-- Я один во вселенной. -- И потом, отчаянно выискивая для себя хоть какое-то утешение, громко добавил: -- А одним во вселенной имеет право быть только Бог!
Присвоив своей личности столь звучный титул, он продолжал творить миры из пустоты и тьмы. Из внутренней пустоты своего рассудка и внешней тьмы реликтового вселенского холода. Миры, впрочем, получались такие же холодные, бесчувственные, лишь ярко разукрашенные еще не забытыми цветами. И кто его знает... Может, настоящий Бог, создавший нашу метагалактику с мириадами жизнерадостных звезд, тоже когда-то перебирал руками незримые канаты и изнывал от голода и отчаяния?
* * *
Вайклер двигался в ущелье между двумя горными хребтами, не позволяющими ему свернуть ни направо, ни налево. Основным препятствием на его пути были многочисленные реки, создающие повсеместную сеть бурных водных потоков. Половину из них можно было, впрочем, преодолеть вброд. Другую половину пришлось переплывать. Причем, с одной рукой, так как другой он держал над головой скрученную в узел одежду. Но подвиг состоял даже не в этом. Главная проблема заключалась в том, чтобы выйдя из прохладной воды, быстро растереть свое тело, согреть его какими-нибудь физическими упражнениями и умудриться еще не подхватить простуду. Вайклер понял одну свою ошибку, по поводу которой в его душу пришло запоздалое сожаление. Нужно было тщательным образом пройтись по канатной сети и попытаться отыскать джонову зажигалку. Теперь, имея глаза, а не просто бесчувственные моргающие органы, это не составило бы большого труда. Но поздно...
Вайклер остановился и оглянулся назад -- туда, где ущелье изгибается и заворачивает в бесконечно далекую необозримую область. Два тянущихся горных хребта, словно два хвоста неких исполинских животных, лежали рядом на земле и скалились в черное небо своими зазубренными вершинами. Да, здесь горы были намного выше и круче тех застенчивых сопок, между которыми они жили все это время. Эдрих призадумался... Сколько он уже прошел? Наверняка больше, чем сотню миль. Расстояния в пространстве, равно как и во времени, путались в голове и были совершенно неотчетливы. Может, сотню. Может, в два раза меньше. Или в три раза больше. Усталость подавляла чувство меры всего происходящего вокруг. Одно Вайклер знал определенно: вернуться назад, отыскать палатку и своих бывших друзей для него сейчас абсолютно нереально. Он и дороги-то не помнит.
У него слегка защемило сердце, когда он вдруг представил себе, что где-то там, за горизонтом его личного мироздания, ползают в абсолютной тьме Джон Оунли и Александр Антонов -- еле живые остатки (сказать вернее: останки) некогда легендарного экипажа первого (не исключено -- и последнего) в истории человечества межзвездного корабля. Они все также перебирают руками канат, удлиняют его на ничтожно малые отрезки, наивно полагая, что это поможет отыскать им людей. Они так и не смогли прозреть. И его терпение подошло к концу.
Вайклер вгляделся в аморфные краски далеких горных массивов, в складки гор, в их крутые склоны, поросшие редкой растительностью. Слабый матовый свет, рожденный из ниоткуда, придавал бывшему черному миру какие-то странные тона. Цвет деревьев, травы, даже собственного тела был совсем не тот, как если бы смотреть на все это прежними глазами, в эпоху горящих костров. Небо продолжало оставаться девственно черным, с небогатой россыпью красноватых звезд. Порой, когда погода хмурилась, Вайклер мог различить над головой слабые контуры облаков -- столь неясные и размытые для взора, что, казалось, облака эти находятся не на небе, а в мутных водах опрокинутой вверх тормашками бездны.
А впрочем, что о них сожалеть? Кто такой Джон? Кто такой Алекс? Всего лишь жалкие существа, ползающие на карачках и извергающие во тьму отчаянные ругательства. Кто они такие? Ничтожные твари, по какому-то глупому стечению обстоятельств оказавшиеся с ним в одной компании. А он -- избранный. Он был избран изначально, еще до своего рождения, чтобы этот загадочный мир открылся ему. Ему и только ЕМУ. Он и только ОН имеет способность видеть вещи, сокрытые от простых смертных, от тех, кто принадлежит к низшей категории людей. Ни Джон, ни Алекс, ни остальные обитатели "Безумца" никогда не были ему настоящими друзьями. Он всегда считал себя выше остальных. Но ведь так оно и было на самом деле. Сама жизнь доказала его превосходство, его сверхпроникновенность, его сокрытые доселе неограниченные возможности.
