— Да-а, перепутала, — протянул Андрей Матвеевич. — А у тебя какие планы? Не соскучился по ней?

Вопрос был слишком сложен, чтобы ответить сразу.

— Что сейчас об этом толковать! — хмуро ответил Никита, покусывая шершавые, растрескавшиеся губы. — Ты вот лучше скажи: директор ты или не директор?

Напряженные угловатые желваки на темном лице Андрея Матвеевича расплылись.

— Допустим.

— Ты не улыбайся! Почему тогда тебе Авдей не подчиняется? Яшкину разбитую полуторку ты нам отдал? Отдал. Мы ее отремонтировали? Отремонтировали. Имеем теперь право ездить на ней?

— Нет.

— Ага, тоже скажешь: из-за шоферских прав? Значит, мотор мы просто так, для забавы изучали? А мы не хотим для забавы! Мы хотим по правде работать: камень, песок возить на строительство. Сам же говорил: если не будет к осени новая школа готова — придется волей-неволей мне возвращаться в город.

— Погоди кипятиться, — прервал Андрей Матвеевич. — Машину вы за две недели не могли освоить как следует, так что вам с ней не справиться. А насчет школы ты прав. Тут, брат, так или иначе, помощь ваша нужна…

По настоянию Авдея Савельевича Шура уехала в райцентр сдавать экзамены на шофера. Для развеселой команды «Везделета» время потянулось, как старая кляча в жару.

К автомашине их одних Авдей не допускал. Механику Пете после отъезда Шуры почему-то стало некогда с ребятами заниматься. А попробуй-ка отремонтировать машину и затем, вместо того, чтобы ездить на ней, слоняйся без дела! Поневоле начнут приходить в голову всякие разные планы.

Когда все законные способы завладеть полуторкой разбились о каменное упорство заведующего мастерской, Никита сказал своим друзьям:

— Папа говорит: лучше всего агитировать делом. Давайте по-тихому съездим на «Везделете» за песком. Они там, в конторе, считают, что мы с машиной не управимся. А мы как привезем целый кузов песку, вот ахнут!

— Могут так ахнуть… — нерешительно покрутил Митька головой. — Помнишь, как тот раз…

— Мы тогда неопытные были. Теперь не забудем перед выездом уровень масла проверить.

— Самоволом и втихаря? Не выйдет, — продолжал сомневаться Митька. — Разве что в обеденный перерыв… Только Авдея вряд ли проведешь.

Митьке явно хотелось, чтобы Никита с ним не согласился. И Никита сделал это в два счета. «Везделет» на ходу, горючее в бак они сами заливали. Ключ от зажигания у них. Днем за отъезжающими машинами никто, кроме Авдея Савельевича, не следит. Ну, что еще надо предприимчивым людям, которые хотят самостоятельно поработать на грузовике?

— Авдей тебя после живьем съест, — сказал Олег.

— Не съест, у меня ботинки с гвоздями, — рассмеялся Никита. — А привезем песок на строительство — Иван Борисович, знаешь, как за нас ухватится! Рта не даст открыть Авдею.

Орешик за его спиной охотно поддакнул:

— Ага! Скажет, на свалке я таких видел!..

В обеденный перерыв, когда возле мастерской никого не было, ребята забрались в кабину «Везделета». Включили зажигание, нажали на стартер — ни звука. До пота вертели рукоятку — мотор молчал. Подняли капот — вместо аккумуляторов стояла фанерка, на которой была изображена круглая рожица с высунутым языком. Кому она показывала язык, не вызывало сомнения.

— Ух, до чего хитрый, паразит! — задохнулся Митька. — Не зря хлопцы из мастерской смеются: где Авдей пройдет, там вору делать нечего.

Чтобы отомстить за насмешку, они тут же притащили с дороги задавленного грузовиком гуся и бросили на крыльцо своему недругу.

Авдей Савельевич не разозлился, как они ожидали, сидя за сараем, а обнюхал гуся и преспокойно унес в дом. К вечеру на дверце их «Везделета» появилась надпись: «Спасибо. Гусятину обожаю».

Никита прямо замычал от обиды.

— Сожрал!.. Кошку бы ему дохлую!

— Дохлую не найдешь, — сказал Олег. — Разве живую? Бросить в печную трубу, пусть там поорет, повеселит Авдея.

