Но на этом «теплый прием» ещё не закончился. Вскоре в карантинном помещении собрались все «хорошие» ребята – режимщики, оперативники, СДиповцы (это Зэки, секция дисциплины и порядка, глаза и уши администрации, добровольные и явные стукачи, «ставшие на путь исправления»).

Всех по одному заводили в туалет, где стояло ведро с тряпкой, и каждый входящий должен был взять тряпку и вымыть пол. Сучья схема эта была известна Яше от предыдущего этапа, с их этапа никто не отказался; тех, кто отказывался, сразу уводили в изолятор, где под звуки небезызвестной группы «Рамштайн» упрямцу «отбивали седло» (на их языке) и смотрели на дальнейшую реакцию. Если человек и дальше упорствовал, он больше не выходил из изолятора.

Об изоляторе, этом чудесном изобретении человеческого гения, следует немного сказать. Там стояли огромные колонки, и с 5-00 утра до отбоя в 21-00 играл на всю громкость «Рамштайн», чтобы между камерами не было попыток общения и чтобы не было слышно криков. Да и вообще, чтобы психика человека поехала под откос. Но это отдельная тема: как сломать человека, живущего в цивилизованном 21 веке, да ещё и в демократической стране.

Утро следующего дня. Подъем. Опять кипишь, гам, крики. Все бегут непонятно куда. Изумленный и шокированный Яша встал и, как истинный джентльмен, хотел было умыться. Но – очередной сюрприз. Активисты карантина поставили весь этап, 30 человек, в известность, что они утром не умываются, вечером – тоже.

На этой почве назревал первый Яшин скандал в зоне. Он все-таки направился к умывальнику, навстречу ему шел Хан, председатель СДиП карантина. Его обязанность – смотреть за порядком и исполнением установленных правил. В общем, сучка ещё старых времен: ни в воде не тонет, ни в огне не горит. Сам ЗЭК, но Зэков ненавидит лютой ненавистью. Не из таких ли глаз и ушей администрации появляются на свободе садисты и серийные убийцы?

Яше повторно было сказано, что умываться некогда, и… что здесь вообще не умываются. На что Яша ответил:

- Ну и не умывайтесь. Флаг вам в руки.

На пути к Мойдодыру произошел конфликт с дракой.

И вот он – знаменитый плац 8-ой колонии. Серьезные озабоченные лица угрюмо смотрят в сторону трехполосного флага. Самый ответственный момент: поднятие флага. Затем раздается мелодия гимна, и все Зэки, переполненные патриотическими чувствами, поют гимн Российской Федерации. Опять конфуз. Яша не знал новый текст гимна и запел «союз не рушимый», но был резко прерван всевидящими и всеслышащими активистами. (Интересно, сколько ещё раз наши плодовитые пахари от искусства будут перекраивать и без того ущербные творения, стелясь по –холуйски перед очередными «спасителями Отечества»? Можно ли называть творчеством то, чему одно название – «михалковщиина»?) После исполнения гимна – зарядка под энергичные мелодии (первое полезное дело с утра)

И замелькал штамп по отрезвлению и перестройке психики заключенных. В неутомимой матрице формировался под хруст костей новый привлекательный образ российского демократического Зека. Целью всего этого была постепенная ломка человека. Кому это было нужно? Но механизм работал, и все крутились вокруг него, одни – чтобы не быть раздавленными, другие – чтобы не быть отставленными.

Потом завтрак. В столовую и из столовой – бегом. До обеда беспрерывная маршировка или стоя читать обязанности и правила внутреннего распорядка: «Осужденный обязан…» и т.д.

После обеда кошмар продолжался. Беспрерывная маршировка до самого отбоя. Курили редко. Слава Богу, Яша своевременно бросил эту дурную привычку. Он с сочувствием смотрел, как всех загоняли скопом в курилку на одну минуту (видимо, заботясь о здоровье временно нетрудящегося элемента).

Зэки обязаны были здороваться, проходя мимо каждого сотрудника. В 8-00 утра целая куча их заходила в карантин. Подавалась команда «Отряд, внимание!» и все хором орали:

- Здравствуйте, гражданин начальник!

