Дианелла продолжала скрываться в приюте бездомных детей. Она почти ни с кем не общалась, стала грязной и чумазой, подстать своему окружению. Постоянно вытирала из-под ресниц слезы и шептала себе под нос: "дядя король придет и спасет меня, обязательно спасет". Флеменция в одежде нищенки сидела с протянутой рукой у давно закрывшейся лавки некого Бариотти и благодарила Непознаваемого за те крохи, что доставались ей и ее воспитаннице.

   А время, сломя часовые стрелки, несущееся неведомо куда, не вступало в союз ни с франзарцами, ни с их врагами. То есть работало против всех. Горожан косил меч и голод. Англичане все более теряли присутствие духа, так как обещанная помощь с родины, кажется, была отрезана разъяренными франзарскими кораблями.

   В жизни простого английского солдата Грейта в период этой осады произошел случай, о котором он рассказывал бы своему потомству как о самом слезном анекдоте. Да... В том-то и дело, что рассказывал бы... Короче, сел Грейт во время своей вахты на городской стене немного вздремнуть. Сам виноват. Прислонился он спиной к талусу одной башни, да еще бесстыдно раздвинул ноги. Так спят в люльке маленькие дети. И рот открыл вдобавок. Проснулся Грейт не от ругани офицера, как бывает в подобных случаях. Он пришел в себя от страшной боли. Причем, в самом деликатном органе. Его член словно провернули на мясорубке. Крик спонтанно вырвался из гортани. И когда несчастный открыл глаза, то увидел торчащую между ног стрелу. Первая мысль, посетившая его шокированное сознание, проста: это мстит кто-то из горожан. Но траектория и угол падения стрелы были таковыми, что она могла прилететь не иначе как из-за пределов города. Тогда, может, франзарская армия начала свой штурм? К счастью, нет. Больше ни единого выстрела.

   Несчастный Грейт! Как он кричал, когда его напарник вынимал стрелу из судьбоносного для потомства органа! Увы, уже обреченного потомства! От колен и выше штаны солдата покрылись, словно аллергией, пятнами крови. Среди боли и бешеной суматохи происходящего Грейт и не заметил, что к наконечнику стрелы была прикреплена скрученная в трубочку бумага.

   Филип, так звали его напарника, развернул записку и принялся спешно ее читать. Радость даже не появилась -- она взорвалась на его лице. Глаза просияли. Он обнял страдальца, поцеловал его и произнес фразу, которая надолго стала афоризмом среди англичан: "рядовой Грейт, ценой своего члена ты спас всю нашу армию!".

   Оставалось менее декады до того момента, когда первый удар тевтонской машины сотрясет весь город...

   -- Везут! Сьир герцог! Их уже везут! -- один из солдат чуть не сходил с ума от радости, когда увидел огромные фаллического вида металлические чудовища, которые тянули спереди более десятка лошадей.

   Многочисленные колеса платформы то и дело буксовали в ямах, и тогда чуть ли не половина армии сбегалась помогать движению машин. Иные солдаты шли впереди и танцевали, словно приветствовали спустившееся с неба древнее божество. Да, на стенобитные машины Флюдвига смотрели как на спасение. Их грозный металл был с оттенком праведного гнева и блеском скорой победы.

   Альвур Оранский погладил волосы Фиассы, поцеловал ее обнаженную грудь и сказал:

   -- Никуда не высовывайся из шатра. Мне пора за дело.

   -- Будь осторожен, дорогой.

   -- Душа моя, твое пребывание здесь не менее опасно. Почему бы тебе не вернуться в Англию?

   Фиасса так усердно замотала головой, что ее растрепанные волосы стали хлестать по лицу герцога. Потом оба засмеялись. Он поцеловал ее в губы и вышел наружу.

   Предвечная Тьма была явно напугана светом множества факелов, торжеством множества душ и криком множества голосов. Ее жуткий мрак вынужден был отступить далеко к границам мироздания. Даже небесные костры сияли, казалось, ярче обычного. Небожители намеренно разожгли их побольше, дабы посмотреть с горнего мира на великую битву двух великих народов. Франзарские солдаты кричали от радости, трясли огнем и прославляли Непознаваемого за Его чудные деяния.

   Граф Айлэр, командующий армией, был уже здесь, суетливо отдавал приказы, на всех кричал, какого-то солдата даже для исполнения приказа вдохновил пинком -- короче, был раздражен как никогда. Это и понятно. Вся ответственность военной компании лежала на его персоне. Завидев герцога, он подоспел к нему и доложил:

   -- Сьир, все готово. Тянуть время не вижу смысла.

