Сильно допекали Яшу в школе ещё и вечно галдящая пионерия и постоянно шныряющие вокруг комсомольские активисты (будущие СДиновцы). В душе назревал бунт против затхлых устоев и уродливых организационных рамок. И таких бунтарей в школьных стенах оказалось не мало. Вскоре, простонародье стало называть их «бандами».
Увы, наша современная школа продолжает исправно поставлять на рынок труда: юристов, лавочников, экономистов, ростовщиков, бандитов, воров, стриптизёрш, проституток... В то время, как стране нужны: работники, воины, мыслители, творцы, матери…
Спасибо тебе, родная школа, от всех… врагов Российского народа и государства! Низкий поклон тебе! Сэньк-ю! Ха-ха-ха!»
Вдоволь посмеявшись над этими отвлеченными спорами, Бибикыч и Яков, расходились по своим рабочим местам. Говоря высоким стилем: спасать мир, а если проще: добросовестно и честно делать то, что умеешь.
Еще настойчивей и упорней продолжал Яша изучать этот мир. Как изголодавшийся волк яростно набрасывался на любую доступную литературу. Перечитал множество книг по эзотерике, астрологии, мистике… И всё больше убеждался, что это – только мизерная часть необходимого знания. В любое свободное время, а чаще вечерами, когда все расходились (кто – домой, кто – по баракам) Яша уединялся в своём кабинете и запоем читал свои любимые книги. И чем настойчивей он искал ответы на столбовые вопросы, тем больше возникало перед ним новых вопросов. Пожалел, что не изучал в школе химию. Может быть, всё происходящее вокруг – это постоянные столкновения химических элементов и ядерных частиц по загадочным, неизвестным формулам? Заинтересовался психисоматикой. Это как наше сознание и наши состояния вызывают определенные заболевания. Люди с одинаковыми склонностями характера болеют одними и теми же болезнями. Например, желчные и злые болеют язвой.
Литературой Якова снабжали все. Приносил книги и Палыч – новый психиатр. Они сразу нашли общий язык. Яша не раз обращался к Палычу и как к профессионалу. Яша и сам себе поставил уже нерадостный диагноз: двойственность души. Он чувствовал, что внутри него идет война между злом и добром. За душу вступили в яростный поединок две собаки: черная и белая. Побеждает та собака, которую ты сам кормишь. Влияет ли на эту борьбу Бог, или он выше человеческих страстей и страданий, а добро или зло существуют сами о себе как равные по силе и необходимые друг другу? Не зря же в китайском конфуцианстве круг разделен на две равные части. Это же люди называли черное - черным, а белое - белым.
Порой Яша чувствовал себя белым, положительным героем. Хотелось обнимать и целовать прекрасное человечество.
А порой отрицательная энергия заполняла каждую клеточку организма, внутри раздавался дикий хохот, не было ни капли страха, только холодный расчет, злость и ненависть; ледяные глаза сверкали яростью, человек превращался в монстра… но вблизи не было большой дороги. Иногда Яша думал, что это раздвоение личности связано с тем, что душа - андроген и имеет как мужское, так и женское начало. Но у человека есть воля, и главное – свобода выбора.
Палыч был откровенным жизнелюбом. Проехав полмира, увлекал всех своими рассказами о разных странах. Рассказчик он был классный. Интересный человек, веселый, душа компании. «Яша, я тебя умоляю, - говорил Палыч, - будут деньги, съезди куда-нибудь, посмотри мир». Посадил-таки мечту, как росток, в сознании.
Честно говоря, окружали Яшу в основном хорошие люди. Коллектив на МСЧ подобрался отличный. (А может быть, каждый по-настоящему работающий коллектив состоит из хороших людей, а там, где делать нечего, или кипит показная «деятельность» и образуются дружные компашки воров и мошенников. Зачем перевоспитывать чиновников? Сократите их в два раза – и объемы разворовываемого сразу уменьшаться… в 4 раза. А оставшиеся «слуги народа» сами себя перевоспитают.)
Ближайшее окружение Якова Григорьевича состояло из простых, доступных, трудолюбивых людей, которых Яша очень уважал и ценил. Такое своеобразное сообщество из осужденных зэков и свободных сотрудников администрации. Фаталист Яша, веривший в неслучайность происходящих с человеком событий, был уверен, что люди, окружающие его, тоже неслучайны. Конечно, в коллективе было несколько и не совсем хороших людей, но… дерьмо везде просачивается. Как и во всей нашей удивительной жизни: кто какую собаку кормит, тот так и живёт.
Вообще-то Яша очень уважал знающих ученых людей, но своих коллег уважал он не только за знания. И место своё в жизни принимал спокойно и уважал. Живёшь вроде в лагере в условиях режима, а работаешь целый день, как заведённый и чувствуешь себя… свободным. Вокруг тебя – страдания, кровь, смерть, и в то же время – спасение, благодарность, радость.
