— Так и Тургон сказал, — ответил Фингон. — Но всё-таки всё равно это тут не при чём, скажу я тебе. — -

— И с твоей стороны было очень глупо сюда приходить.

— Да, и Ирмо тоже так сказал!

— Мудрейший из твоих братьев и Повелитель Снов! Фингон, неужели ты никогда не слушаешь мудрых советов?

— Ну может быть, когда-нибудь, — сказал Фингон. Он неохотно отодвинулся от Маэдроса, чтобы погрузить руки в воду. Она была холодной, но не ледяной — может быть, холодной, как родник в Хитлуме. Фингон брызнул немного воды себе на лицо, и это сразу его приободрило. Тогда он вспомнил, что всё ещё весь в паутине после того, как они так уныло пробирались через врата Ангбанда. Он зачерпнул ещё несколько раз воды и смыл всё самое неприятное. В холодной воде липкий шёлк паутины быстро растворялся. Фингон провёл мокрыми руками по волосам, ещё и ещё сдирая паучьи нити, смывая их в тёмное море. Теперь ему стало гораздо лучше. Наконец, он обернулся к Маэдросу, который молча следил за ним, и приподнял брови.

— Ты жутко выглядишь, — сказал он. — И от тебя пахнет.

Маэдрос дёрнулся. Затем он рассмеялся и сказал:

— Ну спасибо большое!

Но всё-таки он подошёл, встал на колени рядом с Фингоном и стал смывать самые противные куски паутины, что всё ещё были на нём. Фингон помогал ему как мог. Самое худшее были его волосы: они совсем свалялись и все были забиты паутиной, и даже когда паутину отрывали, оставались дурно пахнущие, свалявшиеся колтуны. Через какой-то момент Фингон достал звёздный фиал. Маэдрос отшатнулся от света, но затем обернулся, посмотрел и сказал не без удивления:

— Это не так уж плохо!

После он снова некоторое время смотрел; потом заморгал и скосил глаза, и снова отвернулся. Но он продолжал украдкой посматривать на белый огонёк.

Между тем Фингон попытался воспользоваться светом, при которым всё было лучше видно, чтобы распутать некоторые пряди в волосах Маэдроса. Но это было безнадёжно — Маэдрос моргал и ворчал, когда он тянул за них. Прошло какое-то время, прежде чем Фингон понял, что не все бесцветные пряди — это паутина. Волосы Маэдроса частично поседели. Фингону было очень жаль тот медный, яркий цвет, который он помнил. Но седые волосы были не так уж плохи. Они серебряные — подумал он. Как у Фродо Кольценосца.

— Ну хватит! — сказал, наконец, Маэдрос. — По-моему, ты уже сделал столько, сколько можно. — Сейчас он действительно выглядел получше, да и пах — тоже. Фингон снова сел рядом с ним. Он поставил звёздный фиал между ними.

— А это что такое? — сказал Маэдрос. — Похоже на…

Он осёкся.

— Его Галадриэль сделала, — сказал Фингон. — Чтобы он стал светом в тёмных местах. Это свет Эарендила — я хочу сказать, звезды.

— Значит, всё-таки в нём есть что-то от моего отца, — сказал Маэдрос. — Темнее места не найти!

Он посмотрел туда, за чёрное море. Фингон тоже смотрел. Там ничего не было.

— Пути обратно нет, — сказал Маэдрос.

— Нет; но по мне так это лучше, чем пропасть, — сказал Фингон. — Я-то безусловно предпочту это Ангбанду с его паучьей королевой.

— Море! Откуда же оно взялось? — сказал Маэдрос и удивлённо потряс головой; потом снова взял Фингона за руку. Фингон крепко сжал её. Он взял в другую руку звёздный фиал и поднял его: хотел попробовать, не удастся ли заметить то самое сломанное дерево. Сейчас он чувствовал к нему какую-то привязанность, и ему хотелось знать, что с ним сталось.

Никакого плавучего дерева там не было. Но тут Маэдрос вскрикнул. Там, где свет звёздного стекла падал на тёмную воду, он освещал тропу, — тропу, которая, казалось, не состояла ни из чего, кроме бледного огня. Она была подобна следу, которое оставляет за собой Солнце, опускаясь за западные волны за берегами Средиземья — такая же дорожка, но не столь буйного цвета.

— Это не дорога, — сказал Маэдрос. — Она не может быть дорогой. Отсюда дороги нет. Мы же на горе!

