-- Это мой хозяин! Он жив! Мой хозяин, принц и наследник престола!

   У Жераса по щекам потекли грязные ручейки слез.

   -- Спасибо, Треуль... Хоть ты меня признал.

   Удивительно, но даже герцог Альтинор, и тот слегка прослезился, помыслив при этом: "ну вот, Жерас, оказывается и у тебя есть верный и преданный слуга. Здорово иметь таких, да?".

   Молоточек судьи Беруани, наверное, уж в сотый или в сто первый раз стукнулся своим деревянным челом о потрескавшийся стол, и его Рассудительность возгласил:

   -- Итак, последнее показание! Я прошу высказать свое мнение принца Пьера, брата покойного Жераса по отцовской линии. Его слово будет решающим.

   Крайне нерешительный Пьер вышел вперед только потому, что его сзади кто-то подтолкнул в спину. Он испуганно оглянулся, с ужасом для себя поняв, что является центром внимания. И вот что произнес:

   -- Я не... не знаю... я...

   Вдруг Альтинор громким шепотом произнес:

   -- Смелее, Пьер... Вы же столько поститесь и читаете Священный Манускрипт! Неужели вы признаете в солнцепоклоннике своего родного...

   Резкий удар молоточка оборвал фразу.

   -- Герцог, прошу вас помолчать! Вы уже достаточно высказались! Не оказывайте давление на свидетеля!

   Пьер морщил лоб, напрягал глаза, горько вздыхал, словно его опять заставляли есть вкусную пищу и наряжаться в праздничные одежды, которые он ненавидел.

   -- Мне сложно сказать... Да, он сильно похож... Может, это и вправду Жерас. Но в нашем мире столько обмана... Я не берусь утверждать...

   Жерас не выдержал и поднялся со скамьи.

   -- Пьер! Это же я, твой родной брат! Вспомни, как мы вместе катались на лошадях! Вспомни, как в детстве я вытащил тебя из той лужи...

   -- Помолчите, подсудимый! Вам уже несколько раз давали слово. Дадут еще, не переживайте! Только не сбивайте с толку показания принца! -- гневный голос Беруани, лишь немногим отличающийся от гласа божества опять сотворил тишину в зале.

   -- Да, я помню ту лужу...

   -- Ревенанты обладают памятью живого человека! -- скороговоркой вставил Альтинор, предчувствуя, что судья вот-вот опять трахнет по столу своим молотком.

   Так и случилось.

   -- Вы дадите принцу высказаться или нет?! -- Беруани уже побагровел. Но не от того, что был согласен или не согласен с возражением, а что им здесь начинают слишком явно пренебрегать.

   Пьер сконфузился и оглянулся вокруг, выискивая взором какой-нибудь немой подсказки. Сказать откровенно, его беспокоило в большей степени не то, является подсудимый его братом или нет, а то, сможет ли он угодить своим ответом Непознаваемому. Что подумает Он, Творец всех миров? Альтинор просто изводился от нерешительности младшего Ольвинга. Очень тихо, приложив ладонь ко рту, совершенно неразборчивым шепотом он произнес:

   -- Костры... солнцепоклонники...

   То ли Пьер и впрямь это расслышал, то ли воспринял на телепатическом уровне, но он вдруг осмелел и задал брату вопрос:

   -- Скажи... Жерас, а ты помнишь, как уговаривал короля, нашего отца, чтобы тот к каждому празднику отлавливал не меньше сотни солнцепоклонников и всенародно сжигал их на Площади Справедливости?

   Жераса передернуло от неожиданности... или от внезапно нахлынувших воспоминаний. Он угрюмо склонил голову и произнес в серую бездну под своими ногами:

   -- Да, помню... Это было чудовищное заблуждение. Пьер, попробуй меня понять! Ты ведь не читал этой книги и не можешь о ней судить! Давным-давно в древности произошло солнечное затмение. Об этом говорят многие очевидцы. Солнце -- это не миф! Оно было! Было на самом деле!

   Реакция Пьера оказалась совершенно неожиданной. Он вдруг резко отскочил назад, закрыл лицо руками и воскликнул:

   -- Нет! Он не может быть моим братом! Это не он! Не Жерас!

