Нас пригласили на великолепный обед в отдельном зале ресторана гостиницы, и я получила море удовольствия от тарамосалата[38], мусаки[39], сувлакии с цацики (жаренных на решётке кусочков свинины, маринованной в лимонном соке с травами и оливковым маслом, в сопровождении знаменитого соуса из йогурта, огурца, чеснока и мяты) и оригинального клефтико[40]. Отдельного упоминания заслуживает ни с чем не сравнимый греческий хлеб, приготовленный с изюмом, травами, овощами, оливками и сыром. А на десерт немного «свежики фруктики». Чего ещё желать? Нет на свете кухни лучше средиземноморской, и Фараг доказал это, пообедав за троих или за четверых.

Когда мы наконец освободились от протоколов и священники-бородачи разошлись, нам пришлось поскорее браться за работу, потому что оставалось ещё много дел. Его высокопреосвященство Христодулос захотел остаться с нами на весь вечер, посмотреть, как мы готовимся к испытанию и организовываем забег, и вопреки тому, что могло показаться, присутствие столь важной особы оказалось не помехой, а совсем наоборот, потому что, как только исчезли члены Синода и епископы из архиепископства, его высокопреосвященство явил нам жизнерадостный, молодой и спортивный дух, намного превосходящий настрой нас троих вместе взятых.

— Я должен готовиться к Олимпийским играм 2004 года! — постоянно повторял его высокопреосвященство, который гордился и радовался по поводу того, что Афины были выбраны следующей за Сиднеем столицей Олимпийских игр.

Его высокопреосвященство рассказал нам, что первые Игры современности состоялись в Греции в апреле 1896 года, после более чем тысячапятисотлетнего перерыва. Победителем в марафонском забеге стал двадцатитрёхлетний греческий пастух не больше метра шестидесяти ростом по имени Спирос Луис. Впоследствии признанный национальным героем Спирос пробежал расстояние от деревни Марафон до олимпийского стадиона в Афинах за два часа пятьдесят восемь минут и пятьдесят секунд.

— Он, наверное, был профессиональным бегуном? — с интересом спросила я. В глубине души я была абсолютно уверена, что не смогу преодолеть это испытание, и эта уверенность была больше, чем сомнение или колебания. Я просто знала, что никогда в жизни не смогу пробежать тридцать девять километров. Это было эмпирически, по-картезиански невозможно.

— Нет, нет! — ответил его высокопреосвященство, широко и горделиво улыбаясь. — Спирос участвовал в забеге совершенно случайно. В то время он был солдатом в греческой армии, и в последний момент его полковник уговорил его попробовать. Да, он, кажется, действительно хорошо бегал, но у него не было ни тренировок, ни подготовки. Он просто кинулся бежать из патриотизма, чтобы кто-то из греков бежал в самом важном греческом забеге. Мы же не могли позволить выиграть иностранцу!

Однако Спирос не получил за свой подвиг золотой медали, потому что на тех первых Олимпийских играх эту награду чемпионам ещё не вручали. Всё же ему предоставили пожизненную ежемесячную пенсию в размере 100 драхм, и он получил телегу и коня, чтобы работать в поле.

— Но знаете, что самое интересное? — гордо добавил его высокопреосвященство. — Через сорок лет после этого он был знаменосцем греческой делегации на церемонии открытия Олимпийских игр в Берлине в 1936 году и передал в руки Адольфа Гитлера лавровый венок, символ мира.

— Но он всё же не был спортсменом, так ведь? — снова спросила я.

— Нет, сестра, нет. Он не был спортсменом.

— Ну, раз он не был спортсменом и на то, чтобы пробежать тридцать девять километров, у него ушло почти три часа, сколько времени может уйти у нас? — поинтересовалась я, глядя на капитана.

— Всё не так просто, доктор.

Кремень достал записную книжку размером с небольшой кошелёк и начал листать её страницы, пока не нашёл нужную запись.

— Сегодня 29 мая, — начал он своё объяснение, — и, согласно данным, полученным из архиепископства, солнце в Афинах сядет в 20:56. Завтра, 30 мая, солнце взойдёт в 6:02 утра. Так что у нас есть девять часов шесть минут на прохождение испытания.

