Больная нога задрожала, а все тело опасно накренилось вперед — Ньют едва-едва удержал равновесие и успел приземлиться на обе, спрыгнув назад, за спасительное ограждение.

— Ты дурак? — голос Томаса буквально отвесил ему подзатыльник. — А если бы упал?

Ньют пожал плечами.

— Если бы страх меня останавливал, байкером я никогда бы не стал.

Томас поравнялся с ним и, не глядя даже на Ньюта, приложил тому руку к груди, подхватывая ладонью частое биение сердца. Ньют не нашел в себе сил (и желания) отстраниться или отмахнуться от прикосновения, к которым не привык.

— Боишься же, — с улыбкой заметил брюнет, опасливо вытягивая шею и глядя вниз.

— Ты тоже, — Ньют, не зная, за что или за кого именно боится Томас, повторил жест брюнета, положив свою ладонь тому на левую сторону груди и уловив ускорившийся стук. На вопрос «зачем ты это сделал?» он явно бы не смог ответить.

Странно. Очень странно. Стоять вот так, с одной стороны все еще соблюдая дистанцию и не давая рукам с датами прикоснуться, а с другой лапая друг друга. Ньют смущался самую малость, но и убирать ладонь не собирался. Томаса, видимо, мучили те же мысли. Чертово сердце колотилось, как отбойный молоток, и не останавливалось, а в правую руку билось точно такое же, практически удар в удар.

Ньют робко шагнул к Томасу, борясь с противоречивыми напутствиями внутреннего себя. Знаете, насколько оглушающими могут быть голоса в голове, которые, перекрикивая друг друга, внушают мозгу нечто абсолютно противоположное? Ты мечешься, мечешься, пытаясь понять, чего хочешь сам, и вместе с тем все больше теряешься и путаешься. Ньют заплутал меж этих двух голосов, но почему-то был уверен, что шаг за шагом выходит именно к тому, чего желал он сам. Сам, безо всяких наставлений.

— Томас?

— А? — прозвучало это с такой дикой дрожью в голосе, что Ньют засомневался, не слишком ли спешит, не слишком ли опрометчиво идет на поводу у навязчивых мыслей, что несколькими мгновениями ранее запудрили голову.

— Повернись сюда.

Дыхание Томаса стихло, хотя грудь его, как ощущал Ньют ладонью, вздымалась часто и неразмеренно, словно каждый вдох причинял брюнету невыносимую боль.

— Ты же не… — Томас закусил губу. Ресницы у него дрожали все чаще (Ньют не понимал, с чем это могло быть связано), а кончики пальцев сминали кофту Ньюта.

— Я же да.

Запоздалая усмешка Ньюта затерялась в совсем робком, граничащем с детской стеснительностью, поцелуе. Совершенно сбитый с толку Томас дрогнул, словно колени у него подкосились в одно мгновение, но потом подался вперед, настолько близко, что их ладони терлись друг о друга. Прикосновение губ Ньюта в эту минуту казалось чем-то неземным, ненастоящим, словно мираж посреди пустыни — ищешь оазис долгое время, и когда бежишь к нему, увиденному на горизонте, со всех ног, он внезапно исчезает, оставляя тебя наедине с бескрайними песочными далями. Он боялся, что секунду спустя очнется где-то в своей комнате с одним только миражом в голове.

Но этого не происходило. Ньют был здесь, совсем близко, настолько близко, как ближе быть — почти — нельзя. И губы у него маняще мягкие, и глаза зажмурены, будто от чего-то совсем-совсем жуткого, и сердце бьется намного быстрее, быстрее даже, чем в тот день, когда Томас оттащил его с дороги. А еще Томас понимал, что Ньют решился-таки. Поддался. Доверился. И от этого внутри что-то вспыхивало, не думая даже затухать, разбегалось по всему телу в бешеной пляске.

Кислорода не хватало не от того, что Томас даже лишний раз не успел вдохнуть, не то от того, что Ньют продолжал его целовать. Может, все было не так уж и идеально, потому что впервые редко что выходит блестяще и безукоризненно, но Томас не мог не радоваться и этому.

Ньют отстранился, обхватил Томаса обеими руками за шею и уткнулся ему в плечо носом.

— Спасибо, — бормотал он, пряча робость и дрожь в мягкую ткань. — Черт возьми, спасибо, Томми.

Томас колебался, решаясь, обнять его в ответ или нет, потому что — а вдруг? — боялся прикоснуться руками с датами и, не дай боже, все испортить. Однако руки Ньюта слишком цепко обвивались вокруг шеи, и ничего страшного (хотя что же в этом страшного?) произойти не должно было. Наверное.

