— Неважно от кого, главное, достоверно. Хорек вчера посещал Горобцы. С кем встречался, пока неизвестно, но направлялся на отдых в лес. Тут он. Надо искать.
— Плохо! Прошли и не обнаружили. Представляете, каким должно быть укрытие!
— Хорошим.
— Уже в третий раз Хорек выкручивается из безвыходного положения. Заслуживает даже уважения как профессионал.
— Мне бы он больше понравился расстрелянным, — ответил Каден.
— Всему свое время.
Поиск в обратном направлении новых результатов не дал, кроме еще одного обнаруженного схрона, замаскированного землей и запорошенного снегом. Но главный виновник мероприятия вновь не был найден.
— Как это называется? — спросил Каден.
— На сей раз противник оказался хитрее нас, если он еще в лесу, — ответил Сергей. — Возможно, уже в Горобцах. Оттуда надо вести поиск.
— Давайте еще раз пройдем. Сведения у меня достоверные.
— Поздно! До наступления темноты не успеем.
— А завтра?
— Нужен приказ начальника войск НКВД.
Вторую цепь Хорек увидел, когда просушивал свои «хоромы». Потеплело, выглянуло солнце. Он повесил на сучья одежду, полстенку с лежака положил на пень. Выглядывая из убежища, словно из норы, он внимательно наблюдал за поляной. Неожиданно позади послышались голоса людей. Выглянул из-за комля своего дерева и остолбенел: в сотне метров в его сторону шла цепь красноармейцев.
«Майн гофт!» — по-немецки вспомнил он бога и начал срывать развешенное барахло, бросать вниз.
Торопливо стукнул входной дверкой, выругал себя последними словами за ротозейство. В углу стояло небольшое зеркало, с помощью которого можно было наблюдать за противоположной от поляны стороной.
Гулко в подземелье отдавались шаги человека, прошедшего мимо в двух-трех шагах. Глянул в щель, увидел удаляющиеся спины красноармейцев.
Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое.
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли, —
вспомнилась вдруг молитва, выученная еще вместе с бабушкой, когда она водила за ручку дорогого внучка. Никогда не приходила в голову, а тут всплыли все слова четко и ясно.
«Смерть начала ходить за мною по пятам», — пришла мысль. Но Хорек тут же отогнал ее. Подумал: «Пришла бы сюда девочка Марина, можно было бы зимовать». Размечтавшись, он незаметно уснул. Вечерело, начинало подмораживать. Над поляной утвердились тишина и покой.
XXII
Вадим два дня готовился к допросу задержанного. Еще бы! Первый настоящий преступник! А против него — ненастоящий следователь. Чувствовал себя на подъеме. Это ведь по его милости продумана и проведена операция по задержанию вора колхозного хлеба.
«Что нужно, — рассуждал Вадим, — состав преступления налицо, оформлю документацию и в суд отправлю. Свое дело сделал».
Юлька тоже поддакивала.
— Чего расстраиваешься? Оформлять бумаги я помогу, — говорила она, глядя на задумавшегося мужа. — Ты заранее напиши на бумаге вопросы, а во время допроса вставляй туда ответы задержанного, потом вместе протоколы составлять будем.
Какие вопросы задают преступникам, или «подозреваемым в преступлении», как прочитал в справочнике, он не знал. Начальник райотдела помог набросать первоочередные вопросы, посоветовал, как вести себя, с чего начать, чем закончить.
Нашпигованный советами и почерпнутыми из юридического справочника знаниями, Вадим сказал дежурному, чтобы доставили задержанного. Тот вошел, поздоровался:
— Здравствуй, Вадим!
От неожиданности следователь опешил. Подследственный был старше на десяток лет. Вадим едва его помнит, в Горшовке появлялся изредка, в памяти заметного следа не оставил.
— Вы меня знаете? — спросил следователь, сразу сбившись с последовательности продуманных вопросов.
— Как же! Горшовские земляки! — радостно заулыбался вошедший.
— Сядьте, чего стоите? Табуретку не двигайте, она прикреплена к полу.
— Везде так, — опрометчиво сообщил о себе важную информацию задержанный.