Бывшие соратники Якова не узнавали его. Они никогда не могли представить его себе в такой роли. Раньше они видели Яшу то с ножами, то с обрезами, то с другим оружием, постоянно в драках, разборках, бегах от правосудия, а теперь… Неисповедимы пути Господни. Главное – видеть эти пути. Научиться быть счастливым: здесь и сейчас, а не там и потом.
Вот так, не осуждая и не исправляя этот мир, находясь в лагере, Яша сумел освободить себя и сделать счастливым. Он принял окружающее таким, какое оно есть и окружающее приняло Яшу таким, какой он есть: вичевый наркоман, матерый рецидивист, рыцарь ордена Госпитальеров.
Летом пришла пора отпусков. Почти все врачи отправились отдыхать (зэки по статусу отдохнут… после освобождения). Пруссака временно стал замещать Отморозок. К зэкам относился с вечным презрением, вечно суетился, бегал по коридорам, командовал. Ладно хоть специалистом был неплохим. Работы как будто, стало поменьше, и Яша свободное время уделял книгам.
В связи с массовыми акциями и снятием с поста начальника управления «Рыжего», в колонии началась оттепель. Комиссия за комиссией начали ездить с проверками. Режим ослабили. Строевые проводили только раз в неделю. В ШИЗО уже не били людей так, как раньше. Больше проводилось культурных мероприятий, в том числе и спортивных. Актив временно разогнали. Проверок стало две, вместо трех. Отменили ежечасные обходы. Подключили радио (правда не информационное, а местное. Ну, хоть что-то). Не было прежней гнетущей обстановки. Стало больше свободного времени, и зэки сразу почувствовали себя лучше. Возродилось самоуправление. Зэки старались сами решать внутренние вопросы и ликвидировать назревающие конфликты собственными усилиями. Сразу появились неформальные лидеры, общавшиеся как с зэками, так и с администрацией. Манеры поведения и лица людей стали мягче. Не было прежнего страха в глазах.
Да, режим как бы изменился, условия жизни зэков стали легче, но администраторы-то прежние остались на своих местах, а эти люди всегда готовы выполнять любые, самые жестокие приказы сверху. Приказали улыбаться зэкам – будут улыбаться, прикажут убивать – и это будут делать с ещё большей охотой.
Только в жизни Якова практически ничего не изменилось. Работа по-прежнему доставляла удовольствие, да и срок утекал незаметно. Хорошо было на душе за позитивные изменения в лагерной жизни, радостно за многострадальных измученных зэков. Но какой ценой достались им эти более человечные условия жизни! Сколько боли, горя и страданий людских увидели своими глазами работники МСЧ! Те кровавые события буквально переворачивали впечатлительную душу Якова и навсегда оставили в ней глубокий след.
Хороший девиз был у ордена Госпитальеров – спасать мир. И вот, «спасая мир», Яша и сам изменился, и характер его стал значительно мягче. К людям он стал относиться как-то по-пастырски: без лишних эмоций, заинтересованно, но ровно. «Плохих» людей он даже не вычеркнул из своей жизни, они сами перестали попадаться на его жизненном пути.
В середине лета на санчасть пришёл работать новый фармацевт-аптекарь. Вернее, пришла… Алёна Юрьевна. И сразу практически у всего контингента вызвала она доброжелательную симпатию. Благодаря своей искренней простоте, непосредственности, трудолюбию, Алёна быстро вливалась в рабочий коллектив. Зэки, завидев её, сразу как-то выпрямились и забывали свои болячки. Количество «больных» заметно увеличилось. Зэки стали чаще приходить на санчасть, чтобы хоть краем глаза увидеть её. И не сказать, что она была писаная красавица: небольшого росточка, хрупкая, без выдающихся форм. Но какая-то по-доброму своя, доступная в общении, без всяких предрассудков, умевшая искренне радоваться и заразительно смеяться. Внимательно всматривающиеся в её лицо видели перед собой… святой лик. С таких женщин, наверно и списывались всегда иконы. Проникновенные глаза её, казалось, заглядывали глубоко в душу и видели в ней все потаённые изъяны. Те, кому приходилось с ней разговаривать (а на МСЧ иногда находилось время для общения), невольно выкладывали перед ней всю подноготную начистоту. Яша юморил по этому поводу: «Алёна, вам нужно следователем работать, а не фармацевтом.» Алёна, кстати, раньше работала в женской колонии, и Яша иногда спрашивал ее: «Алёна, почему вы с такими данными работаете в исправительной системе?» Она отвечала задумчиво: «Видимо, судьба». Яша чувствовал к ней какую-то неопределенную тягу, но понимал ситуацию и заглушал в себе всякие душевные порывы. Впрочем, отношения между ними были очень хорошие. Яша даже не представлял, как он будет трудиться, если Алёна не выйдет на работу.
