Когда Никита привел Орешика, тот выглядел неважно. Похоже было, что его извлекли из помойной ямы.

Нет, он не плакал. Он только очень шумно сопел и чесался. Ух, как здорово чесался!

Заметив среди ребят Шваблю, он открыл было рот.

— Ты настоящий мужчина, — шепнул ему Лева, оттесняя других ребят от него.

Орешик сделал глотательное движение и не сказал ни слова, хотя Митька настойчиво допрашивал, каким образом он пробрался в Кузьмичихин огород.

Пострадавшего раздели и погрузили в бочку с водой. Помогая ему, «заклинатель змей» продолжал негромко бормотать:

— Главное — это выдержка, если даже у тебя в штанах крапива… Не толкай ближнего в грязь — сам замажешься.

— А не ты его туда послал? — подозрительно посмотрел на Шваблю Никита.

На лице Левы изобразилось благородное негодование.

— Я не буду отвечать на такой вопрос! Орех, скажи ему: я посылал тебя в огород?

Орешик отрицательно покачал головой. Он хотел еще что-то добавить, но Лева окунул его в воду лицом.

— Этого любителя помидоров надо два раза окунуть, а один раз вытащить! — зло посоветовал Митька.

Никита ничего не сказал. Он стирал в другой бочке одежду пострадавшего, искоса наблюдая за Шваблей.

Ох, и смешной же был Никита до приезда в совхоз! Собирался управлять космическим кораблем, а сам неумел завести обыкновенный мотоцикл! Не знал даже, что такое муфта сцепления!

И вообще, что он умел? Да ничего!

Ну, с тех пор он кое-чему научился! Сядет за руль — автомашину поведет. Возьмет в руки «мастерок» — тоже кое-что получается: вдвоем с Митькой они весь входной коридор в новой школе оштукатурили. Принимая работу, прораб назвал их «рабочей косточкой». А если Иван Борисович так сказал, значит все равно, что пятерку поставил.

Теперь руки сами искали дела. Никита не мог равнодушно пройти мимо разбитых носилок, разбросанного кирпича, недовернутого шурупа в замке школьной двери. Не мог видеть расшатанную табуретку в своем доме. Хотелось во всем навести порядок, исправить. У кого он перенял это? У Митьки? У Шуры? А может, просто в таком месте, где люди работают от зари до зари, нельзя по-другому? На что уж шалопут был Лева, а и тот в конце концов к их команде прибился. Значит, отец не зря говорил: «Земля тут жесткая. К ней, брат, только потом прилепиться можно. Трудись, рабочий класс!»

Никита трудился на совесть. Одного жаль: «Везделет» свой они лишь мельком видели. А как хотелось промчаться на нем по степи, искупаться после работы в Суетинке! И еще хотелось побродить с Калинкой в лесу, посмотреть косуль.

Как-то Калинка сказала, что если в совхозе откроют новую школу, то отец переведет ее учиться сюда. Она даже обещала помочь им на стройке, да что-то вторую неделю не приезжает. Может, передумала учиться в их школе? Скорей бы зарплата. Никита с Митькой уже договорились — прежде всего они купят велосипеды. Тогда в выходной можно побывать и на лесном кордоне.

Но однажды, возвращаясь с работы, Никита увидел возле своего крыльца новенький вороной мотоцикл. Отец сидел на ступеньке, тяжело уронив на колени коричневую руку. В пальцах у него был зажат конверт.

— Знаешь, обедать надо каждый день, — хмуровато встретил сына Андрей Матвеевич.

— Ой, а сам-то ты каждый день?

Как ни ждал Никита письма от матери, однако прежде всего подбежал к машине.

— Чей это?

— Нравится? — сказал Андрей Матвеевич. Он улыбался, но улыбка была какая-то неопределенная.

— Еще бы! Машинка что надо! Пять лошадиных сил. Куда хочешь кати!

— А сумеешь «катить»-то?

Никита почувствовал, что во рту пересыхает.

— Чей? — настойчиво повторил он.

— Наш.

— У тебя же денег не было, чтобы купить.

— В рассрочку взял.

Под ногами Никиты земля заплясала.

— Ой, папка! Это нам с Митькой. Ведь на Ивановом ездили.

— Ну-ка покажи, чему тебя Александра научила, — веселей заулыбался отец.

