– Нет. – О’Коннор знал, что не следует разбрасываться обещаниями, но все равно сказал: – Я не позволю этому случиться.

Никки уронила голову на грудь Далласа. Прислонившись к столу, он обвил ее руками, и Никки приникла к нему. Спустя несколько минут целомудренных объятий, попыток не думать, каково было бы обниматься безо всякой одежды, он погладил ее по спине. Никки подняла голову, упершись в крепкую грудь подбородком, и посмотрела на своего защитника.

– Наверное, тебе пора.

– Почему? – Он прочертил пальцем по ее щеке и медленно провел по губам.

– Потому что, это может закончиться сексом.

– Это так плохо? – Даллас задавался тем же вопросом.

Никки задумчиво посмотрела на него, и он увидел в ее голубых глазах желание.

– Нет. Да. – Она прикусила губу. – Я не знаю.

О’Коннор весело усмехнулся.

– У меня такое ощущение, будто ты не можешь определиться.

– Как ты догадался? – ответила улыбкой Никки.

Проклятье, это была самая милая улыбка. Дерзкая и сексуальная.

– Вот так, взял и догадался. И я не могу отделаться от мысли, как легко было бы помочь тебе принять окончательное решение. – Он наклонился, желая ощутить ее вкус. Желая ее раздеть. Желая этого, хотя до чертиков боялся так сильно кого-то хотеть. Потому что знал, куда может завести подобное безоглядное желание – к влюбленности. И тут на него обрушилась правда. Он уже неравнодушен к Никки. И совсем не как к своей клиентке.

– Слишком легко. – Она прижала палец к его губам. – Просто я… не хочу ввязываться во что-либо очертя голову, Даллас.

А вот он хотел именно этого. Ввязаться, не подумав, и к дьяволу последствия.

О’Коннор вдохнул солидную порцию кислорода. Все его эмоции и непрошенные чувства бились в груди, как пойманные в ловушку летучие мыши. Возможно, не одной Никки надо покопаться в себе.

– Хорошо. – Он прижал руку к лицу. Но ему не хотелось отпускать Никки. – Почему бы тебе не собрать вещи для ночевки?

Никки уставилась на него.

– Это еще зачем?

– Потому что в целях безопасности тебе лучше пару дней пожить у меня.

Она заправила пару свободных завитков за уши.

– Нет, все в порядке. Дверь починили.

– Ничего не в порядке, Никки. Один раз замок уже взломали, смогут и во второй.

– У меня есть перцовый баллончик, – возразила упрямица.

– А у них – нож. – Не дождавшись от клиентки должной реакции, Даллас решил поставить ее перед фактом. – Я считаю, что нападавший принял Эллен за тебя. Сейчас в СМИ только и обсуждают резню в галерее. Убийца уже понял свой промах. И может вернуться.

– Но зачем? Я хороший человек. Клянусь. – Она помолчала. – Кому я так насолила, чтобы он захотел меня убить?

– Я не знаю, но собираюсь выяснить прежде, чем он вернется закончить работу.

Никки посмотрела на свои стиснутые руки. Даллас заправил прядку ей за ухо. Она снова на него взглянула.

– Я сниму номер в гостинице.

– Просто едем ко мне домой. Обещаю, я и пальцем тебя не трону. – Понимая, что в данный момент фактически нарушает данное обещание, Даллас убрал руки от ее лица. – Ладно, больше не трону. Гостиница влетит тебе в сотню баксов. Ты же говорила, что на мели.

Похоже, Никки оставалась при своем мнении, и тогда он решил разыграть свой козырь.

– Суммой за гостиничный номер можно было бы расплатиться за кабельное Наны.

Никки, прищурившись, посмотрела на него, и Даллас почувствовал, что пробил ее оборону.

– Ты сможешь сдержать обещание?

– Смогу. – Он улыбнулся. – Главное, чтобы ты не передумала. Иначе нам придется перестраиваться.

Она задумчиво прикусила губу.

– На одну ночь.

– Может и на две. Пока не убедимся, что опасность миновала.

Никки склонила голову на бок. Мягкие волосы погладили плечо.

– Я сплю на диване.

– Нет. Я сплю на диване.

Она вздернула подбородок.

– Тогда я никуда не поеду.

