У Яши тоже пытались снять черные ботинки вольного образца, он отказался, обоснованно парируя их намерение:

- Как же так, господа, я же купил их, эти ботинки, в вашем магазине?

- Убирай на вольный склад, - грозно прозвучало из уст ДПНК, - до свободы пусть лежат, а сам ходи в кирзовых ботинках установленного образца.

- Какой образец, - возмутился Яков, - я купил их у вас, чтобы ходить в них здесь.

Пока суть да дело, началась перебранка. ДПНК конечно знал, что Яша прав. Но был приказ: немедленно всю зону переодеть в полагающуюся форму. Но зачем тогда продавать в колонийском магазине робы по 1000 руб., обувь зимнюю за 2700 руб., а летнюю – за 1700 руб.? Получалось чистой воды мошенничество. Да, любят наши начальники из мухи выдувать слона.

Яков не уступал и упорно разъяснял гражданину начальнику, что он, Яков, прав, и снимать с себя ничего не будет. Все обошлось мирно: этот ДПНК был с пониманием, не тупой уставник.

А вот в смену Одувана, многие были раздеты и разуты, недовольные – избиты. Имелась у него такая мода: всех, кто хоть как-то сопротивлялся его твердолобости, ставить перед дежуркой на монтану (растяжку). А если зэк отказывался ставать на растяжку, то его уводили в прогулочные дворики ШИЗО, где он с вечера до утра находился на улице, до прихода начальника колонии, который и решал, что делать с этим зэком.

ДПНК Одуван был весьма деятельным типком. Когда он заступал на смену, зона вымирала: зэки прятались кто где мог, никто не ходил ни на спортплощадку, никуда. Одуван всегда находил повод для написания объяснительных. И порой зэк долго не мог уйти из дежурки, переписывая одну за другой бумаги. Одуван грозно хмурил брови, зэк трясся от страха, а ему было от этого, видимо, очень хорошо и приятно. Этот энергетический упырь как бы питался энергией зэков. А вот Гриб, наоборот, любил его смену, т.к. сам работал в нарядной. В зоне-то был порядок, все на проверках, никакой волокиты, всё строго по распорядку, хаоса не было. А так как Гриб из своих 8 лет отбыл уже 7 лет и 6 месяцев, то к распорядку он привык и знал все его положительные стороны.

Когда Яша пересекался с Одуваном, то он постоянно улыбался, неплохо разбираясь уже в его технике по забору энергии. И Одуван делал вид, что не замечает ни Якова, ни Скачка, ни Гриба.

Однажды, когда Яша и Скачок мирно сидели на МСЧ, они были приглашены Одуваном в дежурную часть для написания бумаг. Яша, держа руку в кармане, спросил:

- За что, начальник?

- Нарушение формы одежды, - отчеканил Одуван, измеряя их ледяным взглядом.

Но ребята эти оказались с юмором. Решили они с него пены немного снять и понаписали такой чуши… Читал, читал Одуван, очень был разочарован, что не нагнал страху, а только насмешил этих двух отморозков. Чтобы не позориться перед сотрудниками, Одуван выгнал их из дежурки. Впоследствии много ещё было таких бестолковых встреч и стычек с этой грозой зэков. Яша в дежурку не ходил, а Одуван и не настаивал. Этого упрямого бестолкового человека все зэки ненавидели, а ему ничего не надо было объяснять, его просто надо было игнорировать. Но так думали единицы.

Потихоньку Яша привыкал к новой обстановке. Боль от потери близкого человека отступала все дальше... Вечером – турник, брусья, ходьба туда-сюда. К общению Яша особо не стремился. Да и о чем говорить? Так, словоблудие. Собирали с Грибом команду и выходили на плац, полностью отдаваясь футбольной страсти. Когда проходил чемпионат колонии, сколько было эмоций, какой был накал страстей! Поле-плац было посреди зоны, и зэкам не приходилось выходить из локалок возле отрядов, что бы увидеть футбол: кто из окон, кто из локалок, все поддерживали свои команды. И зона как бы выходила за рамки режима и вдруг становилась свободной. Яша играл с остервенением, чтобы хоть как-то забыться. Играл, как в последний раз. Так и говорил друзьям:

- Последний мой чемпионат.

- Да не гони ты. Все образуется, - успокаивал его Гриб.

В упорной борьбе они заняли 3-е место, хотя надеялись на 1-е. Но радости не было предела. Так и проходило время. Утром режимные мероприятия, вечером – турник, футбол или чтение духовной литературы.

Наступила осень, прошли дожди, а за ними – зима, ранняя и холодная. Яша заболел, простыл, а затем – пневмония. Проснулся ночью, его всего трясло, температура 40˚, еле-еле дотянул до утра. Утром встать он не мог, началась рвота, его лихорадило. Скачок и Гриб довели его до санчасти. Так плохо Яше никогда не было. Он думал, что умрёт.

