– И где торжище? – ласковым голосом, сочившимся ядом, спросила я.

– А торжище вон там, за поворотом, – ничуть не смутившись, ответил ребенок. – Просто меня там не любят.

«Что-то стащила», – мысленно решила я, не пытаясь допытываться, что именно и зачем.

– Хорошо. Если обманула – пеняй на себя.

Заполучив-таки сантэр, девочка испарилась, оставив меня надеяться, что я в кои-то веки напоролась на честную цыганку. «Ага, осталось еще встретить бескорыстную ведьму – и отправиться в психиатрическую лечебницу!» – высунулся с задворок сознания глас разума, но был тут же с позором изгнан обратно, и я направилась к обещанному рынку.

Как ни странно, рынок там действительно был. Огромный, шумный, яркий и хаотичный. В общем, обычный рынок. Увидев в первой же лавке платье из лилленского шелка, я застыла как вкопанная и алчущим взглядом пожирала вожделенную одежку, пока насторожившийся торговец не погнал в три шеи ничего не покупающую, но усердно отгоняющую одним своим видом других покупателей ведьму.

Вот ведь мечта идиотки! Казалось бы – платье и платье, но куда там! Голубая мечта детства – походить в платье из лилленского шелка. Несбыточная мечта – стоит взглянуть на ценник. И все равно до слез хочется…

Немножко побродив по рядам, купив себе в качестве исключения шоколадку (нет, я не фигуру берегу – просто ведьмы вообще в еде неприхотливы и такими вещами себя редко балуют), вдоволь наторговавшись чисто из спортивного интереса, я уже решила отправляться домой – обещанные заклинанием три часа были на исходе.

Но тут почувствовала руку, беззастенчиво залезшую ко мне в карман. Прижав локтем загребущую ручонку, я развернулась с намерением превратить вора во что-нибудь оч-ч-чень малопривлекательное и… И увидела цыганку, провожавшую меня до торжища.

– Хм… – Я грозно сдвинула брови, придавая лицу самое жесткое выражение. – Привет подрастающему поколению. Теперь я знаю, за что тебя здесь не любят.

Железной хваткой взяв девочку за руку, я потащила ее прочь с торжища, решив, что проводить воспитательную работу лучше в каком-нибудь другом месте.

Едва оказавшись вдали от любопытных взглядов, я взяла цыганку за плечи и развернула лицом к себе.

– Ну? Объяснения будут? Или просто превратить в лягушку и оставить прямо здесь?

– Не надо в лягушку, – тихим, но твердым голосом прошептала девочка.

– Тогда объясняй, каким образом в твою черноволосую головку пришла бредовая идея обворовать ведьму.

– Мне деньги надо. – Хм, какая новость! А я-то думала, что по карманам люди лазят исключительно ради удовольствия. Впрочем, и с такими встречалась…

– Зачем?

– Брат ногу сломал. А в больницу без денег не берут.

Я закусила губу, призадумавшись.

Если у тебя самой за спиной десятилетний опыт высшего пилотажа вранья, то к историям про «больного брата», «вывихнутую ногу», «забытую тетрадь» и «местное землетрясение» начинаешь относиться с бо-о-ольшим подозрением, а то и презрением: до таких банальностей лично я в Храме не опускалась.

Уж врать – так про «полисемированное уравнение детермированности», утянувшее меня чуть ли не на другой конец Древа, откуда я, живая, здоровая, вот только без выполненного домашнего задания, вернулась уже на следующее утро.

Поэтому я решительно тряхнула головой и твердо, глядя ей прямо в глаза, сказала:

– Так, девочка. Если ты сейчас мне покажешь того самого брата, то я тебя отпущу. Если нет…

– Идемте. – Гордо вскинув голову, она пошла вперед. Интересно, зачем я в это вообще ввязалась?

Брат, как выяснилось, был в таборе. А табор – за чертой Окейны. Слыша тихое потрескивание рушащегося заклинания, я глубоко вдохнула, мысленно прочитала себе лекцию на тему «жар костей не ломит», осознала, что не помогло, и уныло пошла вслед за цыганкой.

– Тебя хоть зовут-то как?

– Румтша.

– Румтша, Румтша, Румтша. – Я несколько раз произнесла зубодробильное сочетание звуков, привыкая к звучанию. – А попроще имени нет?

– Есть. Таш.

