— Нет! — крикнул Карамон, крепко держа жрицу за руку, но она, не отрывая взгляда от глаз мага, осторожно высвободилась и пошла вперед.

— Иди ко мне, праведная дочь Паладайна! — Негромкий голос Рейстлина достиг ушей Крисании сквозь грохот и рев огненной стихии, и жрица поняла, что эти же слова она слышит в своем сердце.

— Иди сквозь пламя, Посвященная. Иди, и ощутишь божественное могущество!

Пламя, окружившее Рейстлина, жгло душу Крисании. Ей казалось, что ее кожа чернеет и ссыхается от жара, что она слышит, как трещат волосы и ресницы, а раскаленный воздух, заполнявший легкие при каждом вдохе, заставлял ее морщиться от боли. Но огонь зачаровывал Крисанию, звал и манил к себе, неумолимо притягивал, так же как негромкий голос мага.

— Нет! Не надо!

Она услышала за спиной отчаянный крик Карамона, но даже не обернулась. Это волновало ее не больше, чем стук собственного сердца. В два шага Крисания достигла огненного круга, и Рейстлин подал ей руку, но в последний момент девушка заколебалась.

Рука мага горела! Крисания видела, как дотлевает рукав и обугливается кожа.

— Иди же! — прошептал голос.

Крисания подняла непослушную руку и бесстрашно протянула ее к огню. В первое мгновение боль обожгла ее с такой силой, что сердце жрицы едва не остановилось. От страха и боли Крисания громко вскрикнула, но пальцы Рейстлина уже сомкнулись вокруг ее запястья и потащили ее вперед. Она крепко зажмурилась.

Прохладный ветерок коснулся ее лица, и Крисания вдохнула свежий и чистый воздух. Жар пламени куда-то исчез, и она чувствовала только знакомое тепло, исходящее от тела Рейстлина. Открыв глаза, Крисания увидела, что стоит совсем рядом с магом. Тогда она подняла голову, заглянула ему в глаза… и что-то острое кольнуло ее сердце.

Худое лицо Рейстлина блестело от пота, глаза отражали ослепительное белое пламя, полыхавшее в глубокое могиле, а дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы вместе с короткими, судорожными всхлипами. Казалось, маг не отдает себе отчета в том, где он находится и что творится вокруг него, и тем не менее в заостренных чертах его лица Крисании ясно виделось выражение триумфа и восторженного экстаза.

«Теперь я понимаю, — подумала Крисания, — почему Рейстлин не может любить меня. В его жизни есть только одна-единственная любовь — его магия. Ради нее он готов на все, готов рискнуть самым дорогим!»

Эта мысль причинила ей боль, но она была сродни легкой и светлой печали, ничуть не напоминая вонзившийся в сердце раскаленный шип.

«И снова Рейстлин показал мне, какой я была, — пронеслось в голове жрицы.

— Слишком долго я позволяла себе заблуждаться насчет того, в каком мире на самом деле живу. Мои представления о нем были наивны и поверхностны; точно так же не знала я, кто я есть, какая я… Рейстлин прав. Теперь я чувствую, какое оно — могущество великих богов. Я должна стать достойной этого могущества и…

Рейстлина».

Рейстлин закрыл глаза. Крисания почувствовала, как магические силы постепенно уходят из его тела, словно кровь, вытекающая из раны. Руки бессильно опустились, а окружавшее их пламя мигнуло и погасло.

С легким, едва слышным вздохом Рейстлин опустился на обожженную землю.

Снова пошел дождь, и Крисания услышала, как капли дождя негромко шипят на пепелище деревни, заливая последние язычки пламени и алеющие угли. Клубы остывающего пара поднимались из обгоревших домов и медленно плыли по улицам, словно призраки бывших ее обитателей.

Крисания опустилась рядом с магом и отвела с его лица длинные каштановые волосы. Рейстлин посмотрел на нее. В его глазах промелькнули узнавание и тень глубокой, неизбывной печали, словно у человека, которому было позволено ненадолго вступить в царство опасной, но могущественной и буйной красоты и который вдруг снова очутился в мокром, грязном и суетном мире.

Маг покачнулся и едва не упал. Крисания поддержала Рейстлина и увидела, что Карамон бежит к ним, разбрызгивая жидкую грязь.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, — прошептала Крисания. — А он?

