— Как на личном-то, мистер я-найду-кого-нибудь-сам? — шутливо болтал он, с кем-то попутно прощаясь и знакомо лязгая воротами.

Ньют хотел съязвить или уклониться от ответа, но сдержался.

— Более чем прекрасно, хочу сказать, но вдаваться в подробности не собираюсь, прости.

— Заметано, — Алби помолчал, решаясь. — Так ты все-таки встретил кого-то или у тебя и одного «все прекрасно»?

— Это уже подробности, — пробормотал Ньют. — Да, встретил. Больше ничего объяснять не буду. Я звоню вообще по другому поводу.

Томас уехал несколько минут назад, в очередной раз выслушав тираду от начальника. Минхо и не возвращался. Наверняка остался выпить чаю и остыть немного в офисе под кондиционером. Туда, вообще-то, не позволялось приводить посторонних и уж тем более поить чем-нибудь, но этим двоим почему-то не отказывали. Никогда. Альянс Минхо и Терезы доводил окружающих до писка. Обыкновенно подобную реакцию вызывают щенки или котята, но, видимо, из их парочки очарование фонтанировало розовыми струями и затопляло все вокруг. И Минхо к тому же умел подлизываться, как считал Ньют, если ему так было нужно.

Ньют расхаживал по мастерской, касаясь ладонью всего, что находилось в поле досягаемости. Тонкие дорожки, нарисованные пальцем, струились по покрышкам, так и не выброшенной порванной резине, капотам оставленных на ремонт авто, канистрам с бензином, уходили завитками на ворота, выделяли из пыли лица на фотографиях молодости Гилмора. Так Ньют пытался направить мысли в нужное русло, чтобы объяснить, что именно требуется от Алби. Приятель слушал его внимательно, настороженно, временами изрекая понимающее «угум», но воздерживаясь от всяких эмоциональных возгласов и комментариев. Чем больше Ньют говорил, тем сильнее напрягалось нутро. Он знал, что Алби не откажет, потому что никогда никому не отказывал, но все же ощущал себя крайне неуютно: не любил просить одолжения и вообще каким бы то ни было образом показывать, что не способен справиться самостоятельно. Своя уязвимость в некоторых случаях казалась слабостью, причем слабостью позорной, которую нужно прятать, запирать на все замки и никому не показывать.

Стоило Ньюту закончить, как Алби демонстративно откашлялся, снова выкрикивая нечто обрывистое невидимому человеку.

— Сделаем все, что в наших силах, — заверил он Ньюта, — своих не бросаем. И ты правильно решил устроить ей переезд к себе. Она дико переживала в первые месяцы после твоего отъезда, поверь, — в любой другой раз Ньют фыркнул бы скептично, но не сегодня, — сама не своя ходила. Я к ней частенько наведывался, когда еще… время имелось. Видок у нее в такой был, будто она тебя схоронила два дня назад. Я догадывался, что что-то у нее в последние дни неладно, но она ничего не рассказывала. Сразу ясно, в кого ты такая зараза.

— Пошел ты, — Ньют обернулся: на подъездную дорожку въехал Минхо, у которого изо всех окон, как обычно, орала музыка. — Не-не-не, это… друг с обеда вернулся. Как там остальные?

Остальные полчаса Минхо не сводил с разговаривающего Ньюта глаз, в одиночестве пытаясь расковырять что-то под капотом допотопного пикапа. Ньюту докладывали обо всем, что произошло в байкерском клубе — раньше об этом он не спрашивал — за последние несколько месяцев. Кто-то систематически платил штрафы копам за нарушение скорости, некоторые особо бесстрашные личности устраивали гонки на улицах посреди рабочего дня, когда улицы перегружены, кто-то в пьяном состоянии влетал в столбы или съезжал в кювет. Про какие-либо серьезные происшествия — а такие наверняка случались не единожды — Алби отмалчивался, маскируясь под политкорректного. Рассказал о каких-то двух сумасшедших девчонках, покрытых татуировками, которые присоединились к клубу несколькими месяцами ранее, в ремонте байков разбирались не хуже самых опытных… и заострил на них свое внимание минут на пять. Настолько заострил, что Ньют последние восхищенные реплики слушал вполуха, тихо переговариваясь с Минхо. В целом его заверили, что все прекрасно, как раньше. Не забыв упомянуть, как многим не хватает Ньюта.

