Все путешественники, как известно, пользовались вьючными животными. Ребята посмотрели на свои мешки, натершие им плечи, и легкомысленно согласились.

Лева с Орешиком остались навьючивать бычка, остальные отправились вперед, обследовать берега извилистой Суетинки: нет ли поблизости залежей песка.

Однако и в этот день им не суждено было заниматься разведкой полезных ископаемых.

Прошли всего метров триста вниз по течению, как вдруг на месте бывшей стоянки раздались тревожные крики. Обеспокоенные разведчики со всех ног бросились назад.

Одетый Лева стоял по пояс в воде и палкой нащупывал брод. По берегу метался Орешик, поддергивая штанишки, и пронзительно голосил:

— Плыви! Плыви, а то далеко убежит!

— Дальше — глубина, — опасливо пятился Швабля. — Непроходимая топь…

— Парлазит ты! Курлица! А хвалился: я настоящий водоплавающий!

Все было понятно без объяснений. Бычок сбежал вместе с навьюченным на него снаряжением. Переплыл речку и скрылся в лесу, откуда вчера вышел.

Никита с Митькой перебрались на противоположный берег. Долго искали следы «вьючного животного». Нашли только оторвавшееся ведро в лозняке.

Положение экспедиции сразу сделалось критическим.

— Думай не думай, — сказал Олег, — надо вертаться в поселок.

Никита знал, что если им не удастся найти песок сейчас, то вновь ребят уже вряд ли организовать на поиски стройматериалов. Вот и вся их помощь совхозным строителям. Значит, прощай новая школа в нынешнем году, отцу опять придется жить одному.

— Ребята! Пионеры мы или слабаки несчастные? — воскликнул Никита. — При первой же неудаче заскулили.

— Есть которые герои, — съязвил Олег, с прищуркой глядя на него, — вчера от телка геройски драпали, а сегодня предлагают геройски погибнуть с голоду.

Намек на вчерашний случай касался всех, но получалось так, словно бы лишь Никита испугался, приняв в темноте бычка за медведя. От оскорбления в груди у него будто что-то вспыхнуло. Он рванулся к Олегу. На счастье, голова успела сработать раньше, чем кулаки: «Драка развалит отряд…». Эта мысль сразу охладила Никиту.

— Что было вчера — все помнят, — сказал он с холодным бешенством. — А сегодня дезертиров не задерживать, останутся только настоящие пионеры.

— Никит, я с тобой! — поспешно воскликнул Орешик.

— Погодите шуметь, — сказал рассудительный Митька.

— В самом деле, что есть будем?

— В лесу должны быть грибы? Должны! Ягоды тоже, — упрямо продолжал Никита.

— Грибы только-только начинаются, поди, не наберешь еще. Земляникой сыт не будешь, это точно. Да и не густо ее здесь.

— Ну, щавель, коренья там какие-нибудь… — уже менее уверенно протянул Никита. — Я читал…

— Ха, читал! — Олег презрительно рассмеялся. — Ясное дело: городской. А приходилось тебе коренья кушать?

— Придется — траву буду есть!

— Товарищи! — вмешался в спор Швабля, жестом оратора призывая к вниманию. — Не отчаивайтесь! Вы забыли, что у нас сохранилось оружие и патроны. Я буду снабжать вас дичью.

— Молчи ты, водоплавающий! — мрачно произнес Митька. — От твоего «снабжения» ноги протянешь.

— Жив будешь, ну, может, что резвиться не захочешь. Не беда!.. Когда у знаменитого путешественника Смита во время песчаной бури исчезли верблюды, знаете, что сказал Смит своим верным шутникам? «Мужайтесь! — сказал он своим верным спутникам, — мы сели на мель! Но я оторву голову всякому, кто посмеет предаваться унынию. Самое главное — сохранить энтузиазм. Вперед, к новым потерям!»

Один по одному ребята примкнули к Никите. Олег замолчал, и с ним больше никто не заговаривал.

Решено было попытаться отыскать бычка с поклажей: не мог он далеко убежать.

Лева, насвистывая марш тореадора, пошел охотиться вдоль речки, где в камышистых мочажинах вчера вечером крякали утки. Остальные участники похода перебрались через Суетинку и углубились в лес.

