– Я тоже буду известным, – заявлял Веня.

– Ты, может, чего не догоняешь? Это ведь надо людям помогать. К тому же ты в трех словах шесть ошибок делаешь, меня рядом не будет, кто ошибки исправлять станет? – возражал Егор.

Журналист Юра Новиков Егору тоже нравился, он совсем не задавался перед мальчишками, пел песни под гитару, рассказывал о походах в тайгу, о том, как готовит программу про ветеранов Великой Отечественной, и выходило у него все так складно и интересно, что было понятно, занимается человек любимым делом.

– Такая идея с ветеранами возникла, чтобы каждый из них рассказал, где встречал победу, и программа получила название «Моя Победа». Старики плакали и вспоминали этот день. – Юра помолчал. – Я тоже плакал вместе с ними.

В десятом классе Веня стал печататься в местной газете, но заметки были маленькие и какие-то неинтересные.

– Мне надо при поступлении на журфак приложить публикации, это засчитывается как творческий конкурс. – Он потупил глаза. – Новиков договорился, что напечатают.

– А ты интересно писать не пробовал? Смотри, ты пишешь про школьную спартакиаду сплошные штампы.

– Попробуй сам без штампов!

– Да без проблем. Скажи, о чем надо написать.

Веня оживился:

– Про чемпионат школы по шахматам, ты же в этом разбираешься.

– Напишу, ладно. Проба пера! Гонорар – пополам.

– Да мне не платят.

– Ну, будущий гонорар пополам.

– Заметано!

Редакция местной газеты отметила хорошие тексты юнкора, и Веня благополучно получил справку о публикациях для поступления в вуз. Заурский грезил физматом, но на экзаменах недобрал баллов и отправился в армию. Веня поступил в Сибирский университет на факультет журналистики. Письма от друга сначала регулярно приходили в дальневосточную воинскую часть, но потом приходить перестали. Когда Егор Заурский вернулся из армии, он узнал, что Венька погиб, утонул, спасая ребенка.

Осенью Егор подал документы в Сибирский университет на факультет журналистики, и поэтому с пути-дороги ему не свернуть, он живет и работает за двоих, за себя и за друга Веньку.

Новое задание казалось Юле скучным. Накануне Дня космонавтики записать интервью с генеральным директором «Орбитальной группировки» Владимиром Николаевичем Яценко.

– Егор Петрович, тоскливо это, пресно, тухло. Скучно, наконец!

– Юля, ты забыла, в каком городе мы живем! – Он ткнул пальцем вверх. – Половина спутников, что болтаются «там», выходят из наших сборочных цехов. Да, это не скандал с прокурором! Но в чем состоит мастерство журналиста? Сделать из любой информации фурор, фейерверк. А ты… Тоскливо! Тоже мне, молодежь перспективная называется. В бой, девочка моя, в бой!

Юлька скривилась. Производство спутников, даже если оно крутое, удел специалистов, и она пока совершенно не понимала, что же такое интересное у Яценко можно спросить. Журналисты – профессиональные дилетанты, и должны разбираться во многих вопросах. Она, конечно, «пошерстит» Интернет и поговорит с папой.