Вместе они помогли магу подняться на ноги. Рейстлин как будто вовсе не осознавал их присутствия. Шатаясь, словно пьяный, он буквально повис на плече Карамона.

— С ним все в порядке, — объяснил Карамон. — Он всегда так…

Гигант ненадолго замолчал, потом проговорил едва слышно:

— Всегда… Что я такое говорю?! Ни разу в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного! Клянусь всеми богами… — Он с благоговением поглядел на своего брата-близнеца. — Я никогда не видел такого могущества и такой силы! Я просто не представлял себе… не знал…

Карамон поддерживал Рейстлина, и маг опирался на него всем своим весом.

Его снова одолел кашель, и маг жадно хватал ртом воздух до тех пор, пока приступ не прошел. После этого он едва мог стоять.

Все трое были окутаны клочьями тумана и едкого дыма, а дождь разошелся не на шутку и лил теперь с утроенной силой. Со всех сторон доносился треск проседающих деревянных конструкций и шипение попавшей на горячие угли воды.

Рейстлин поднял голову. Взгляд его слегка прояснился, и он посмотрел сначала на Карамона, потом на Крисанию.

— Я попросил тебя сделать это, — проговорил он, глядя на жрицу, — чтобы ты не сомневалась больше ни во мне, ни в моих возможностях. Если в Торбардине нас ждет успех, Посвященная, мы войдем через Врата в Бездну — мир невообразимого страха и бесконечного ужаса…

Крисания, пригвожденная к месту его пристальным сверкающим взглядом, невольно затрепетала.

— Ты должна быть уверена в своих силах, праведная дочь Паладайна, — продолжал Рейстлин. — Именно поэтому я устроил так, чтобы ты была вместе со мной в этом долгом пути. Дорога к цели постоянно подвергала меня испытаниям, но и тебе пришлось преодолеть многое. В Истаре тебя испытывали ветром и водой, в Башне ты прошла испытание Тьмой, а только что — выдержала испытание огнем. Но тебя ждет еще одно испытание, Крисания! Последнее, самое важное испытание. Мы все должны быть готовы к нему!

Глаза Рейстлина устало закрылись, и маг пошатнулся. Карамон, ставший вдруг суровым и мрачным, подхватил брата и, подняв его, понес к лошадям.

Крисания поспешила за ними, озабоченно поглядывая на мага. Несмотря на бледность, лицо Рейстлина все еще хранило выражение торжества и безмятежного спокойствия.

— Что с ним? — спросила жрица, догоняя Карамона.

— Он спит, — ответил гигант, и его голос прозвучал совсем глухо. Крисания видела, что бывший гладиатор прячет от нее какое-то чувство, что-то очень важное, и это не давало ей покоя.

Подойдя к лошадям, привязанным поддеревьями, Крисания на мгновение обернулась.

Над пепелищем поднимался редкий серый дым. Дома превратились в перемешанную с грязью золу, из которой кое-где выступали обугленные бревна.

Деревья, превратившись в почерневшие искореженные скелеты, еще дымились. На глазах у Крисании дождь потушил последние угольки, а ветер унес их прочь вместе с дымом.

Поселок исчез, словно его никогда не существовало.

Крисания внутренне содрогнулась и, плотнее запахнув плащ, повернулась к Карамону. Гигант подсадил Рейстлина в седло и теперь тряс его, пытаясь заставить мага проснуться ровно настолько, чтобы быть в силах управлять лошадью.

— Карамон, — сказала Крисания, когда воин наклонился, чтобы помочь ей сесть в седло. — Что Рейстлин имел в виду, когда говорил о последнем испытании?

У тебя в этот момент было такое лицо… Ты ведь знаешь, о чем шла речь?

Скажи…

Карамон ответил не сразу. За его спиной сонно раскачивался в седле Рейстлин; в конце концов голова мага упала на грудь — очевидно, маг снова задремал.

Карамон посадил Крисанию на коня и вскочил в седло. Наклонившись, он вынул из безвольных рук брата поводья и сжал их в кулаке.

Когда они уже ехали прочь из долины, Карамон привстал на стременах и посмотрел назад, на сожженную деревню. Рейстлин продолжал спать, свалившись на шею своей вороной кобылки, и брат слегка поддерживал его могучей рукой.