Еще был случай незадолго до знаменитой войны между Тающей империей и новым Вавилоном. В Ромуле шли народные гуляния (причем, по издевке судьбы эти гуляния были устроены в честь подписания мирного договора между этими двумя миражами), король Флавиан собрал оркестр из лучших музыкантов своего миража, ходил по городу и саморучно раздавал народу милостыню. Когда гулянье было в самом разгаре, вместо музыки вдруг разразился такой скрип и скрежет, что от него, словно от параксидной чумы, люди разбежались по сторонам. Музыканты непонимающе смотрели на свои ноты и никак не могли понять, в чем дело. Сразу после этого случая и разразилась война.
Фактов, связанных с этой странной приметой, в народных преданиях накопилось достаточно. Даура Альтинора совершенно не интересовало, что в них истинная правда, а что авантажные домыслы. Вообще, истина и ложь для его философского ума являлись понятиями относительными, и нередко, в зависимости от тактических целей, менялись местами. Альтинор решил использовать для своей выгоды само суеверие, зная, как надежно оно укоренилось во многих небогатых мозгами головах. Приближался праздник Великой Вселенской Ошибки. Торжество, равного которому вряд ли можно сыскать. Обязательно наедет много знати со всего миража, обязательно будет длинная и нудная проповедь магистра Нельтона, и обязательно король даст роскошный бал-маскарад. Это традиция хранилась в династии Ольвингов из эпохи в эпоху.
-- ... из эпохи в эпоху... -- эхо повторило последнюю фразу герцога, когда он уже находился в тронном зале.
Зал был пуст, как просторная, разукрашенная золотом и драгоценностями могила. Колонны, поддерживающие потолок, надменно возвышались над жалкой человеческой сущностью. Таинственный полумрак гасил блеск всего этого великолепия, чтобы не расходовать его понапрасну, когда нет достойных зрителей. Альтинора притягивало все величественное и пока что для него недосягаемое. Но он пришел сюда не за этим. Пока не за этим... Герцог поднялся на оркестровую ложу, в которой вагант Морис, искусно дирижируя своими палочками, делал из разнородных звуков чудо именуемое музыкой. Стояли, скучая и прижавшись к стенке, скрипки, альты, волынки. Пока их не потревожит человеческая рука, они мертвы. У большого черного клавесина была открыта крышка, и черно-белые клавиши, похожие на изъеденные червоточиной зубы, злобно скалились на всякого мимоходящего.
Альтинор настораживающе оглянулся, убедился, что он один и принялся осторожно подкручивать струны. Но лишь слегка, чтобы фальшь не сразу можно было распознать...
На праздник Великой Вселенской Ошибки прибыли бароны, графы и герцоги со всего миража. Многие из них были со своими семьями, и сам праздник был для них прекрасным поводом показать себя окружающему миру. В пестроте одеяний франзарская знать соперничала друг с другом не менее, чем деревенские петухи соревнуются перед курами в пышности своих гребешков и яркости оперенья. Приторно насыщенные красками и драгоценными каменьями платья мельтешили по тронному залу, так что у любого наблюдавшего за ними начинало рябить в глазах. Провинциальные баронессы с неподдельным восхищением рассматривали великолепие тронного зала, выражая личный восторг возгласами и рукоплесканиями. Те, кто появился в Анвендусе впервые, думал, что он попал в Настоящий Мир, куда люди попадают только после смерти. Тут нечего сказать. Анвендус, как архитектурный шедевр, действительно был неподражаем. Неподражаем ни фантазией заурядного человека, ни тем более творением его рук. Король Эдвур к торжеству оделся на удивление скромно. Сероватое, лишь с легкой расцветкой, платье казалось совсем уж невзрачным. Его украшало несколько скромных бриллиантов и больше ничего. Но даже в этом вопросе король проявил свою мудрость. Именно этими сумрачными тонами он выделялся среди пестрой толпы и был, по сути, самой заметной фигурой на празднике. То есть, снова был первым.
Торжественная часть праздника была занудной ровно настолько, насколько это и ожидали. Епископ Нельтон читал длинную заунылую проповедь о том, как Непознаваемый создавал черновой вариант мироздания, о том, как в гневе своем Он хотел его уничтожить, но совершил ошибку, бросив руны в Протоплазму сверхтекучего времени. Мы не в праве, молвил магистр, хоть краем мысли осуждать деяния нашего Демиурга, но лишь только благодаря этой Великой Ошибке все мы существуем. И в черной вселенной, имеющей статус полуреальности, творятся дивные вещи.
Епископ зачитывал много цитат из Священного Манускрипта. Дамы, прикрывшись пышными веерами, при этом соблазнительно зевали, а кавалеры, устремив взоры к верху, будто бы помышляя о горнем, рассматривали красочный потолок. Король Эдвур сидел на троне с белокаменным выражением лица. Пьер забился куда-то в угол и был, пожалуй, единственным, кто слушал Нельтона с неподдельным интересом. Он совершенно не замечал тайных взглядов Кастилиты, которая время от времени посматривала на него с противоположного конца зала. Она явилась на праздник со своим отцом, Дауром Альтинором. Старшая же дочь герцога предпочла остаться в своем родовом поместье. Высшие должностные лица Франзарии держались вместе и немного обособленно от остальной массы. Недалеко от трона короля Эдвура стоял еще один трон -- с корявыми ножками, сделанный из неструганного дерева и наспех сколоченный обыкновенными гвоздями.
На нем восседал Фиоклитиан Первый и Последний.
Уродец надменно задрал голову и водил взором поверх пестрой толпы. Его крючковатые ноги были скрещены между собой, острая бородка торчала вперед, большие волосатые уши чутко прослушивали звуковое пространство. В правой руке шут сжимал свою знаменитую палку, которой в любой момент мог стукнуть по полу и изречь грозный приговор. Его трон и сама его сущность являлись кривым зеркалом всей королевской власти.
Магистр наконец завершил свою тягучую речь и даже сам не представлял, какое облегчение он этим доставил для своей аудитории. По регламенту слово было за королем. Эдвур поднялся с трона, суровые черты его лица заметно обмякли, и столь же мягким, доброжелательным показался его голос:
-- Верноподданные нашего миража! Доблестные франзарцы! Мы должны гордиться тем, что вообще принадлежим этой великой нации... -- Король слегка замялся. Вступление получилось слишком насыщенным краснобайскими фразами, которые всем уже надоели. Но ничего другого он сейчас выдумать не мог и продолжал шаблонную речь, произносимую уже сотни раз: -- Наш мираж славится во всей черной вселенной своим могуществом. О наших воинах идет молва до самых границ Рассеяния. Даже в проклятых миражах демоны трепещут перед упоминанием нашей державы. Наш народ живет лучше, чем жил при прежних королях. Не хочу, конечно, умалять их достоинств. Желаю только подчеркнуть, что благополучие нации из эпохи в эпоху растет, в чем хочу отметить заслуги высших должностных лиц Франзарии. А если конкретно, выражаю мою личную похвалу в адрес коадьютора графа Кея Ламинье. Это при его грамотном руководстве...
Ламинье от неожиданности вздрогнул, даже слегка покраснел. Дальнейшие слова короля для него звучали как из глубокого подземелья.
-- ... и я лично подписал указ о награждении его орденом Неоценимых Заслуг. Но, мои верноподданные, мы не должны забывать, что всем, что мы имеем, и всем, что лишь мечтаем иметь, мы обязаны событию, произошедшему в недосягаемом прошлом, вне нашего времени. Если бы Непознаваемый не совершил этой Ошибки, которая в Его глазах, возможно, казалась простым вздором, не было бы ни нас с вами, ни благ, какими мы пользуемся, ни самой черной вселенной... -- Король выждал паузу, в течение которой заметил, как епископ Нельтон несколько раз одобрительно кивнул головой. Потом произнес для гостей самое важное: -- Я объявляю две эллюсии отдыха, а потом будет бал-маскарад. Предупреждаю: каждый должен явиться в маске. На балу отменяются все пышные платья. Каждому будут выданы совершенно одинаковые белые одежды. И еще: на балу все равны. Нет ни начальников, ни подчиненных, ни герцогов, на баронов, ни королей, ни их придворных.