— Мы на острове, — сказал Фингон. Он встал. Глубоко вздохнул. Очень может быть, что сейчас ему будет очень холодно и мокро.

Он встал на дорогу света — и она удержала его.

Фингон рассмеялся, и повернулся к Маэдросу.

— Пошли! — сказал он.

— Обратно дороги нет, — сказал Маэдрос, но всё-таки встал.

Фингон протянул ему руку.

— Нет, — сказал он, — но может быть, есть дорога вперёд!

***

Они пошли по дороге света. Она казалась очень опасной. Они не могли видеть дальше ничего, кроме пятна света, освещённого звёздным фиалом — а это было совсем немного, и их тропа бледнела и исчезала у них за спиной, когда они шли дальше. Но Фингон держал Маэдроса за руку, и держал, подняв, фиал, и у него была надежда.

У них было море, и небо, и свет во тьме; и если уж ему надо было идти через Пустоту, гораздо лучше было идти не одному. Никто из них много не говорил. Глубокая вода омывала сапоги Фингона и обнажённые ступни Маэдроса. Пауков не было. Фингон представил себе паучью королеву, которая прячется там, в своём логове с шестью стрелами в глазу — и понадеялся, что она утонула.

— Может, здесь всё-таки есть драконы, — сказал Маэдрос, как будто отвечая на его мысль.

— Не думаю, что огненный змий может плавать, — сказал Фингон.

— Некоторые умеют летать! — сказал Маэдрос, но тон его был гораздо менее мрачен, чем слова.

Наконец, дорога света как будто бы кончилась. Она никуда не привела. Они стояли на крошечном пятачке светлой воды — всё ещё посреди тьмы. Однако звёздный фиал больше ничего не осветил.

— И что ж теперь? — сказал Маэдрос. — Я же тебе говорил! Нам лучше пойти обратно.

— Нет, — сказал Фингон. Он передал фиал Маэдросу. — Подержи-ка!

Маэдрос что-то удивлённо пробормотал и чуть не выронил сосуд. Вид у него был такой, словно он ждал, что стекло обожжёт его. Но оно не жгло — Фингон и не думал, что оно будет жечь. Маэдрос поднял свет повыше. Фингон огляделся, и потом осторожно шагнул вперёд.

— Фингон! — воскликнул Маэдрос в тревоге.

— Оно твёрдое! — сказал Фингон. Чёрная вода была лишь тонкой плёнкой на чём-то широком и тёмном под нею. — Мы можем здесь пройти.

Они прошли вперёд чуть дальше, и Маэдрос тревожно вскрикнул: он действительно уронил фиал в неглубокую воду под их ногами, пытаясь оттащить Фингона от края скалы, которую он не видел. Упавший фиал осветил колышущееся озерцо света. Вода медленно качалась над краем, разрастаясь удивительным, тонким занавесом воды, который непрерывно вливался во тьму — водопад, который тянулся так далеко, как только Фингон мог видеть в обе стороны. Он обернулся на океан, поглотивший узилище Маэдроса. Он не стал мельче. Может быть, и ещё больше воды вздымалось там из бездны. Тогда он понял, где они оказались.

— Мы же стоим на стене! — сказал он. Он думал, что она шла вверх без конца; она выглядела так, как будто шла вверх без конца. Но нет. Они стояли на вершине стены. Он снова заглянул через край — хотя Маэдрос нервно позвал его по имени. Может быть, близнецы там, внизу? Их было не видать, и пути вниз не было. Но там, далеко-далеко внизу, он мог разглядеть тоненькую серую ленточку. Это была та самая дорога из паутины, что казалась такой широкой и прямой, когда он подошёл к вратам.

— Подойди, посмотри! — сказал Фингон.

— Я бы не хотел, — сказал Маэдрос.

— Нет, ты посмотри! — сказал Фингон.

Маэдрос подошёл и встал рядом с ним — и увидел то, что видел он. Серая дорога растворялась по мере того, как на неё лился водопад. Когда они смотрели, как она исчезает, они услышали громкий, стонущий звук, как будто камень и металл стонали под чудовищным напором. Потом, далеко под ними, врата разломались, и пенящаяся река вылилась через них во тьму. Фингон представил себе, как океан за их спинами всё разливается и разливается, смывая всю дорогу из паутины с начала до конца, всю дорогу — и всё, что лежало вдоль неё. Всё, доброе и злое, все прекрасные и отвратительные воспоминания, всё, всё, вплоть до призрака Валинора неомрачённого — пусть всё это утонет, утонет, как Белерианд и ляжет омытым под это тёмное море.