Томас, перебарывая неумную тряску и вновь и вновь стараясь остановить дыхание, стиснул Ньюта где-то в области ребер. Сначала совсем легко и незаметно, а затем все крепче, пока между ними не осталось ни сантиметра.

— Пожалуйста, Ньют.

Не было больше никаких «не покидай меня никогда» и «я тебя люблю», как можно было бы ожидать от романтического фильма или книги века этак девятнадцатого. Они продолжали обнимать друг друга, хотя Ньют заговорил о вещах совершенно посторонних: снова про мастерскую, Гилмора, курсы и все остальное, о чем не мог не думать. Иногда его тихий смех щекотал Томасу ключицу, и Томас не мог не смеяться тоже. Потому что в эти минуты он чувствовал себя свободнее и умиротвореннее, чем когда-либо. И не хотел, чтобы это заканчивалось.

— Может, переночуешь у меня сегодня? — Томас не настаивал. После того, что только что произошло, он не собирался настаивать на чем-либо больше никогда в своей жизни.

— Звучит заманчиво, — подбородок Ньюта оказался у Томаса на плече. — Я уж думал, ты не спросишь.

Томас не знал, уместно ли сейчас смеяться, но так вышло само собой. Правда, засмеялся он чересчур тихо, будто это запрещалось всевозможными законами. И он физически ощущал, как Ньют улыбается и насмешливо закатывает глаза, не желая при этом выпускать брюнета из объятий.

Ньют не был уверен, достиг ли еще дна пропасти или находился где-то совсем близко, но ощущение, что он сделал все правильно и, главное, честно по отношению к ним обоим, не покидало его ни на минуту. Еще одно «спасибо» затерялось в нескончаемом потоке мыслей, силой своей способном стереть с лица земли небольшой приморский городок где-нибудь на тихоокеанских островах, но Ньют решил оставить его на потом: ему наверняка предоставится еще миллион возможностей поблагодарить Томаса.

Потому что повернуть обратно именно с этой точки было уже нельзя.

Комментарий к Глава 9. О том, почему прыгать в пропасти совершенно не страшно

Пожалуй, сцена с поцелуем - одна из тех, которые появились в голове даже раньше идеи фанфика в целом.

Меня не покидает ощущение, что все случилось слишком рано, слишком быстро, слишком… слишком. И вместе с тем кажется, что все намана, как-никак за соточку страниц перевалило уже. Если кто-то из вас разочарован чутка, я звиняюсь, искренне звиняюсь.

P.S. Н-а-а-а-асть, помнишь, ты все спрашивала, когда там глава новая? Вот, на, держи

P.P.S. Все ошибки, очепятки и прочее - в ПБ. Я достаточно часто все перечитывала, в глазах рябит уже от текста, и я могла что-то до ужаса очевидное пропустить.

С первым днем зимы, мои хорошие! ^.^

========== Глава 10. О том, почему конец может означать начало чего-то хорошего ==========

В этот раз Томас, под утро неслышимо протиснувшись в кухню-гостиную за очередным стаканом воды, не боялся встретиться с пустотой и почему-то был уверен, что Ньют больше не будет уходить. Он входил в комнату на цыпочках, чуть ли не забывая дышать, и сдержанно улыбнулся, завидев укутавшегося в одеяло, казалось, до удушья парня со взъерошенными светлыми волосами. Томас смотрел на него около минуты, пока Ньют не сморщился, словно бы физически ощутив на себе чей-то взгляд, и не отвернулся к спинке дивана — за это короткое мгновение Томас успел углядеть левую руку, выбившуюся из тесного одеяльного кокона и как ни в чем не бывало чем-то перевязанную.

Привкус поцелуя все еще теплился на губах. И то, как сердце отчеканивало сто тысяч ударов в секунду, согреваемое рукой Ньюта, вспоминалось легко и живо и отчетливо слышалось в ушах в ритме неостановимого шума крови, которая в тот момент точно готова была закипеть и паром просочиться сквозь кожу. Возвращаясь обратно, Томас подобрал упавшую с подлокотника кофту и перевесил ее на стул — так можно было глянуть на Ньюта хотя бы еще раз, пусть и на полсекунды. Разглядеть в полутьме его до смешного серьезное лицо, стиснутые губы и съежившуюся худую фигуру, еще хранившую в себе прежнюю мускулистость. Этого самого взгляда на Ньюта хватило сполна, чтобы расплыться в счастливой улыбке.