   Потом он развернул перед глазами герцога свиток со схематичным планом Ашера.

   -- Сьир, вот в этих двух местах стена тоньше, чем в остальных. Мешков с порохом предостаточно. Да, мы потеряем много солдат. Первые отряды -- практически смертники. Думаю, воинов опытных в бою стоит поберечь.

   Оранский вяло отмахнулся.

   -- Действуйте по вашему усмотрению, граф. Только сохраните мне Дианеллу.

   То ли дремлющий, то ли почти уже умерший город вяло тлел несколькими огнями сторожевых башен. Его существование посреди океана темноты с плескающимися волнами мрака было призрачным. Суета вокруг его стен -- вздорной. В его неприступность одинаково верили как бывшие хозяева, так и нынешние, сами же опровергнувшие эту аксиому. Жизнь в черной вселенной во всяких ее проявлениях считалась теософами квазиреальной -- неким эфемерным мерцанием чего-то такого, что лишь напоминает жизнь. Кое-кто думал, что черная вселенная есть запаздывающее в пространственном континууме эхо Настоящего Мира. Его полуматериальный отголосок. Примерно то же, чем является для покойника его слоняющийся по земле ревенант. То же, что бурный кильватер для несущегося по морю судна. Может, именно поэтому многие обитатели этого мира смотрели на все вокруг как на разукрашенную пустоту. Жизнь и смерть здесь считались просто двумя разменными фишками соответственно белого и черного цвета. Равно как радость и печаль. Как любовь и ненависть...

   А город продолжал спать.

   Его огни походили на зрачки мифического чудовища.

   Лежа на берегу Лар-манского моря, чудовище было кем-то навеки заколдовано.

   Во всяком случае так мнилось франзарской армии до того момента, как на стене Ашера бдительный цербер дал трубный сигнал. И вот тогда-то чудище пробудилось. Один за другим на его теле начало загораться множество других глаз. Прожектора ударили своим вялым светом в холодную пустоту. И буквально следом пошла ревущая канонада пушечных выстрелов.

   Вот это было шоу! Чугунные ядра, начиненные детонантом, заставили воздух кипеть. Многочисленные фейерверки огня и пыли озарили светом чуть ли не полмира. На какие-то мгновения стало так светло вокруг, что испуганные франзарцы позадирали головы вверх -- посмотреть, не зажглась ли там, на небе, давняя мечта солнцепоклонников. Но вселенная погрузилась во мрак так же внезапно, как и воспламенилась. Королевская инфантерия была в замешательстве. Из дюжины лошадей, волокущих машину, осталось меньше половины. Чей-то командный голос кричал:

   -- Дальше! Дальше! Не останавливаться! Толкаем тараны руками! К стене! Ближе к стене!

   Ожидание следующего залпа не было ни долгим, ни томительным. Как только на стене Ашера загрохотали пушки, испуганные солдаты бросились кто куда, в панике пытаясь предугадать безопасное место. Невидимая смерть неслась из абсолютной тьмы. И лишь при самом ее приближении воздух угрожающе свистел. Безумные агонизирующие крики, не имеющие ничего общего с человеческим голосом, порой заглушали сами взрывы. Те сиюминутные счастливчики, кто нашел для своих ног точку опоры, видели то, от чего голова вмиг покрывается инеем. Разорванные куски человеческих тел летали по воздуху как бумеранги. Людей подбрасывало на высоту в несколько раз выше их роста. Смерть словно запаздывала, не успевая собирать свои жертвы. Поэтому можно было увидеть в траве обрубок руки, пальцы которой дергают стебли. Или туловище, которое часто-часто дышит, заглатывая воздух гортанью, торчащей из окровавленных плеч. Один солдат во время очередной вспышки увидел, как по полю бегут две ноги. Выше пояса у них не было ничего, кроме лохмотьев мяса. А оторванное туловище в этот момент, бешено вращаясь, словно запущенный волчок, летело по воздуху в противоположном направлении. Впрочем, речь пока идет о счастливцах, вкусивших быструю смерть. Неизмеримо хуже было изувеченным, коих смерть предначертана быть долгой, мучительной, истекающей по каплям. Все эти ужасы человеческий взор выхватывал из мрака лишь на мгновение, и вновь мир покрывался благословением предвечной Тьмы.