Вообще, орали постоянно: то приветствовали сотрудников, то строевые песни. Этап пел «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…» а рядом ходили режимники и сдиповцы, и не дай Бог, кто-то пел тихо. Таких сразу уводили в О.Б. (отдел безопасности), и там они начинали петь громко. Пока один пел, другие стояли на растяжке, или, по-нашему, на монтане (лицом к стене, широко расставив ноги, развернутые руки на стене, ладонями от стены).

В общем, все пели громко. Но были и такие, кто уставал, срывался и надолго уезжал в изолятор.

ВИЧ-инфицированные вообще попали в трудную ситуацию. В зоне своего врача-инфекциониста не было, врачи сами впервые столкнулись с такими больными и их болячками. Они только обещали, кормили завтраками или избегали разговоров. Действительно, к приезду вичевых в зоне ничего не было подготовлено. Даже комнаты свиданий хотели сделать отдельно от других. Зато требовали от них по полной программе.

Яша пытался решить проблемы ВИЧ-инфицированных. Но после встречи с зам.начальника по режимной части Буяном, стремление к переговорам пропало, настроение ухудшилось. Разговор был краток и закончился 15-ю сутками. Буян вообще человек очень тяжелый. Умел только говорить, никогда никого не слушая. Все входившие в его кабинет попадали под какое-то энергетическое давление, даже говорить приходилось с трудом. Сразу пропадало всякое желание разговаривать. Да и к чему говорит, если тебя никто не слушает.

Неплохо было тем, чьи родители или родственники имели деньги, и этот ЗЭК был платежеспособным. Его просили о помощи (называлось это «затянуть гуманитарку в колонию»). После этого он получал значительные послабления, ему обещали место, нормальную работу, но вначале надо было «затянуть» средства в зону. Актив постоянно выискивал таких людей и находил их довольно много. Они сразу могли позвонить домой и договориться с родственниками.

Курить таким ребятам можно было чаще, маршировать – меньше. На их поведение сразу как бы закрывались глаза бдительного начальства.

Яшенька наш тоже попал на этот крючок. Уж очень ему хотелось увидеться с любимой женой. Ему пообещали, что, несмотря на его заболевание, сделают свидание. Яша сразу обратился к родителям. Как он хаял свое непутевое прошлое, какие светлые планы строил на свою трудовую будущность! Пришлось постараться, 10 тысяч – не маленькие средства. Деньги передали, но свидание сделали не длительное, а в курилке на 2 часа (правда, с глазу на глаз). Из-за такого обмана произошел конфликт с активистами, и сразу после свидания, Яша снова уехал на 15 суток слушать «Рамштайн».

15 суток каждое утро Яша поддерживал стену на утреннем обходе, выходил, раздевался догола как стриптизер, руки держал на затылке и приседал три-четыре или больше раз, пока «воспитатели» не уставали считать, потом голым шел опять в камеру слушать осточертевший «Рамштайн».

В этой критической ситуации только мысли о Лизе, его любимой женщине, спасли Яшу, помогли воздержаться от крайнего безрассудства. Всякое лезло в голову от такой окружающей его обстановки. Ему хотелось уснуть, дождаться отбоя и думать в тишине, о будущем, о Лизе…

Лиза была из хорошей семьи, но ушла от родителей воспитываться на улицу, она пожертвовала всем своим благополучием ради своего уголовного Яши… А пока Яша всей своей душой улетал к ней, всеми мыслями был рядом с ней. Она тоже только освободилась и очень переживала за Яшу. Свобода встретила ее, как и многих, не с распростертыми объятиями. Но у них с Яшей оставалась на свободе их большая общая радость – их маленький сын. Лизе надо было опять вставать на ноги, заботиться о сыне и не забывать своего баламута Яшу…

После 15 суток, Яшу долго не хотели отпускать из ШИЗО. Оперативно собрали все характеристики из лагерей. Увы, и там Яша был не из последних героев. Главная формулировка – «отрицательно настроенный контингент». После долгой беседы с Буяном и начальником колонии решили, как бы это смешно не звучало, дать Якову Григорьевичу шанс на исправление.