— Мне в самом деле можно будет к вам зайти?

— Разумеется. Я буду очень рад. И вам незачем предупреждать меня заранее. По вечерам я обычно дома.

— Благодарю вас.

— Ну, а пока спокойной ночи, мистер Кинг. Спокойной ночи, Бен. Спокойной ночи, Арабелла. Спокойной ночи, Малыш.— Он торжественно поклонился всем собакам по очереди, потом еще раз поклонился мне и вошел в ворота.— Вы оказали мне большую честь,— сказал он через плечо.

***

В его домике было всего две комнаты, внизу гостиная, наверху спальня, которая в то же время служила кабинетом. И повсюду я видел книги: этажерка с книгами стояла даже в уборной. У него было много красивых и дорогих вещей— семейных ценностей, которые он привез из Мацуэ,— и еще немало такого, что мы назвали бы хламом: гипсовая статуэтка английской королевы в девичестве, купленная по случаю на ежемесячной распродаже в Китано; две уродливые лампы эпохи Мэйдзи; фисгармония, на которой он иногда играл гимны, хоть и не был христианином; пустые бутылки из-под виски старинных марок, о каких я никогда и не слыхивал, выстроенные в ряд на полке; фотографии Томаса Гарди, Джорджа Мередита и юного Бернарда Шоу, вставленные в рамки; несколько ваз из Бенареса, чашка с блюдцем из тонкого веджвудского фарфора, целая куча спичечных коробков фирмы «Брайент и Мэйс», фигурка гнома. Я подумал, что нагромождение японских вещей в моем собственном доме должно казаться японцу не менее странным.

Профессор Курода заметил мой взгляд.

— Наверное, все это вызывает у вас ностальгию? — спросил он.— Мои друзья шутят надо мной. «Где вы живете, профессор Курода? — спрашивают они.— В Англии или в Японии?» — «Не знаю, — отвечаю я. — Знаю только, что живу в своем, особом мире». Но что же вы не сядете, прошу вас. Вот английское кресло-качалка. Не угодно ли? Превосходно. А я приготовлю чай. Вы ведь не откажетесь выпить липтоновского чаю?

— Благодарю вас. С удовольствием.

Он положил в чайник две ложки заварки, потом добавил третью.

— Кажется, у вас принято добавлять лишнюю ложечку? Пожалуйста, будьте моим наставником, мистер Кинг. Когда заливаешь кипяток, нужно помешивать в чайнике или нет? Как, по-вашему?

Он вел обширную переписку не только с учеными, работающими в его области, но и со многими английскими писателями, которыми особенно восхищался, и теперь, доставая коробку за коробкой, для чего ему часто приходилось залезать на стул, выкладывал передо мной письма.

— Ваш Э.М.Форстер ответил на мое письмо, которым я осмелился его обеспокоить. Да... — Профессор приподнялся на носки, стараясь дотянуться до коробки, стоявшей на шкафу.— Благодарю вас, мистер Кинг,— сказал он, когда я помог ему снять коробку.— Да... — Он с улыбкой стал перечитывать письмо про себя.— Какое чудесное, какое изумительное письмо... Он словно разговаривает с вами. Вот взгляните, пожалуйста.

И он протянул письмо мне.

— Вам непременно нужно побывать в Англии,— сказал я наконец.— У Вас такая большая переписка, вы столько знаете об Англии. Я постараюсь сделать все возможное.

— Я вам глубоко признателен. Но кто согласится субсидировать старого ученого, которому пора уже оставить преподавание? А тех скромных средств, что у меня были, я лишился в Маньчжурии. Так уж получилось. Но ничего! У меня здесь собственный кусочек Англии. И вы добавили к нему немало. Я еще не показывал вам открытку от Бернарда Шоу? Вот взгляните, пожалуйста, это любопытно. Я написал ему, потому что мне не понравились некоторые его высказывания о герре Гитлере — к сожалению, довольно лестные высказывания,— и он ответил мне сердитой отповедью.