Никита и не заметил, как отбился от товарищей. Шли «цепочкой», свистели, перекликались. Потом он набрел на грибную полянку. Пока собирал подберезовики, все время слышал голоса ребят, а когда побежал догонять, они почему-то пропали.

Долго метался Никита по лесу, кричал до хрипоты — безрезультатно. Слишком далеко углубился в лес.

Заблудился? Ничего! Вот когда всерьез начинается тренировка. И не тренировка даже, а настоящее испытание мужества!..

…«Звездолет» опустился благополучно. Отважный космонавт медленно открыл люк и выбрался, наружу. Кругом были непролазные колючие заросли — синие, черные, в красных чешуйках.

…На всем лежал таинственный полумрак. Каждый шаг был сопряжен со смертельной опасностью. Но космонавт, внимательно озираясь по сторонам, дерзко двинулся в путь на запад.

…Вот ямки. Это, несомненно, следы неведомого живого существа. Не какого-нибудь там медведя, которого и бояться-то нечего, а следы настоящего чудища!

…Перед глазами скользнула зловещая тень. Кто это? Затаилось? Ползает оно или прыгает? А может, у него еще и крылья? Вылетит, цап жертву когтями!

— Чертик, Чертик, Чертик!

Никита, продираясь сквозь густой калинник, вздрогнул: голос был незнакомый и говорил непонятно. То смолкал, то появлялся в другой стороне и настойчиво повторял одно странное слово.

Сколько Никита ни крался, а выяснить не мог, кто это бродит в лесу. Он только разобрал, что зовут чертика. Что за чертовщина?

Потом голос умолк. А через некоторое время взволнованный следопыт каким-то до предела обострившимся чутьем угадал, что тот, кого он выслеживал, сам из чащи наблюдает за ним и крадется сзади.

Никита раскрыл оба лезвия складного ножа и, холодея от собственной отваги, вышел на открытое место.

— Эй, кто там? — с вызовом крикнул он, вглядываясь в чащу калинника так, как будто перед ним были неведомые марсианские заросли.

Среди высокой травы показалась черная звериная морда. Зарычала и скрылась.

Никита попятился. Сердце работало со скоростью поршня на мотоцикле. Но отступать надо без паники: все время лицом в ту сторону, откуда грозит опасность…

Выбрался к Суетинке ниже стоянки отряда метров на пятьсот. В лагере пылал большой дымный костер. Возле него толпились ребята и по команде хором кричали:

— Ни-ки-та!

…Все были в сборе. Возле разлапистой черемухи на привязи стоял знакомый черный бычок: нашли-таки! У входа в шалаш лежали сумки и рюкзаки. А возбужденные пережитыми испытаниями путешественники с голодным блеском в глазах заглядывали в ведро над костром, где булькала похлебка.

К немалому удивлению Никиты, в ведре варилась какая-то дичь. Швабля с заостренной палочкой и ножом в руках приплясывал около костра, хвастался своими охотничьими успехами:

— Лежит, я — трах! Еще один. Я с другого ствола — бах! Третья под облака взвилась. Приложился — бабах!

— С третьего ствола? — ехидно осведомился Олег.

— Перезарядить успел. Да вон они — три крякаша в котле. Факт!

— Для крякашей мелковаты, — заметил Семга. — Чирки, наверно. Где их головы? Я посмотрю.

— В речку выкинул, когда потрошил. — Лева поддел палочкой дичь со дна ведра и потыкал в нее ножом. — Кажись, упрела. С лучком, перчиком, прямо вместе с пальцами съедите. Навались!

Ведро было снято с огня. Исходившие голодной слюной путешественники дружно окунули ложки в похлебку.

Семга, обжигаясь, сделал глоток-другой, помедлил.

— Что-то не очень…

— Что, не очень? — Повар протиснулся к ведру. — Тоже мне знаток… Шеф-повар!

— Недосолено.

— А-а, может быть, — согласился Лева.

Никита после нескольких ложек похлебки сплюнул на землю.

— Это варево голодная собака есть не будет.

— Значит, не очень голодная, — спокойно ответил Швабля, — пусть еще побегает по лесу. Тоже мне путешественник! Кричал: будем питаться кореньями! А сам от дичи нос воротишь.

— Пахнет чем-то невкусно, — принюхиваясь к похлебке, заключил Митька, — вроде дохлой псиной… Ты им внутренности, что ли, подавил? И не вымыл, наверно, как следует.