На пороге квартиры Минхо им пришлось выслушать целую тираду о собственной непунктуальности, на что Ньют только пихнул азиата в плечо со словами «главное, что вообще пришли», а затем увиливать от вопросов об убитом виде обоих. Точнее, увиливал Ньют, потому что Томас вовремя сбежал в ванную, столкнувшись в коридоре с Терезой, которая обняла его и указала пальцем на нужную дверь. Глядя в зеркало, Томас видел спину девушки, выглядывавшую снаружи, а до ушей доносилась очередная шутливая словесная перепалка между Ньютом и Минхо — они толкали друг друга в стены, постоянно говорили что-то грубое, но не прекращали посмеиваться и не успокоились бы, если бы Тереза не вмешалась. Ньют протиснулся в узкую ванную навстречу собравшемуся выходить Томасу, а Тереза с Минхо о чем-то тем временем переговаривались вполголоса, и затем девушка, ненавязчиво поцеловав азиата, перешла в другую комнату, сказав что-то едва слышимое напоследок.
— Двигайте задницами, детки! — Томасу, усевшемуся на край ванной, взлохматили волосы, а в Ньюта, отвернувшегося от раковины, бросили сухое полотенце. — Все остыло уже сто раз пока вы пытались преодолеть топографический кретинизм[1] и понять, где я живу, — Минхо наклонился и зашептал, словно бы рассказывая нечто важное и вместе с тем тайное. — Но согласитесь, да, квартирка ничего так. Явно лучше твоей халупы, Томас, хоть я в ней и не бывал никогда.
Томас подскочил и с громким, прерываемым нескончаемым желанием смеяться «Эй!», отвесил Минхо легкий подзатыльник. Позади Ньют громко жаловался, что ему не дают выйти, и в итоге все трое вылетели в коридор, вмяв азиата в противоположную стену. Тереза, снова появившаяся непонятно откуда, наблюдала за ними с тем насмешливо-строгим видом, с каким матери смотрят на баловство своих детей. И Томас не мог не испытать какой-то особой симпатии к этой девушке. И не заинтересоваться волей-неволей, почему она именно та, кто нужен Минхо.
В квартире у Терезы и Минхо и впрямь было уютно. Повсюду на небольших стойках, подоконниках, столиках помещались растения самых разных размеров, при виде которых Ньют шепотом, чтобы никто, кроме Томаса, не услышал, обозвал жилище Минхо «чертовым ботаническим садом», одновременно удивляясь целому калейдоскопу зеленого, красного, желтого и других оттенков. На глаза попадались увенчанные яркими, сразу привлекавшими внимание цветками кактусы, и свисавшие из горшков толстые стебли, похожие на лианы и стлавшиеся по полу, а некоторыми листьями можно было легко укрыться от дождя. Тереза, улавливая направление удивленных взглядов Томаса и Ньюта, с ученым видом называла замысловатые латинские имена, дарованное тому или иному виду селекционерами, но никто не удосужился запомнить хотя бы одно. Цветочный аромат смешивался с умопомрачительным запахом чего-то жареного или печеного, от которого во рту пересыхало, а в желудке начинало урчать, пусть голод и не чувствовался.
На кухне, хоть и несколько тесноватой, но все такой же аккуратно обустроенной и уютной, их ждала запеченная утка с какими-то фруктами, щедро усыпанная разного рода зеленью, и Томас не мог не присвистнуть от удивления, потому что видел он такое только на Рождество или День Благодарения, если удавалось либо вырваться к маме в Нью-Йорк, либо пригласить ее к себе — сам он готовил сносно, и потому даже наипростейшие салаты и быстро обжаренные куски мяса считал своего рода шедеврами. Где-то за спиной Минхо воспевал блестящие кулинарные способности Терезы, в то время как сама девушка о чем-то расспрашивала Ньюта. Томас оглянулся на них, беззаботно и вежливо обсуждающих не то рецепты, не то что-то иное, связанное с готовкой, и глубоко, расслаблено вздохнул. Ему казалось, что вечер пройдет прекрасно.
Утка и впрямь оказалась вкусной. Тереза в ответ на комплименты только очаровательно краснела и улыбалась, а Минхо всякий раз целовал ее в висок. Под конец, это, правда, начало немного надоедать даже самой девушке, и девяносто девятую попытку парня клюнуть ее куда-то в волосы она прервала, бесцеремонно прижав палец к его губам и проворчав безмолвное «не надо». Ньют не мог в этом случае не пошутить, и они с Минхо снова начали обсуждать что-то свое. Томас только слушал их безостановочную болтовню, прижавшись плечом к стене и изредка отпивая пиво из кружки.