Никита быстро нажал на кнопку сигнала — послышался тугой, звенящий звук, словно машина отозвалась «Жду-у!» Горючее в баке плескалось. «Перекрыть заслонку… открыть краник… подсосать… включить зажигание… нажать ногой на педаль пускового рычага», — разом промелькнул в голове весь порядок заводки мотора.

Мотоцикл заржал, как взнузданный жеребец. Никита вскочил в седло и включил скорость.

Никита, оглушенный не столько шумом мотора, сколько стуком собственного сердца, уже мчался по дороге.

О письме он вспомнил, когда на улице стало совсем темно.

Впрочем, спешить с чтением такого письма не стоило. «Дурни вы, дурни, — писала мама, вместо того чтобы посочувствовать и приехать к ним. — Чего вы там торчите? Отца ругают на работе — так ему и надо: пусть увольняется, пока не поздно. Своевременно не послушался меня — вот и плохо. Возвращайтесь немедленно. Там на вас, видно, грязи наросло, как на чушках…»

Отцу она прислала отдельное письмо. Он его перечитал и покрутил головой, точно горчицы понюхал. Затем взглянул на Никиту.

— Ругает меня. Говорит, вместо отдыха я тебе здесь трудколонию устроил. Требует немедленно привезти в город. А мне, знаешь, некогда.

— А мне, что ли, есть время? Трудколонию выдумала! Завтра малярные работы на втором этаже начинаем. Иван Борисович сегодня знакомил нас с побелочным аппаратом. Говорит, своими силами обойдемся, не будем у тебя рабочих клянчить, туда-сюда!

— И успеете закончить к началу учебного года?

— Надо успеть! «Иначе, — говорит, — на свалке я видел таких специалистов».

— Ну молодцы, молодцы!..

— Но «Везделет» с Шурой ты нам лучше без скандала верни.

— Какого еще скандала? — насторожился Андрей Матвеевич.

— Настоящего. Хотим тоже в газету писать. Директор оставил стройку без машины…

— Сейчас основная проблема — это уборочная. Погода стоит, надо хлеб от комбайнов возить. Не отвезешь вовремя — комбайн стал, шутка ли? Вы там как-нибудь…

Никита взъерошился.

— А сто пятьдесят ведер воды к строительным объектам перетаскать — шутка? И каждый день — как-нибудь!

— Придут трубы — наладим.

— Слыхали, товарищ директор! Ты Ивану Борисовичу обещал, что транспортер оставишь на строительстве школы, а потом на ток перебросил.

— Нельзя в такой момент технику не по назначению использовать.

— Вот и приходится нам раствор на второй этаж своим паром подавать. По назначению! Рабочие смеются. У нас, мол, на стройке автоматика: кнопку нажал, носилки в руки и даешь как по конвейеру.

— Да, ситуация! — тяжело вздохнул Андрей Матвеевич. — Надо что-то придумать.

Он в рассеянности швырнул смятое в кулаке письмо и лишь тогда вспомнил о матери.

— Ну, как же все-таки ответим ей? По городу не соскучился?

Никита помрачнел.

— А что из того? Что обо мне ребята подумают? И вообще, как это вдруг бросить все? А теперь еще этот мотоцикл! За ним же ежедневный уход необходим, так и пишется в инструкции. Тебе, что ли, есть время с ним возиться!

— Значит, здесь остаешься?

— Ее надо сюда перетянуть! — помолчав, кивнул Никита в сторону скомканного письма. Придумать бы такое, чтоб она сразу к нам прискочила. Давай дадим ей телеграмму, что я под машину попал! Или — что ноту сломал на стройке!

— Э-э, брат, так нельзя! Нечестно. Прискочить-то прискочит после такой телеграммы, а потом что?

— А потом не отпустим. Машину не давай — как она до станции доберется?

— Нашу Нину так не удержать. Напиши-ка ей лучше твердо: школу достраиваем, остаюсь в совхозе — и точка.

Никита так и решил написать, однако письмо получилось несколько иным.

«Тебе хорошо в городе, — писал он, мысленно добавляя в скобках после каждой фразы по горькому упреку. — Ну что ж, оставайся там (живи, бросай нас!). Я уже научился жарить картошку с колбасой, так что проблема питания решена (тебя это беспокоило?). Да и Александра Ивановна — так для солидности Никита назвал Шуру — о нас заботится: белье нам стирает. И вообще она очень чуткая…»