О том, что он снова сел на мотоцикл, Ньют так и не осмелился рассказать.

— Так значит, — Минхо вытер лицо относительно чистым полотенцем и потянулся за пачкой сигарет. — Все в ажуре? Они научат твоего папашу уму-разуму?

— Ага, — Ньют выпрямился, потирая затекшую спину. Ему протянули сигарету, которую он долго сверлил взглядом, но все-таки не принял. — Правда, я не обговорил, каким образом это нужно сделать, — заметил он. Мрачно, с заговорщическим видом. — Оставлю это им самим. Но, мне кажется, их методы более чем действенные. Я бы даже сказал, убойные.

Они заняли два ящика. Минхо — медленно и с наслаждением затягиваясь, Ньют — глазея на друга и о чем-то явно задумавшись. Азиат полез в карман, извлек оттуда новую пачку с ирисками. Повертел в руке, будто увидев впервые, загадочно хмыкнул и убрал упаковку обратно. Правда, она тут же вылетела и чуть было не упала в широкое горлышко открытой канистры — Минхо своевременно поймал ее. Ньют продолжал за ним наблюдать, ощущая себя ученым, который смотрит через экран за каким-нибудь диким африканским животным, которое домогается до сделанной на манер камня камеры.

— Ну, и что теперь? — Минхо положил упаковку с ирисками на ящик рядом с собой. — Когда планируешь известить мать о положении вещей?

— Пока не знаю, — пожал плечами Ньют. — Когда она согласится.

— И ты говоришь «когда», а не «если», — подметил Минхо, указывая на блондина пепельным кончиком с будто бы надетым на него ярко-оранжевым тонким кольцом.

— Именно.

Мысли его заняло другое: переезд к Томасу. Это отныне казалось чем-то обязательным, неизбежным. Чем-то, что должно произойти в очень скором времени без какой-либо моральной или физической готовности Ньюта. Им двоим на самом деле не в новинку было жить вдвоем — вспомнить те несколько дней, что Томас охранял психическое состояние Ньюта, отгоняя всяческие приступы, панические атаки и прочее. Или те редкие, но тем не менее случавшиеся время от времени вечера, когда кто-то из них приходил к другому домой и задерживался не на час или два, а на всю ночь. И большую часть следующего дня в придачу.

Переезд к Томасу поставит жирную точку. Все прежние вопросы обзаведутся наконец необходимыми ответами, недосказанности выльются в слова, пути сойдутся, чтобы никогда не расходиться.

Хотел бы Ньют знать, от чего его трясет, пусть даже совсем слабо: от волнения ли, предвкушения чего-то безмерно счастливого или же, наоборот, от теперь кажущегося странным нервоза.

Минхо, мгновенно заметив отразившееся на лице друга безмолвное переживание, толкнул его в плечо, угощая ириской. Он хоть и не обладал безошибочной телепатией или проницательностью, позволявшей прочитать все мысли и эмоции до единой по одному только изгибу бровей или морщинам на лбу, но попытался хотя бы на мгновение вырвать Ньюта из забытья:

— Не боись, чувак, все образуется.

И Ньют ему в этом верил.

***

Во время следующего звонка Алби обошелся одной фразой: «Мы все сделали». Причем прозвучала она загадочно, зловеще, будто где-то на улицах Лондона совершили жестокое убийство, а газеты, пытаясь переплюнуть друг друга в сенсационности передаваемой информации, пестрели заголовками, один красноречивее другого. Выведать подробности Ньюту не удалось: ему объяснили, что не стоит в них вдаваться, чтобы лишний раз не переживать. Парень, хоть и почуял что-то неладное, все-таки понадеялся на относительную сознательность бывших товарищей по клубу и постарался уверить самого себя, что ничего слишком серьезного с его отцом не произошло. При всей своей склонности к бесправию никто из байкеров не хотел попадать за решетку.

— Он слишком борзо себя повел, — мрачно изрек Алби. — Не умеет язык за зубами держать, когда нужно. И, ты мне уж поверь, на него наши запугивания подействовали лишь временно. Поэтому лучше тебе поспешить.

— Приму к сведению, — одним глазом Ньют смотрел в экран ноутбука, где высвечивалось очередное сообщение от мамы. Теперь уже о недавних событиях, дошедших до нее практически сразу. Она, что удивительно, вовсе не злилась. Ньют ожидал худшего.