— Нет-нет-нет, ты не понимаешь! — Минхо, яростно тряся вилкой (Терезе пришлось взять его за руку и попросить размахивать руками поспокойнее), пытался что-то доказать Ньюту, которого будто бы специально посадили слева от Томаса. Блондин саркастично поддакивал и всем видом своим показывал, что ни капельки азиату не верит. Минхо разозлился, начал жестикулировать еще сильнее, вилка в конце концов выпала у него из рук, ударилась о тарелку и улетела под стол, откуда достать ее было невозможно, если не хотелось ненароком врезаться глазом в чье-нибудь колено.
— Вот спорим на десятку, что я прав! — Минхо проглотил кусок мяса и тут же залил его глотком пива. — С этим, — он указал только что поданной ему Терезой вилкой на Томаса и требовательно вытянул руку, — я уже поспорил. И выиграл.
— Ладно, спорим, — Ньют пожал Минхо руку и попросил Терезу разбить, что девушка и сделала, смахнув с лица темные волосы. Томас заметил ее удивленный взгляд, устремленный на светлый длинный рукав кофты — Тереза немного нахмурилась, посмотрела сначала на Ньюта, а потом на Томаса, но, встретившись глазами с последним, смущенно откашлялась и отвернулась.
-… Томас? — брюнет осознал, что неотрывно смотрит в одну точку и не реагирует на вопрос, заданный Ньютом. Блондин толкнул его плечом, вырывая из задумчивости, и Томас лишь дернул головой, показывая, что он якобы внимательно слушал.
— Не трогай его, он сегодня весь день заторможенный какой-то, — Минхо снова махнул вилкой, чуть не царапнув себе по второй руке. — Просто спать больше надо. Так вот, как я уже говорил…
Дальше их разговор снова слился в одну нескончаемую череду звуков, прерываемых иногда спокойным и мелодичным голосом Терезы, которая иногда что-то добавляла. Все остальное время Томас ощущал бросаемые на себя взгляды синих глаз, опускавшихся сразу же, если брюнет пытался в них посмотреть. Его эти гляделки несколько смущали, но и думать об этом желания не было.
Минхо с Терезой несколько раз выходили на балкон, где, видимо, курили, отравляя дымом растения. Ньют с Томасом тщетно пытались вести разговор, но обоим жутко хотелось спать, и брюнет уже готов был задремать прямо здесь, на кухне чужой квартиры, вжавшись спиной в стену и держа одну руку на почти пустой кружке с пивом, а Ньют зевал, даже не прикрывая рот ладонью. Пробубнил что-то себе под нос, в чем Томас запоздало уловил одно лишь слово — «домой».
— Минхо нам в коридоре постелит, — Томас с улыбкой потянулся и попытался принять наконец сидячее положение из прежнего полулежачего. Дверь балкона скрипнула, и в комнату протиснулись Минхо с Терезой. Правда, если уходили они, хихикая над чем-то личным, то сейчас физиономии у обоих были серьезные. На лице азиата отразилась малопонятная гримаса, и угадать по ней, что именно хотел сказать приятель, Томасу так и не удалось.
Они обменялись еще несколькими дежурными репликами (Минхо казался на порядок разговорчивее, чем пять минут назад, и словно бы нарочно перебивал Терезу, стоило той открыть рот). Затем девушка, отпив из своей кружки и опустошив ее наконец, стиснула руку Минхо, прося его помолчать.
— Могу я задать вопрос? Вам обоим?
Томас и Ньют переглянулись и кивнули практически одновременно.
— Как давно вы познакомились и… как у вас это случилось? — у Томаса в горле образовался комок. Он прекрасно понял, к чему Тереза клонит, но и вымолвить что-либо не хватало смелости. До Ньюта смысл ее вопроса дошел несколько позднее, но он тоже молчал, не в силах отыскать нормальный ответ.
— Вы вообще соулмейты? — голос Терезы не дрожал, звучал спокойно и обыденно, будто девушка любопытствовала, любят ли они пиццу.
Ньют стиснул губы — по нему видно было, насколько быстро улетучилось его полусонное состояние и сменилось напряженностью, свойственной, разве что, ежику, выпустившему все иголки. Он положил вилку и поднял на Терезу взгляд, холодный и безразличный.