— А, тогда — да! — воскликнул Фараг, загоревшись энтузиазмом, и в его голосе была слышна такая радость, что все мы удивлённо обернулись к нему. — Что?.. Я просто думал, что не смогу выдержать это испытание!

Как и я, он до сих пор держал свой страх в тайне.

— Я уверена, что не смогу.

— Да ну, Оттавия! У нас больше девяти часов!

— И что! — вспылила я. — Я не могу бежать девять часов. Честно говоря, не думаю, что смогу пробежать и девять минут.

Кремень опять начал листать записную книжку.

— Результаты в марафонском забеге для мужчин не превышают двух часов семи минут, а для женщин — чуть превосходят два часа двадцать минут.

— Я не смогу, — упрямо повторила я. — Знаете, сколько я за последние годы бегала? Ноль! Вообще не бегала! Даже за автобусом!

— Я дам вам инструкции, которым вы должны будете следовать ночью, — продолжал Кремень, не внимая моим протестам. — Во-первых, избегайте перенапряжения. Не бросайтесь бежать, словно вам на самом деле надо выиграть марафон. Бегите плавно, не спеша, экономьте движения. Шаги должны быть короткими и размеренными, амплитуда движений рук небольшой, дыхание равномерным… Когда вам придётся подниматься на холм, делайте это, не форсируя бег, эффективно распределяя усилия, маленькими шажками; когда нужно спуститься с него, сбегайте быстро, но контролируя шаг. Во время бега всё время поддерживайте один и тот же темп. Не очень высоко поднимайте колени и старайтесь не наклоняться вперёд, лучше всего держать тело под прямым углом к земле.

— Да о чём вы говорите? — проворчала я.

— Я говорю о том, как добраться до Капникареи, вы ещё не забыли, доктор? Или хотите завтра утром вернуться в Рим?

— Знаете, что сделал Спирос Луис, добежав до тридцатого километра? — Его высокопреосвященство Христодулос не собирался выслушивать наши споры. — Поскольку он очень устал, он остановился, попросил большой стакан красного вина и одним глотком его выпил. А потом так потрясающе пошёл нагонять — последние девять километров просто летел.

Фараг засмеялся.

— Ну вот, теперь понятно, что нам делать, когда устанем! Пропустить хороший стаканчик вина!

— Не думаю, что сейчас арбитры позволяют такое во время забегов, — ответила я, всё ещё сердясь на Глаузер-Рёйста.

— Как же! Бегуны могут пить что угодно, лишь бы потом результат допингового контроля вышел отрицательным.

— Мы будем пить изотонические напитки, — заявил Кремень. — Особенно часто это придётся делать доктору Салине, чтобы восстановить баланс ионов и минеральных солей. Иначе в ногах у неё могут возникнуть сильные судороги.

Я держала язык за зубами. Для меня раскалённый докрасна пол в церкви Святой Лючии был в тысячу раз лучше, чем это проклятое физическое испытание, к которому я просто не была готова.

Капитан открыл лежавший на столе кожаный портфель и достал оттуда три загадочные маленькие коробочки. В этот момент где-то поблизости часы пробили семь вечера.

— Наденьте эти пульсомеры, — приказал капитан, показывая нам с Фарагом какие-то странные часы. — Профессор, сколько вам лет?

— Ну ты даёшь, Каспар! А это тут при чём?

— Пульсомеры нужно запрограммировать, чтобы они могли контролировать частоту вашего сердцебиения во время бега. Если пульс будет слишком высок, у вас может случиться коллапс или, что ещё хуже, сердечный приступ.

— Я не собираюсь бежать слишком быстро, — презрительно заявила я.

— Пожалуйста, профессор, скажите, сколько вам лет, — снова попросил Кремень, колдуя над одним из пульсомеров.

— Мне тридцать восемь.

— Хорошо, значит, нужно отнять от двухсот двадцати максимальных ударов тридцать восемь.

— Почему? — с любопытством поинтересовался его высокопреосвященство Христодулос.