Врачи, измерив температуру и давление, решили его госпитализировать, дали таблеток, поставили летичку (анальгин, димедрол, лалаверин) и отправили в палату на постельный режим, освободив от проверок. Яша лежал и молился Богу, чтобы остаться в живых. Надеялся он ещё на свои природные силы…

Очнулся он от ударов в голову, не понимая, что происходит. От неожиданной встряски сознание медленно приходило в соответствие с реальностью. Первая мысль, посетившая Яшу, была: завели ОМОН. Ещё вчера днём что-то происходило в лагере, вся администрация, все сотрудники, в том числе и врачи, были оставлены до 22-00. Еле-еле собравшись с силами, он открыл глаза и в колеблющемся тумане увидел перед собой… доктора Панкратова:

- Вставай, скотина! Время проверки!

У Яши не было никаких сил и желания объяснять, что у него постельный режим. Кое-как одевшись, с заплетающимися ногами он вышел в коридор, где больные собрались для проверки. Яша забыл одеть носки.

- Ты что, хуйло, не по форме одет? – прорычал Панкратов.

Еще что-то орал «уважаемый доктор», но Яша слышал его голос как бы из далека. Высокая температура, низкое давление сделали своё дело: Яша потерял сознание. Пришёл он в себя от пинков в грудь:

- Вставай, скотина, не коси!

Больные, а их было человек десять, были в шоке от происходящего. Они испуганно стояли кругом, а Яша лежал в середине коридора на полу. Приходя в чувство от сильных пинков, он старался встать. Всё плыло и темнело в глазах.

- Иди, пиши бумагу за нарушение формы одежды!

Яша, опираясь на стены и цепляясь за дужки кроватей, медленно потащился на свою койку. Сел, попытался одеть носки. Он вообще плохо соображал, что делает. Пытался собраться с силами и прийти в себя, но встать было трудно. Голова кружилась. Сил не было никаких. Панкратов подскочил к Яше и оплеухой сбил его с кровати. У Яши началась рвота. Он бессильно валялся в собственной блевотине и в сознание его приводили только пинки и удары. Происходящее понять было невозможно. На крики санитаров и дневальных сбежался весь медперсонал. Они пытались оттащить от Яши Панкратова, всячески успокаивая бешенного доктора. А тот орал в лицо Якова:

- Ты будешь делать то, что я скажу тебе, скотина! Ты понял? Ты понял?! Ты понял?!

Яша находился в полубессознательном состоянии. У него не осталось никаких сил даже на то, чтобы просто обозлиться, не говоря уже о том, чтобы дать отпор этому неожиданному нападению. Силы хватило только на то, чтобы с усмешкой мотать головой и прошептать сквозь окровавленные губы:

- Я-не-по-нял..

- Ах, ты не понял! Да я тебя сгною в зоне, - рычал доктор Панкратов, запугивая вконец обессилевшего Яшу. Впоследствии, узнал Яша, что это был дерматолог и психиатр Понт.

Усилиями сбежавшихся врачей, это кощунственное издевательство над Яшей было остановлено. Ему, измерив давление, поставили укол. Яша даже не уснул, а просто провалился в какую-т бездну.

Утро следующего дня было наполнено разными событиями. Узнали близкие друзья Яши. Все приходили и высказывали свое недоумение произошедшим. Более того, всё дошло до начальника колонии. Яшу пытались склонить к написанию заявления на доктора Панкратова за его «некорректное поведение». Но Яша не привык быть в числе «потерпевших». Сейчас, будучи христианским неофитом, он уделял больше внимания духовной стороне того, что происходит с людьми. Он считал, что тот случай произошел с ним неспроста. Яша и сам был далеко не ангел. Он думал, что Панкратов – это инструмент каких-то высших сил, решивших повоспитывать и проучить Яшу за его прошлые грехи, которых была не малая куча. Конечно, в начале была злость и ненависть, и первой мыслью его после того, как он стал приходить в себя, была мысль о мести. Но Яков нашел в себе силы и убедил самого себя победить свой негатив по отношению к доктору Панкратову. Через некоторое время он стал жалеть его, все ему простив и в душе даже благодаря его, осознавал с горечью и свою вину перед другими людьми. ещё и шутил после выздоровления и говорил всем: «Рекомендую метод доктора Панкратова». Яков считал, что Понт сам себя наказал своим презрением к людям и своим жестоким эгоизмом. Никто его не уважал. Даже те, кто из-за необходимости, и улыбались ему поддельно, внутри все равно ответно презирали его. Понт сам обрекал себя на одиночество.