Юлин отец, Евгений Валерьевич Сорнев, космонавтику считал своей судьбой. Когда-то, окончив Баумановское училище, он серьезно увлекся летными машинами и даже написал заявление в отряд космонавтов. В космический отряд его не приняли по состоянию здоровья, поставили диагноз «гипертония», но его нестандартные технические мысли заметили и предложили работу в научном центре космодрома Байконур. В разное время космодром назывался по-разному: «Научно-исследовательский испытательный полигон № 35 Министерства обороны, полигон Тюра-Там», в переводе с казахского означающее «священное место», еще назывался «Южным», но Байконур, самое удачное и «очеловеченное» название космической площадки. Евгению Сорневу Байконур заменил многое. Его картина жизни состояла из одной работы, только работы и еще работы. Любимая и единственная дочь Юля в основном росла без него – с бабушкой, а потом враз стала взрослой, самостоятельной и красивой девушкой, которую он зачастую стеснялся и с которой не знал как себя вести. Когда еще была жива его мама, она подробно рассказывала, как они жили без него эти «командировочные полгода», и обязательно говорила, что нужно делать: куда с дочерью пойти и о чем поговорить. Потом мамы не стало, Евгений Валерьевич растерялся, он не знал, как поддерживать отношения с дочкой, Юля уже заканчивала институт, работала и, как казалось ему, в отце особо не нуждалась. Отец и дочь виделись редко, между длинными полугодиями работы было несколько выходных, он приезжал в город на побывку, они шли гулять в парк, и он просто слушал дорогую ему девушку, которая становилась все больше и больше похожа на мать. А Юлину мать он очень любил до сих пор. Но об этом думать было нельзя, потому что сердце начинало колотиться так сильно и неистово, что вскипала кровь, и потом несколько дней Евгений Валерьевич не мог ни спать, ни работать, что было для ученого такой специальности непозволительной роскошью. По книгам профессора Сорнева теперь учили в его Баумановском, а он и дальше погружался в глубокие научные космические изыскания, и на прочие проявления жизни он обращал мало внимания.

Ничего интересного Юлька в Интернете не нашла, лишь наукообразные доклады с сухими текстами, значит, следует идти от противного.

– Надо биографию его поизучать, спросить о хобби, например. Ну, какое может быть хобби у генерального директора «Орбитальной группировки»? Есть ли у него время на развлечения? Может быть, спорт? Сейчас модно быть здоровым, особенно в его возрасте.

Ничего оригинального на ум не приходило, а раз так, нужно отдаться спокойному течению мысли, и вопросы сами собой материализуются. Жаль, что не получилось пообщаться с отцом, у него очередная важная и срочная работа.

Кабинет генерального директора Яценко Юле понравился. Здесь даже по атмосфере чувствовалось, что хозяин волевой, основательный и серьезный.

– Здравствуйте!

Яценко появился из-за маленькой, почти потайной, незаметной двери, искусно замаскированной в стене. Юля вздрогнула от неожиданности. Владимир Николаевич остался доволен своим внезапным появлением и произведенным эффектом.

– Что, напугал вас? Это я, как Карабас-Барабас, живу за нарисованной дверью.

– Тогда вы – папа Карло. Это он жил в каморке под лестницей! – попыталась пошутить Юля. Начало диалога ей не понравилось. Глаза у генерального были злые, остро сверлили, как буравчики, а сам он заметно нервничал.

– Ну что же, давайте записывать интервью, тема понятна. Мне кажется, что люди, живущие в этом городе, должны знать, чем занимается наше предприятие, и гордиться его делами вместе с нами.

– Вы поэт, Владимир Николаевич! Спасибо, что согласились на интервью. – Она перестала волноваться, потому что поняла, что волнуется он, это было удивительно и явно не связано с ее интервью.

Юля начиталась в прессе его публикаций, тексты были пространные и касались глобальных задач космической отрасли. Генеральный «Орбитальной группировки», как ей казалось, витиевато отвечал на вопросы, из ответов вообще было непонятно, что он за человек. Юлька приготовилась к обратному: ей требовалось расшевелить, раскопать его душевную глубину, если таковая имеется, обострить проблемы: немало спутников улетело «за бугор», и есть о чем поговорить с генеральным.

– Срочный звонок, извините. – Яценко опять скрылся за дверью.

Секретарь, пожилая и строгая женщина в деловом сером костюме, принесла чай и внимательно посмотрела на Юлю.

– Пока Владимир Николаевич говорит по телефону, выпейте чаю. – Она натужно улыбнулась.

«Строгая, даже походка солдатская, выкидывает вперед ноги, словно на плацу», – подумала Юля.

Впрочем, на плацу Юлька никогда не бывала и, как учат маршировать солдат, не имела представления, но она была уверена, что походка у секретарши солдатская, а характер – железный. Дверь в стенке так и не открывалась, и девушка оглядела кабинет, пытаясь дополнить представление о его хозяине. Но ее ждало разочарование, рабочий стол был кристально чист, письменные приборы стояли в строгом порядке.