Аналогов нигде нет, так что приходилось каждый отдельный блок переделывать и десять и сто раз, прежде чем получался устойчивый и эффектный результат, этот день двадцать пятого декабря, 5766 года он торжественно внес в копилку важнейших мировых событий, вполне возможно даже вселенских. Ведь путешествие через коридор, канал в пространстве от одной точки к другой, мгновенно или даже с заданным запаздыванием, процесс пожалуй не имеет ограничений, определяется только мощностью генератора синхронизирующего поля и геометрическими размерами окна входа в самое нулевое подпространство, в принципе мечта как всего прогрессивного так и агрессивного человечества. И вот день настал, — и Цой наконец врубил автомат защиты на первой установке для пространственного перемещения, даже сам придумал название — «канал», коротко и емко, он даже слегка помучился выбирая слова, хотелось чтобы звучало загадочно и внушительно, но подходящих терминов было мало даже в богатом русском языке, можно было бы конечно легко усилить выражение коротким непечатным слэнгом, и народными прилагательным, — он не любил всуе употреблять крепкие словеса.
Первый предмет пошел в пространственный канал так, как первый космонавт, и также должен был по праву занять место в музее мира достижений трансспэйса, кстати и сам термин трансспэйс родился в муках из двух англоязыких «транс» и «спэйс», что аналогично «через» и «пространство», но более внушительно и по заграничному. Героем для первого выхода в трансспэйс стал такой хороший и надежный предмет настоящего конструктора, карандаш средней твердости фабрики «Кох-и-нор», — и процесс чем-то напомнил включение первого допотопного телевизора с маленьким экраном как у современного мобильника, — а ведь первые телевизоры еще к тому же были довольно страшными на вид в смысле дизайна, как и генератор. Это нагромождение фигурных катушек из самодельного сверхпроводника в пузырящихся дьюарах с жидким азотом, со шлейфами тянущимися к коробкам компьютеров и витыми толстыми силовыми шинами от гудящих на стогерцовом басе трансформаторов, зрелище не для слабонервных, куча мониторов с потоками цифр, а посередине маленькое черное окошечко, не больше спичечного коробка, готовое превратиться в окно во внешний мир.
Последняя предпусковая проверка, и наконец долгожданный пуск, на этот раз как по маслу, без всяких там криков «Поехали!» и прочего звездного антуража, спэйс запустился, а трансформаторы загудели повнушительнее, на дисплеях застыло сообщение о готовности всех частей к приему первого трансспэйсера. Цой как-то упустил в суматохе из виду маленький вопрос, кому же тогда предоставить шанс первым освоить путешествие в пространстве, по идее надо было запустить в канал какую-нибудь мышку, — все-таки живая тварь, но где ее теперь ловить, да и слиняет животное, если не заблудится в этой глубокой импровизированной пространственной норке, все настройки выхода из канала запрограммированы на асфальт рядом с пятиэтажным домом на окраине Академсити, чтобы удобнее искать.
Похоже канал работал и не стал ждать пока его создатель решит что с ним делать, это черное окошечко звучно чмокнуло, из него вылетел старый пожухлый желтый лист от березы, растущей рядом с домом и поднялся натуральный сквозняк, — Цой слегка опешил, потом взял со стола первый предмет до которого дотянулся, — это и был знаменитый карандаш, он сунул этот пенсил в окошечко вперед острием, карандаш нырнул и пропал.
