- как всегда. Пьер низко опустил голову, чувствуя, что щеки его уже пылают. И знал, что она все это очень даже хорошо видит. Просто ужас! Он ускорил шаг насколько было возможно. Почти бежал. Когда же огненное искушение прошло мимо, чуть не задев его краем платья, он облегченно выдохнул: "Надо больше молиться! Я слишком мало пребываю в постах и молитвах!", -- и направился в Анвендус.
Даур Альтинор подошел к королю, мягко положив ладонь ему на плечо.
-- Ваше величество, можно вам кое-что сказать?
-- Разумеется, сьир! -- Эдвур находился в явно приподнятом настроении, предвкушая, что вот-вот загорится главная жертва нынешнего торжества гекатомбы.
Альтинор вздохнул. Он с трудом подбирал слова, но не от того, что не знал их. Он думал, как бы преподнести свою мысль ярко и в то же время лаконично.
-- Я тут поразмыслил... хорошо, сожжете вы этих трех носителей ереси. И что дальше?
-- А что должно быть дальше? -- король изумленно поднял брови.
-- Их смерть сделает из них образ великомучеников. О них сложат легенды. Их страдания окутают ореолом святости. И в конечном результате, увы, ересь в сердцах солнцепоклонников только окрепнет.
-- А что вы предлагаете, герцог?
Альтинор поежился, словно от холода, посмотрел на небесные костры, слегка скривил губы и нехотя выдавил из себя:
-- Ну... скажем... если бы все-таки удалось заставить Дьессара отречься от своих заблуждений. И всенародно об этом заявить. Не лучший ли это вариант?
Король всплеснул руками.
-- Господин старший советник! Вы меня удивляете! Да Жоэрс каких только пыток не понавыдумывал! Сам измучился больше их, и толку-то?
Массивная фигура инквизитора, облаченная в черную ризу, слегка пошатнулась -- будто почувствовала, что о ней вспомнили.
-- Придумать пытку большого ума не надо, ваше величество. А вот убедить...
-- Убедите! Еще есть время! Идите, герцог, убедите!
Альтинор задумчиво пожевал нижнюю губу.
-- Насколько мне известно учение еретиков, они утверждают, будто миражи расположены на огромном шаре, -- он растопырил пальцы, демонстрируя воображаемую сферу. -- То есть, земля по своей сути круглая. В какую бы сторону мы не двигались -- придем в исходную точку.
-- Не мудрено. Ведь в мозгах еретиков все извилины сходятся в одной точке, расположенной на целое туловище ниже головы, -- парировал Эдвур довольный собственным афоризмом.
-- Они, -- продолжал Альтинор, -- не верят ни в Рассеяние Мира, ни в Протоплазму сверхтекучего времени, которой окутана черная вселенная. Как вы думаете, ваше величество, если бы Дьессар увидел все это своими глазами, он бы отрекся?
Первый раз за всю беседу король по-настоящему удивился.
-- Ты сам-то это видел? Я -- нет. Правда, моряки утверждают...
-- Вы почти угадали мои мысли, ваше величество. Ибо у меня есть достоверные сведения, что через несколько декад из Луизитании к границе Рассеяния отправляется научно-исследовательское судно. Вот я и подумал своим благочестивым серым веществом: взять бы вашего Дьессара, заковать в кандалы да на это судно. Пускай бы его носом ткнули прямо в Протоплазму. Что он тогда заговорит?
Король нахмурился. Стал вмиг серьезен, задумчив и чем-то недоволен. Жоанна позвала его к себе, но тот лишь отмахнулся.
-- Он не достоин помилования, советник. После всего его хамства, которое мы слышали... Да, честно сказать, я сомневаюсь, что это поможет.
Альтинор пожал плечами.
-- Мое дело -- дать совет... Вы поддались страсти, ваше величество. Вам не терпится услышать предсмертный крик своего врага. Как это чувство мне знакомо! Но представьте себе, если этот самый Дьессар, благодаря вашей рассудительности, будет когда-то стоять на этой же площади, перед этой же толпой, просить у нее прощения и каяться в своих заблуждениях. Главарь всех еретиков! Каким ударом это будет для них и какой славой для вас!
Король стал еще более хмурым. Он посмотрел на столб, где карающий огонь уже лизал пятки Дьессара. Его враг не дергался, не стонал, не молил о пощаде. Что за наказанье! Эдвур даже не сможет получить удовольствие от его предсмертных страданий. Дьессар словно издевался над своей смертью, над пыткой огня и над всеми вокруг. Его твердость духа бесила и угнетала. Да вырвется из него хоть единственный стон?!
Король не выдержал. Сорвался и подбежал к столбу.
-- Тушить немедленно! -- после этого сам взялся затаптывать пламя.
Жоэрс скривил от изумления такую морду, которая была еще страшнее его настоящего лица.
-- Ваше вели...
-- Тушить, я сказал!!
Огонь залили водой. Пламя, оказывается, тоже имеет чувство. От обиды оно зашипело, затрещало и стало пускать в воздух едкие клубы дыма.
-- Теперь развязать!
С Дьессара сняли маску. И хоть бы толика раскаяния или хотя бы благодарности померещилась в его глазах. Нет же. Лицо такое же невозмутимое. И взор столь же высокомерен.
-- Терпеливый, да?! -- кричал король вне себя от бешенства. -- Смерть для тебя развлечение?! А я вот помучаю тебя, заставив еще пожить!
Даур Альтинор вышел из толпы. Он небрежно оттолкнул в сторону мешающегося под ногами уродца и произнес:
-- Ваше величество, позвольте мне. -- Потом обернулся к Дьессару: -- Посмотри мне в глаза.
Солнцепоклонник предпочел посмотреть в самый центр неба. Стопы его ног успели покрыться волдырями, черная простыня обгорела и слегка дымилась. Что-то совершенно чуждое, трансцендентное человеческому менталитету сверкало в его глазах. Сверкало и тут же гасло. Альтинор превозмог себя и положил ему руку на плечо.
-- Дьессар, почему ты не считаешь нас за людей?
-- Те, кто добровольно изуродовали в себе облик человеческий, те, кто ведет на смерть исповедников лученосной веры, недостойны именоваться людьми. Вы -- мракобесы. Поклоняетесь пустоте словно древнему божеству.
Толпа горожан принялась недовольно перешептываться. Никто не мог взять в толк, с чего бы такая перемена в общении с еретиком. Ведь он уже был предан огню! Альтинор, чувствуя огнеопасный накал страстей, решил переходить к делу.