***

Несколько недель спустя я пригласил профессора Курода на прием, который устроил в честь члена английского парламента, посетившего Японию. Это было глупо, я пожалел о своей опрометчивости. Поначалу профессор отказывался — он так редко бывает в обществе, так долго жил «забывши мир в забвении у мира»[16], к тому же ему «буквально нечего надеть для такого случая»; наконец он уступил моим настоятельным просьбам и после этого звонил мне раз пять или шесть, засыпая меня взволнованными вопросами. Как принято обращаться к члену парламента? В какое время лучше всего приехать, если в приглашении значится: «между шестью и восемью вечера»? Не посоветую ли я ему, какая из моих «сногсшибательных смесей» лучше всего подойдет для старика, которому, подобно Кассио «вредно пить, потому что у него слабая голова»?[17]

***

Разговаривая с одним из гостей, я увидел профессора через стеклянную дверь гостиной — он стоял в холле, притворяясь, будто рассматривает гравюру Хиросиге, подлинность которой он сам удостоверил всего неделю назад. Я вышел к нему.

— А, профессор Курода! Рад Вас видеть. Пожалуйста, входите, я представлю вас мистеру Долби.

— Нет, нет, нет. Не сейчас, пожалуйста, не сейчас,— ответил он взволнованным шопотом.— Быть представленным такому знаменитому человеку... да еще в самом начало приема... Я не сумею двух слов связать. Я буду собя чувствовать совершенно... совепшенно не в своей стихии.

— Он всего только очередной Тэдпоул или Тэйпер[18].

Незадолго перед тем мы с ним разговаривали о политических романах Дизраэли.

— Позвольте мне прежде собраться с духом.

— Тогда, пожалуйста, выпейте, это поможет вам собраться с духом. Пойдемте.

Я заставил его войти в гостиную.

— ... вам непременно надо попробовать предонин. Сразу исчезает этот ужасный зуд.

— В баптистской клинике мне дали мазь.

— Мазь! Да они с ума сошли!

— Такую липкую, розоватого цвета. Я мажусь ею утром, а вечером смываю.

Двое американских преподавателей стояли у самой двери, один держал в руке тарелку, и оба, разговаривая, угощались бутербродами.

— Гарри, Джо... Позвольте представить вам профессора Курода. Мистер Ван Гроот, мистер Питерсон.

— Профессор Курода, рад с вами познакомиться.

— Добрый вечер, профессор Курода.

— Но ведь теперь никто не употребляет мази. Вот уж пятьдесят лет аллергию мазью не лечат.

— Кажется, в ней содержится какой-то антигистаминный препарат.

— Попробуйте предонин. У меня была точно такая же аллергия, не проходила целыми неделями. Она появилась с тех пор, как я поел пряной приправы на индийском параходе...

Оба уже отвернулись от профессора.

— Энид, дорогая.— Я поймал за локоть пухлую англичанку в соломенной, словно из мочалы сплетенной, шляпе, отошедшую от группы гостей, чтобы положить в пепельницу окурок сигареты.— Я хочу познакомить вас с профессором Курода.

— Профессором... Как вы его назвали?

— Курода. К-у-р-о-д-а... Это миссис Ивенс, профессор Курода. Она самая блестящая актриса в любительском театре Кобэ.

— Ах, Фрэнсис. Вы давно не говорили мне таких комплиментов. А вы по какой части, профессор... э-э...

— Я занимаюсь древненорвежским языком... — Профессор замолчал, так как в это время я всунул ему в руку бокал мартини. — Что это?

— Мартини. Самый подходящий коктейль для вас.

— Древненорвежский язык! Вы подумайте!.. Мой муж получил назначение в Осло на семь месяцев. Но я, к сожалению, не могла поехать с ним. Понимаете, не на кого было оставить детей. Древненорвежский! Подумать только!

— Вы актриса?

— Ах нет, мистер Кинг просто подшутил надо мной. Он ведь такой шутник... Вообще-то я действительно играю на сцене. Когда-то, чертову пропасть лет назад, я была профессиональной актрисой. А потом стала почтенной замужней дамой, вот и пришлось бросить сцену. Теперь играю только в любительских спектаклях у Кобэ. Вы бывали там когда-нибудь?

— Нет, к величайшему сожалению...