Никита запротестовал: зачем же мучить животное?

— Ничего с тем животным не случится, — заверил Олег. — Помяукает. Надоест — Авдей вытащит. Пускай поковыряется, а то строит насмешки…

— Эх, у Швабли нога болит, тот бы что-нибудь получше учудил.

— И вовсе у Левки ноги целые, — возразил Орешик. — Он поповскую книжку читает, не оторлвешь. Толстенная такая! Черлная и с крлестом.

На следующий день в печной трубе Авдея Савельевича дико мяукал кот. Это была Олегова «работа», а попало больше Никите.

Андрей Матвеевич пришел домой с таким выражением лица, как будто его раскритиковали на собрании. И сколько Никита ни доказывал, что к коту не имеет никакого отношения, отец только больше сердился.

— Вашей компании штучки — значит, виноват. Никаких оправданий! Дружишь с человеком — обязан отвечать за его поступки, как за свои собственные.

— А если этот человек не послушался?

— Тогда ты просто тряпка! Не мог товарища от плохого поступка удержать!.. А еще автомашину хотел водить! Авдей Савельевич прав. Знаешь, таким, как ты, детский велосипед опасно доверить, не то что грузовик.

— Сам он хорош, твой Авдей, — проворчал Никита. — Сам над нами смеется: аккумулятор стащил, коленчатый вал прятал, а потом наговаривает тебе.

— Наговаривает? Он слова мне не сказал! Я от печника узнал. Человеку пришлось в дымоходе дыру пробивать, чтобы кошку вытащить. Так-то вы помогаете школу строить?

Отец отмахнулся от дальнейших объяснений. Молча съел жареную колбасу, выпил чай. Молча лег спать.

Расстроенный Никита тоже лег. Он уже засыпал, когда Андрей Матвеевич снова заговорил:

— Не с заведующим мастерской борьбу надо вести. Он же за вас, лоботрясов, беспокоится: как бы не покалечились на машине. А вот сегодня каменщики с шоферами опять пьянку учинили. Вечером на работу не вышли…

Никита понял, что отец идет на примирение, и ему сразу расхотелось спать.

— А все эта самая Шваблиха с крестом, — продолжал Андрей Матвеевич. — Завела бочку браги и спаивает хлопцев.

— Шваблиха? Зачем спаивает?

— Чтобы дров ей навозили, сена. И вообще людей к себе приваживает. В магазине у нас вино не всегда продают, она и пользуется случаем.

— А ты бы вызвал в контору, дал бы разгону…

— Вызывали. И сами ходили к ней. Говорит: «Разве есть такой закон — запрещать квас варить? Не из хлеба, не из сахара — из собственной свеклы с картошкой. А что хмельной, — говорит, — получился, так это потому, что бог меня любит, благодатью своей не обходит. Господь воду в вино превращает. И никто не запретит мне угощать божьим кваском, кого хочу!» Вот и поговори с ней.

— Ну, рабочим бы приказал не брать у нее…

— Как прикажешь? Тоже нет такого закона. Они не на работе пили, а после смены.

— Какой же тогда закон есть?

— Чтобы человек сам отказался от этой бурды — вот какой! Надо что-то поумней придумать. Завтра с утра опять вызовем Шваблиху, попробуем заставить ее пойти на работу.

До полночи они проговорили о вредоносной богомолке, и Никите кое-что пришло в голову. Почему-то вообще самые умные мысли рождались у него при разговоре с отцом.

— Ладно, — сказал он, — попробуем бороться с религией.

Утром он отправился к Швабле.

Лева сидел под чахлой черемухой у себя во дворе и читал: Никите пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он оторвал глаза от страницы. Увидев гостя, Лева захлопнул книгу:

— Привет мушкетеру!

Да, Орешик сказал правду: на черном кожаном переплете был вытиснен крест и заголовок «Святое Евангелие».

— Интересная? — с ядовитой улыбкой спросил Никита, кивнув на «Святое Евангелие».

— У-у!.. — только и мог произнести Швабля, не замечая насмешки.

— Мне-то не заливай! Мамаша, что ли, заставила, да?

Лева, находясь еще под впечатлением прочитанного, как будто не слышал последних слов.

— Интересней «Робинзона Крузо»! — воскликнул он вполголоса. При этом глаза его сияли истинно святым восторгом.

— Да ты что, и правда в бога веришь?