– Уже лучше. Ногу-то брат как сломал?

– С лошади упал. – Девочка посмотрела на меня недовольно, уверенная, что я пытаюсь поймать ее на обмане. И правильно. Пытаюсь.

– Так сильно?

– Она его под себя подмяла.

– Ясно!

Щит рухнул окончательно, и я вживую оказалась под яростными лучами. Кошмаррррр!

– Слушай, а вы здесь надолго?

– Кто – мы?

– Цыгане. Табор ваш.

– Нет, через неделю уедем.

Надо же, я тоже. Наверное, больше недели здесь никто не выдерживает. И неудивительно, впрочем.

– А раньше в такое время здесь бывали? Здесь всегда так жарко?

– Нет. Обычно в Плододаре за сорок бывает, а тут что-то похолодало.

Похолодало?! Да я сейчас расплавлюсь лужицей воска на песке!

– Далеко еще до табора? – уныло вздохнула я, вытирая пот со лба. Воздух врывался в легкие вихрем, полным колких раскаленных песчинок.

– Нет. Вон после того пригорка, видите?

Пригорок я видела. Но вот с тем, что он недалеко, согласиться никак не могла!

Но, как и все на этом свете, дорога кончилась. Что осталось от расплавленной меня, даже вспоминать страшно. Скорее всего – один ругающийся мозг.

В таборе меня встретили без неприязни – ведьмы с цыганами вообще редко ссорились. Как-то раз я даже с месяц бродила с одним табором. Ничего, весело. Правда, уходить… Уходить отовсюду жалко, а уж от людей, настолько близких мне, страннице, по духу… Но уходить надо. Всегда.

– Сюда. – Румтша легко проскользнула в одну из палаток, полукругом расставленных по поляне.

А мне ничего не оставалось, как последовать за ней, надеясь, что там ожидает меня брат со сломанной ногой, а не мужик с топором, хорошо поставленным голосом рычащий: «Ну кто посмел обидеть маленькую Румтшу?!»

Фыркнув от смеха, я наклонилась и вошла в палатку.

Мужика не было. Брата, впрочем, тоже. На кровати сидел очень симпатичный цыган и недоуменно взирал на меня, сверкавшую глазами в сторону Таш.

– Ну и? – Моим голосом можно было говрокха призывать. На кой кворр я под этим солнцем шла за тридевять земель, чтобы мне здесь одна не в меру лживая цыганка мило улыбнулась и сказала, что…

– Познакомьтесь. Это – Манхо, мой старший брат – он сломал вчера ногу. Это – ведьма, она…

– Неважно, – отрезала я, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.

Действительно, почему бы Румтше не иметь старшего брата? С чего я взяла, что встречу зареванного чумазого цыганенка? Смуглый молодой человек с черными раскосыми глазами и длинными волнистыми волосами был ничуть не хуже.

– Покажите мне, пожалуйста, вашу ногу, – попросила я.

Манхо, шикнув на мигом испарившуюся сестру, откинул одеяло. Да, перелом малосимпатичный. Хорошо, что хоть закрытый. Осторожно ощупав ногу, я поняла, что без магии тут не обойдешься, и, предупредив Манхо, что будет больно, принялась за лечение.

Сначала соединила кости между собой, закрепила их положение, потом магически ускорила восстановление тканей и ввела анестезию. И не надо говорить, что это надо было сделать изначально, а не дожидаться смертельной бледности пациента: уже наложенное заклинание сильно мешает накладывать остальные, и я решила, что ускоренное образование новых клеток все-таки важнее трех минут боли. Правда, мнение Манхо на этот счет лучше не спрашивать…

Дрожащей рукой стерла со лба пот, чувствуя подкатившую к горлу дурноту.

Лечить трудно. Особенно – по такой жаре.

Скатившись на пол, я прислонилась к ножке кровати, знаком заверив Манхо, что все нормально, что все так и должно быть. Немножко посидела, задумчиво поразглядывала ткань навеса, потом пошатываясь встала и пересела на стул.

Судя по взгляду Манхо, ему мой внешний вид совсем не понравился, и кому из нас в тот момент больше нужна была помощь лекаря – это еще вопрос…

Полностью оклемалась я – во всяком случае, до способности говорить – минут через двадцать. Сказала Манхо не вставать еще сутки, объяснила рецепт укрепляющего раствора и, невнятно попрощавшись, направилась к выходу.