У Эдриха теперь и в мыслях не было возвращаться назад, чтобы помочь им. Таскать для них еду, утешать, водить за руку, словно младенцев, чем он усердно занимался первое время. Зачем? Пусть подыхают эти жалкие создания, лишь внешне похожие на людей. Если выкарабкаются -- их счастье. Сгниют в своей палатке -- тоже их проблемы. Нет больше ни Джона, ни Алекса. Это лишь два абстрактных и вздорных символа, сохраненных в памяти его мозга. Пройдет время, и символы исчезнут. Зачем возвращаться назад, когда перед ним раскинулся целый мир... Мир, скрывающий соблазны и загадки. Мир, испытавший его терпение жгучей тьмой, и в награду вывернувший наизнанку все свои красоты. Вайклер видел вокруг себя целые полчища экзотичных деревьев. Они, эти древесные существа, живущие в заторможенном времени, стояли перед ним задумчивыми и молчаливыми. Многочисленные кривые ветви походили на множество рук, небрежно раскинутых во все стороны -- то ли для приветственного рукопожатия, то ли символически выражая некие чувства. Эдрих порой подолгу бродил среди деревьев, чувствуя себя посетителем бескрайнего паноптикума. Ленивые порывы ветра заставляли их слегка отмахиваться от его грубых ласк. У деревьев имелся один существенный недостаток -- у них не было теней. Вайклер как-то пытался отыскать под ногами собственную тень, и был приятно изумлен, что его черная душа слоняется где-то вдали от него самого.
Когда на смену меланхоличным ветрам приходили страстные ураганы, лес расшатывался из стороны в сторону, деревья скрипели, их ветви загибались вверх, царапая бесчувственное небо. Окружающие ущелье горы, эти массивные глыбы окаменелой гордости, поднимались так высоко, что некоторые их остроконечные вершины уже затупились о твердый купол нависшей над миром темноты. Ведь там, наверху, до сих пор не было света. Огромный черный осколок, занимающий чуть ли не половину обозреваемой вселенной, висел над головой и в любой момент грозил рухнуть на землю.
Вайклер вдруг увидел какого-то зверька, прошмыгнувшего в зарослях травы. Расфуфыренный серый хвост вспыхнул перед взором пестрой расцветкой и тут же погас. Осталось лишь удаляющееся шуршание да колыхание высоких стеблей. Что это было?.. Вайклер улыбнулся. Все-таки этот мир -- прекрасен...
Он неспеша спустился с тропинки к реке, невесть какой уже по счету, и наклонился попить воды. Его губы почувствовали упоительную прохладу, а тело словно приняло в себя эликсир жизни: взбодрилось, впитало новые силы, а главное -- неувядающее стремление идти вперед. Именно вперед, потому что сзади...
Сзади вдруг отчетливо послышались чьи-то шаги.
Вайклер напрягся, сделал последний глоток, который показался ему обжигающим горло, затем, не оборачивая головы, задал бредовый вопрос:
-- Джон? Алекс? Вы, что ли? -- он просто не знал других имен, к которым можно обратиться.
Никто не ответил. Пришедшая секундой позже мысль, что эти два слепца шли все время за ним по пятам, показалась даже не бредом, а настоящим черным анекдотом.
-- Здесь кто-то есть?! -- Эдриху необходимо было услышать собственный голос. Это помогало подавлять страх.
Он медленно обернул голову и... вздрогнул от неожиданности. Кажется, цель достигнута. Он мечтал обнаружить на этой планете разумную жизнь, так вот она -- всего в нескольких шагах...
На берегу реки стоял человек, внешний вид и одеяние которого имело болезненное пристрастие к темным тонам: абсолютно черные волосы, такого же цвета зрачки, словно две мрачные дыры в глазницах. На нем был черный плащ, черная шляпа и черные перчатки. На фоне буйных цветов растущего позади кустарника он выглядел настоящим демоном. Его взор был мертв, но тело, несомненно, живо. Незнакомец, увы, не выразил к бывшему космоплавателю должного интереса, лишь скучающе осмотрел его с ног до головы, ничего не произнес, потом достал из кошелька несколько монет, кинул их перед собой, уверенный, что дает нищему подаяние. Потом незнакомец развернулся и медленно зашагал назад -- в ту же Неизвестность, из которой он прибыл. Тропинка примятой травы после него являлась ярчайшим доказательством, что все происходит на самом деле. Вайклер поднял одну из монет, повертел, подражая старинным временам, попробовал на зуб, но тут же швырнул ее в сторону, вскочил на ноги и побежал вслед за молчаливым благодетелем.