   Альтинор поднял глаза вверх и, по причине отсутствия над головой благословенных небес, вознес благодарственную молитву белокаменному потолку. Судья и еще шесть человек в белых мантиях удалились на совещание. Через четверть фазы в зале правосудия ровный, монотонный, насыщенный минорными тонами голос Беруани объявил окончательный приговор:

   -- Признать подозреваемого субъекта ревенантом, а не живым человеком, находящимся лишь в подобии человеческой плоти. Его дальнейшую судьбу полностью отдать в руки и на усмотрение епископа Нельтона.

   Вот такое немногословное заключение длительных во времени дебатов. Альтинор подошел к магистру и шепнул ему на ухо:

   -- Я вынужден ненадолго отлучиться, ваша светлость, но скоро вернусь, и мы с вами вместе подумаем, как поступить с этим ревенантом.

   Нельтон лишь прохладно кивнул. Но в дальнейшем он почему-то решил не дожидаться возвращения герцога, и все сделал сам. В первую очередь он прочитал долгие очистительные молитвы, чтобы общение с нечистью не причинило никому вреда. Потом в какой-то книге нашел сведения, как в древности боролись с ревенантами, умеющими подделывать человеческую плоть. Оказывается, их тела зашивали в шкуру медитавра, на голову надевали железную маску с шестью глазами и огромным клыкастым ртом, отлитую по подобию самого животного, увозили в самое безлюдное место, читали над ним молитву изгнания и оставляли в степи темноты. Согласно преданию, ревенант вскоре сам должен был исчезнуть. Останется лишь шкура и эта маска.

   Точно так и поступили с Жерасом. По личному указанию Нельтона лучшие кузнецы Нанта за пару декад выковали маску проклятия. Жераса завернули в мерзкую, вонючую шкуру, надели эту маску на голову, заклепали. Потом долго-долго куда-то везли. И бросили в степи темноты -- одного, без огня, без пищи, вдали от любого селения. Принц умолял своих палачей дать ему возможность самому и навсегда покинуть Франзарию. Но те не отвечали ему ни слова. Ибо разговоры с ревенантами чреваты негативными последствиями. Когда Жерас остался один, неизвестно где, среди беспросветной тьмы, первое, что он воскликнул, было следующее:

   -- Альтинор! Клянусь небом и землей, я все равно убью тебя!

   Только что упомянутый Альтинор, когда узнал о произошедшем, от внезапного бешенства чуть не задушил магистра.

   -- Почему?! Почему вы его не убили?!

   Нельтон сделал округленные глаза, которые под увеличительными стеклами очков стали выглядеть просто уродливо.

   -- Вы в своем уме, герцог?! Как можно убить ревенанта? Успокойтесь, этот нечистый дух я изгнал надежным древним способом, который был неоднократно проверен. Считайте, его уже нет. -- Епископ дунул на свою ладонь, демонстрируя ту пустоту, которая вскоре останется от незваного вторженца из инфернального мира.

   Альтинор немного успокоился.

   -- Далеко хоть отвезли?

   -- За пределы Франзарии, в Алийские горы. Там на сотню льен в округе ни единой живой души. А что... -- Нельтон насторожился. -- Вы все-таки подозреваете, что это был настоящий человек?..

   Король Англии Эдуант Вальетти, удачно сочетавший в своей личности, помимо титула монарха, великого поэта, великого танцора, изысканного ценителя мод и просто экстравагантного человека, восседал на бархатном кресле в окружении юных придворных дам и дочитывал концовку своей новой оды. Дамам нравился его мягкий, приятный для слуха голос. Но это было главное и, увы, единственное достоинство его величества. Литературный талант английского короля, на который не нашлось еще ни одного безумца-критика, имел слишком специфичный характер. Король использовал любые попавшие под руку слова, чтобы залатать прорехи в своих строфах и как-нибудь состроить из них рифму. Сама эта рифма для него была главным оценочным критерием музы. Есть рифма -- стих выдался великолепным. Нет ее, Эдуант приказывал срочно найти.

   Как, например, в одном треке из его нетленных творений была раскручена такая оригинальная фабула: