В степи темноты быстрое передвижение было небезопасным, а очень быстрое -- в принципе невозможным. Кони при вялом освещении не успевали разбирать того, что твориться под их копытами, как следствие, нередко спотыкались и с одичалым ржанием кувыркались по земле. Для неосторожных наездников подобные авантюры могли иметь летальный исход. Кавалькада все более погружалась в трясину вселенской тьмы. Огни города таяли, и трепещущие по ветру факела снова остались единственными источниками света.
-- Не свернуть ли нам в лес? -- спросил Лаудвиг.
Безо всяких пояснений Минесс коротко отрезал:
-- Нет.
В лесу передвижение было бы в два раза более затруднительным и раза в четыре более медленным. Частокол могучих деревьев с пышными хвойными кронами и размашистыми ветками одним своим видом внушал опасение. Деревья словно раскинули во все стороны кривые руки, дабы не пустить на свою территорию каких-нибудь проходимцев. Зажатые с обоих сторон бесконечными шеренгами безмолвных охранников, путники могли двигаться только вперед. Пыльная дорога, словно искривленная ось координат одномерного пространства, лишая их свободы выбора, вела в неясную муть Грядущего. Разведчики тьмы были убиты в схватке, поэтому лейтенант сам скакал первым, вызывающе выставив свой факел перед собой, будто тыкая им в лицо предвечной Тьме.
Вот и первая встреча. На дороге показался какой-то отрок, судя по неряшливой одежде -- из крестьянских детей. Он махал руками, что-то пытаясь им объяснить. Но Минесс властно крикнул:
-- Некогда с ним разговаривать! Вперед!
Все бы неплохо, если б почти сразу же на дороге не появилась целая группа крестьян с косами. И те же самые жесты, явно о чем-то предупреждающие. Возглас Минесса был уже менее уверенным:
-- Вперед! Вперед! Не останавливаться!
Следующий человек уже не шел, а бежал, панически схватившись за голову. И бежал именно с того направления, куда так стремился эскорт. Лейтенант резко затормозил лошадь, и та ответила ему возмущенным ржанием, встала на дыбы, вонзив копыта в облака пыли.
-- Эй, любезный, объясни, что происходит!
Крестьянин испуганно уставился на вооруженных людей и что-то залепетал на своем языке.
-- Кто у нас понимает по-панонски? -- спросил Минесс у своих солдат.
Все как один стойко молчали. Ответил князь рауссов:
-- Я немного понимаю... Если то, что он говорит правда, то новости неутешительны. Со стороны Варру-шивы сюда движется Циклон Безумия.
Лейтенант плюнул на землю.
-- Я чувствую, нынче все Безумия сошлись в одной точке! Непознаваемый явно начал сотрясать наш мир напоминанием о собственном могуществе...
Лицо его надолго застыло угрюмой маской вечного философского противоречия: что делать, если оказался меж двух огней? Он поглядел по сторонам, почему-то заострил внимание на изящество размашистых хвойных деревьев со слабыми отблесками зелени. Потом посмотрел на небо, требуя у него немой подсказки. Но небесные костры слали на землю лишь свой равнодушный, ничего не выражающий свет.
-- Если мы уж все равно остановились, то давайте перевяжем принцу бедро, -- сказал князь.
Лаудвиг благодарственно кивнул, сполз с лошади, отлепил окровавленную длань от бедра и уныло глянул на рану. Его губы не переставали шептать: "проклятая ведьма, все из-за тебя! из-за тебя!".
-- Надо бы укрыться в какой-нибудь деревне, -- предложил один солдат.
Минесс сомнительно покачал головой.
-- Не думаю, чтобы группу вооруженных иноземцев пустили в деревню. Вы видели, как здесь относятся к франзарцам? К тому же, если мы окажемся в эпицентре Циклона, никакая деревня не поможет. Там уже ничто не поможет. Мой отец умер именно той смертью, которую ему предсказал бог Циклона. И не спасли его ни каменные стены, ни отчаянные молитвы Непознаваемому. Вот так...
Солдаты, находящиеся в арьергарде отряда, вдруг закричали наперебой:
-- Огни! Сзади приближаются огни!
Князь Мельник поднялся на стременах и глянул вдаль.
-- Это люди Калатини! За нами погоня! Хорошо, если только они, а то могли еще подбить пьяных панонцев из таверны...
Короче, выбора не оставалось, времени на размышления -- тем более.
-- Вперед! -- крикнул лейтенант, накручивая на запястья уздечку и отчаянно дергая ее на себя. -- Мы с позором бежим! Но это лишь ради сохранения жизни нашего принца!
Кавалькада рванулась с места. Сухие облака из пыли и человеческого страха поднялись над дорогой, немного поклубились и вновь осели на ее поверхность. Уже очень скоро сбоку подул горячий ветер -- верный признак того, что они уже находятся на периферии Циклона. Факела теряли силу, изящные языки их пламени превращались в жалкие лохмотья огня. Лейтенант усердно кричал:
-- Всем держаться недалеко друг от друга! Что бы не происходило, двигаться только вперед!
Ветер воровал его слова и уносил в бездну, отставляя от фраз лишь тихие обрывки. Уже очень скоро ветер обернулся настоящим ураганом. Все факела потухли, за исключением двух -- тех, что были на повозке с железной клеткой. Многие сочли это за колдовство ведьмы, но потом вспомнили, что светильники на повозке сделаны из стекла. Мир погрузился в столь привычный для него мрак.
-- Вперед и только вперед! -- лейтенант слез с лошади и повел ее за собой.
Оставшегося света хватало лишь на то, чтобы различать во тьме контуры призраков, похожих на людей, и силуэты гигантских деревьев, отчаянно машущих мохнатыми лапами. Лошади спотыкались на ровном месте. Их бешеное ржание пыталось соперничать с воем поднебесья. В какой-то момент в этом вое послышалась музыкальная гармония, и вселенский рев перешел в страшную мелодию саморазрушения, будто там, на небе, заиграл оркестр всех стихий, какие только способны нести людям бедствия. Лейтенант вскинул голову и увидел, что небесные костры... изменили свой цвет. Они стали багрово-красными, и с них на землю крупными каплями падала кровь...
Где родился этот Циклон, в Панонии пока не знали. Он обрушился на Варру-шиву как смерч: без предупреждения, без чьих-либо прогнозов, без каких-либо намеков на свое пришествие. А в столице Панонии по издевке злой фортуны незадолго до этого был праздник: родился наследник престола. Люди гуляли и веселились. Вино, освященное экзархом Трех великий храмов, раздавали народу даром, за счет казны. Первые вопли ужаса раздались, когда в город прибежали крестьяне из ближайших деревень и сообщили о надвигающейся беде. Король Весса приказал укрыть младенца вместе с семьей в подземельях дворца, а народу -- спасаться кто куда горазд. Бог Циклона никогда еще не проходил мимо крупных городов, и от его Пророчеств не могло спасти ничто абсолютно. Если ты по глупости или по неопытности попал ему на глаза -- тут уж не на кого пенять, как только на самого себя. Если ты укрылся от него в подземелье или за каменными стенами, надейся только на удачу, ибо, если он возжелает видеть тебя и изречь свое Пророчество, перед ним рухнет любая преграда. Попасть внутрь Циклона было вовсе даже не страшно, сказать более: любопытно и увлекательно. Но если встретился с богом -- смерть или какое-нибудь несчастье было для тебя неминуемо. Причем, сама эта смерть редко когда наступала тут же. Она приходила некоторое время спустя, согласно Пророчеству.
Перепуганные насмерть горожане похватали своих младенцев и позапирались в своих домах, кто-то залез в овощные погреба, иные кинулись в лес. Город за четверть эллюсии превратился в пустыню, лишенную жизни. Все факела были потушены, и предвечная Тьма разлила свое мертвое естество по его многочисленным улицам. Беда шла в виде горячего ветра, заставляющего воздух болезненно выть, а основания земли -- дрожать в конвульсиях. Соломенные кровли хижин для бедняков сделались легкой добычей для бесчувственной стихии. Она срывала их и кружила перед собой, не ведая, что вертит соломенными судьбами целых семейств. Деревья стали прогибаться, складывая свои ветви в жесте мольбы. Поднялись целые тучи пыли, так что затмился облик небесных костров. Потом на всю черную вселенную заиграла громкая музыка, облаченная траурными аккордами. Но вскоре все стихло: смолк горячий ураган, пыль опустилась на землю, деревья выпрямили свою осанку и облегченно расслабили ветки. Наступившая тишина и являлась самой страшной вестью для людей. Это означало, что они пересекли зону ударной волны и уже находятся внутри Циклона. Слышался плач маленьких детей, вопли женщин и отчаянные молитвы их мужей. Потом все и началось...