Глава 6. ТРАНССПЭЙСЕР ТОЖЕ БРОДЯГА
Пару секунд Цой стоял как вкопанный, пытаясь осознать этот факт, затем подошел к этому окошечку вовне, заглянул туда, не увидел там ничего особенного, и темно как в заднице у негра, а потоком воздуха растрепало на голове шевелюру, он посмотрел на себя в зеркало на стене и нервно рассмеялся — рожа в зеркале была вполне дикая и ошарашенная. Он прикинул шанс, а вдруг сейчас карандаш вылетит через какую-нибудь загогулину в ространственном поле где-нибудь в другом мире, карандаш воткнется прямо в глаз инопланетянину и тот обидится, подаст заяву в галактический суд, приедут на летающей тарелке и заберут под белые рученьки, Цой хихикнул, налил полный бокал вина из бутылки, предусмотрительно откупоренной, — уж это он не забыл, залпом успокоил сушняк, чуть остыл, нервный колотун прошел…
Изобретатель накинул куртку, насовал в карманы всяких датчиков, снова случайно глянул в зеркало, ну и видок, причесался, подумал и выгрузил из карманов все датчики, замурлыкал под нос любимую композицию из «дипов» в том смысле что отныне, присно и вовеки веков никто не имеет никакого права пинать его будущий хиповый автомобиль, затем захлопнул дверь своей однокомнатной обители на пятом этаже и едва удержался чтобы не съехать вниз по перилам лестницы. Он вылетел на улицу, все как всегда, и легкий морозец, и небо затянуто туманной хмарью, ветра нет, по дорожкам мерно расхаживают тощие голуби, они тоже теперь диссиденты с нынешней капиталистической властью, поклевать нечего, все вонючие бомжи у птиц отбирают, даже крошки не оставляют.
Одни только воробьи чирикают на ветках как ни в чем ни бывало, этим маленьким придуркам с низким уровнем потребления все равно, как коммунистам и китайцам, которые чуть их не истребили, ну пара зернышек в день, — и жить сразу становится лучше, — и жить становится веселей. Цой поежился, уши начало захолаживать как в криостате, он догадался что в спешке даже забыл напялить на голову всепогодную спортивную шапочку и рысью побежал к заветному месту выхода из подпространства — расчищенному от снега квадрату асфальта рядом с боковой стеной дома, где не было окон, а значит и оконных гляделок, только изредка здесь по тропинке проковыляет старушка, типа жена какого-нибудь вымершего как доисторический класс академика, динозавра русской научной мысли.
Подбежал к площадке с колотящимся сердцем, замер в отчаянной позе театра одного актера, пусто, на асфальте ничего нет из недр его квартиры, только несколько таких старых листочков как тот, что влетел в лабораторию, пошуровал листья и снег носком ботинка, они с тихим шорохом подлетали в воздух, и вдруг — вжик, — один из этотих листьев завис на месте, смялся, чмяк, — и исчез, на сердце вдруг сразу немного полегчало как от рижского бальзама, — его система работает как часы. Он встал на коленки и ползком стал обследовать снег, — вокруг асфальта расчищенной площадки, ведь карандаш мог просто отскочить в бок, в сторону, рикошетом, мимо плелся старичок с бородкой клинышком и посасывал пиво из горлышка бутылочки. Он с сожалением посмотрел сквозь толстые линзы очков на ползающего в снегу мужика, поставил почти четверть недопитого пива в бутылке на бордюр, рядом с Цоем, посмотрел слезящимися стариковскими глазами престарелого недобитого этой жизнью академика, — как последний из могикан на поколение рожденных ползать, чуть качнул головой и тихо без комментариев пошел дальше.
Наконец Цой рассмотрел на снегу маленькую свежую дырочку и сунул в снег ладонь, сразу с криком выдернул назад, его карандаш был по привычке заточен как игла и впился грифелем прямо в руку, — Цой посмотрел на прокол, поплевал на ранку, сунул карандаш в карман куртки и снова начал издавать звуки похожие на диповское вступление к треку «дым над водой». От возбуждения Цой даже не чувствовал мороза, пытавшегося пощипать его за уши и нос, изнутри валом шел жар и подступала к горлу жажда, он с благодарностью допил оставленное старым академиком пиво, слегка полегчало, и почувствовал себя не хуже чем те чуваки, что при жизни урвали нобелевскую премию.
Уже на крыльях мечты Цой влетел на пятый этаж в свое скромное жилище, и точно, теперь ключи от лежащего под ногами земного шарика лежали в кармане его старой куртки, он достал карандаш и положил его в коробку со всякой всячиной на полке книжного шкафа, это для истории. Выключил установку своего канала — в пространство новой жизни, и занялся празднованием знаменательного события, давно он не мог себе позволить такой разгуляй, — создание спэйс генератора поглощало все время и все финансы с романсами, почти до самого доннышка, зато теперь он имел полное моральное право, и, самое главное, неограниченные ничем и никем возможности оттянуться на полную катушку.