Даллас недовольно нахмурился.

– Какая же ты настырная.

– Тебе же вроде нравились строптивые блондинки.

– Да, но мне нравится, когда они спят в моей постели, а не на диване. Может, бросим жребий?

– Фигушки. И ты спишь с Бадом.

Уступать она не собиралась. По глазам видно.

– Идет.

Никки отправилась собирать вещи, а Даллас вернулся в гостиную. Его взгляд наткнулся на фотографию с ней и Наной. Взяв снимок, О’Коннор почувствовал, как внутри все сжалось, когда он увидел боль в глазах маленькой Никки.

Он недоумевал, как родители могли с ней так поступить?

В одиннадцать вечера, предварительно потратив три часа на поиски интересного чтива в книжном магазине, Ли Энн вошла в свой дом. Ей хотелось завалиться в постель и читать, пока глаза не слипнутся. Может, сегодня ей все же удастся уснуть. В последнее время она спала хорошо и очень этому радовалась. Но после передачи Тони бумаг о разводе, Ли Энн сильно сомневалась, что уснет. В памяти всплыло выражение его лица. Хоть убейте, она не знала: облегчение это или боль.

Ли Энн замерла у открытой двери.

Что-то не так.

Она это чувствовала. Дело не только во включенной лампе, которую она никогда не зажигала, потому что не задерживалась в гостиной. Не только в легком аромате красного вина и свежемолотого кофе, было… что-то еще. Сама атмосфера изменилась.

Тони вернулся.

Дом успел пропитаться его духом и с радостью принял мужа обратно.

Ли Энн ощутила нервный трепет. Он вернулся за тем, чтобы лично вручить ей бумаги? Неужели ему так не терпится покончить с их браком? Но в таком случае стал бы он приносить вино и молоть на завтра кофе?

Возможно. Тони от природы заботлив. Наверное, он собирается попросить ее съехать – это его дом, который он приобрел еще до свадьбы. Она знала, что рано или поздно это случится, но, блин, все равно обидно.

Закрыв дверь, Ли Энн на цыпочках прошла внутрь. Заглянув в кухню, она заметила откупоренную бутылку вина и два бокала. Рядом с вином стояла вазочка со сладостями. Ли Энн с закрытыми глазами могла определить, что в ней лежат орешки в шоколаде.

Задержав дыхание, она направилась в гостиную. При виде растянувшегося на диване и мирно спавшего мужа, сердце выписало кульбит и гулко забилось. Мягкий свет лампы омывал обнаженную кожу. Учитывая, что из одежды на нем красовались только не застегнутые джинсы, кожи было много. Господь милосердный, этот мужчина мог украсить обложку «Плейгерл». Живот супруга напоминал стиральную доску, а его грудь покрывала подчеркивавшая мужественность умеренная растительность. Шрам на правом плече добавлял брутальности. Ли Энн посмотрела на журнальный столик, ожидая увидеть конверт и шариковую ручку, но обнаружила лишь чашку чая… на специальной подставке. Он никогда не использовал подставку.

Она тихо опустилась в кресло напротив дивана и пристроила сумочку рядом. Тело дрожало, в уголках глаз собирались слезы.

– Хочешь вина?

Ли Энн испуганно подскочила. Ее взгляд метнулся к лицу Тони. Тот, уставившись на нее, выпрямился на диване.

Она сглотнула.

– Что ты здесь делаешь?

Тони открыл рот, намереваясь выдать речь, которую репетировал всю ночь. Он любил жену, не верил, что она окончательно разлюбила, и хотел все уладить. Но внезапно испугался, что Ли Энн задавит его идею прежде, чем у него появится возможность ее воплотить. Нужен новый план. Живо.

– Это ненадолго.

– Что ненадолго? – с подозрением спросила жена.

– Мое проживание здесь. Поверить не могу.

– Во что поверить?

«Поверить не могу, что не могу, блин, ничего путного придумать».

– Просто… они завелись.

Тони провел рукой по лицу. Растягивая паузу и отчаянно нуждаясь в передышке, он отправился на кухню налить себе вина.

– Кто завелся? – поинтересовалась Ли Энн.

Проходя мимо телевизора, Тони вспомнил вечерний выпуск новостей.