— Вы уже знакомы с порядками в следственных делах?
— Нет, просто к слову.
Тем не менее веселое настроение задержанного сразу испарилось. Он уселся. Молча уставился единственным глазом на Вадима.
Следователь в душе ликовал: с ходу, так сказать, уловил тему последующих разговоров о судьбе сидевшего перед ним человека. Получил психологическое превосходство, как советовал начальник райотдела.
Вадим выяснил анкетные данные, дал подписать предупреждение об ответственности за дачу ложных показаний. Потом задал первый вопрос, не написанный на листе для протокола.
— Никодим! Интересно, как вы жили в Горшовке, когда были пацанами, что сейчас там изменилось?
Довольный разговорами на отвлеченную тему, одноглазый собеседник предался воспоминаниям. Рассказал, что с образованием колхоза любил бывать на конюшне, водить коней на водопой, помогал убирать навоз, запрягал лошадей.
— Конюшня была моим вторым домом, — говорил он.
— Мне тоже нравилась конюшня. Родственные души, можно сказать! Но я больше времени проводил на пасеке, помогал деду. А вы куда подевались из хутора?
— Отца посадили в тюрьму. Мы с матерью уехали в Урюпино.
— Мать жива?
Задержанный коротко кивнул головой: то ли «да», то ли «нет». Это насторожило Вадима. Он сделал пометку: «Проверить».
— Так там и живете?
— По-всякому, — неопределенно ответил Никодим.
Вадим рассказал о пожаре в Горшовке во время вечеринки. Одноглазый заинтересованно слушал.
— А вы не видели его?
— Нет. Я ушел из Горшовки раньше. Вадим, — сказал подследственный, — зачем лишние разговоры и вопросы? Тебе все ясно. Мне тоже. Оформляй дело в нарсуд, и закончим канитель. Хотел уворовать ворованное, не получилось, виновен.
— Вы не участвовали в похищении хлеба?
— Нет конечно. Был в это время в Урюпино.
— В деле есть показания Хлюста, что транспорт ворам в «готовом виде» доставлялся к Солонешному пруду. Кто это делал?
— Представления не имею.
— Каким образом вам стало известно о месте нахождения ворованного хлеба?
— Слухом земля полнится. По-моему, в Горшовке многие об этом знали.
— Например?
— Ну, зачем же мне кого-то называть. Догадался по разговорам.
— Какая у вас в Горшовке была кличка?
— Кривой. Другой у меня никогда не было. Везде Кривой, — с сожалением ответил Никодим.
Рано утром следующего дня Вадим на милицейской двуколке прибыл уже в Горшовку к Чесночихе. Он составил протокол, в котором подтверждалось, что во время нападения банды Никодим был в хуторе. Следователь узнал адрес его матери в Урюпино и не мешкая, даже не заезжая к дедам, направился в районный центр.
Отыскал нужную улицу, дом, но в саманке в одну комнату с прилепленным из досок коридором никого не оказалось. Пошел к соседке справиться, где хозяйка дома, та ответила:
— Убили ее недели две назад.
Как это произошло, соседка-старушка толком сказать не могла, посоветовала обратиться к подруге погибшей.
Нестарая женщина неприветливо встретила гостя. Однако расплакалась, как только узнала, что приехал следователь.
— Убили родимую, — всхлипывала она. — Ни за что, можно сказать. С сыном у нее произошла размолвка. Какими-то нехорошими делами он занялся, она его пообещала прогнать из дому.
— Что за дела такие, коли мать выгоняет?
— Этого я не знаю. Вечером была у меня, а утром нашли мертвой с разбитой головой. Никто не видел, чтобы приходили к ней чужие люди. В эту ночь сына дома вроде бы не было.
— Где ее сын жил последние годы?
— Перед войной где-то на Украине, во Львове, кажется, там у него семья. Потом был в армии, воевал в Сталинграде. А летом этого года объявился в Урюпино. Я ни разу не видела, чтобы он днем ходил куда-то. А из-за ночных дел поругался с матерью. Собиралась она мне что-то рассказать, да не успела.