Яша знал, что глубокие исторические корни были перерублены временем, многие источники уничтожены, рукописи и книги сожжены поздним христианством, которое безжалостно выжигало жизненное пространство для утверждения собственного всесилия… Но это уже другая история. А Яша стремился постигнуть сегодняшнюю духовную жизнь. И доступным было только Христианское учение.

Его ближних тоже интересовала эта жизнь, но ходить молиться никто не хотел. К счастью, Яша уже вышел из того возраста, когда человек думает, что о нём подумают. Он приходил в отряд с просветлённой душой, в радостном настроении, с новыми силами, очистившись в душе от всякого негатива. Его даже собрались поставить старостой молитвенной комнаты. Но Яша, понимая, какой это непосильный груз для его неподготовленной души, отказался. Судьба уволила его от этой ответственности и говорила ему: «Ты не готов».

В результате сильного переохлаждения от длительного пребывания на морозе он снова заболел. Воспаление лёгких. Поднялась высокая температура. Тяжёлое обморочное состояние. Опять его почти принесли в МСЧ. Сама судьба приносила его туда.

Встретил Яшу… доктор Понт. Это была его смена. Он поставил укол, натянуто улыбаясь и, видимо, чувствуя себя в чём-то виноватым. Он хотел отправить Яшу на отряд, под предлогом того, что он оказал ему первую помощь и умывает руки… как Понтий Пилат. Все пацаны, работавшие там, Солёный, дай Бог ему здоровья, всячески ухищрялись и убеждали доктора Панкратова оставить Яшу до утра, когда придут все врачи.

Но ночью пришлось им всё-таки снова встретиться. Кое-как встав с постели, Яша пошел в туалет, а выйдя оттуда, потерял сознание, упав посреди палаты. Дневальный сбегал за врачом. Прибежал Понт, привёл Яшу в чувство. А утром, когда врачи пришли на работу, не удержался Понт, принялся за старое. Он начал вдруг клеветать на Яшу, понёс на Яшу откровенную чушь. Яша, дескать, ночью сам специально упал. Молол всякую ерунду. Все ему кивали рассеянно, но никто к нему всерьёз не прислушивался. Сделали снимок, и опять у Яши обнаружили воспаление лёгких. Трудно преодолевалась суровая зима, особенно тяжело было ВИЧ-инфицированным. В палате, где лежал Яша, почти все были вичевые. У таких больных в режимной зоне заболевание прогрессирует ещё сильней. Больных с ВИЧ было много. (Создаётся впечатление, что именно в лагерях высока доля ВИЧ-инфицированных. Действительно, особые условия, особый контингент, ведущий не совсем здоровый образ жизни, на самом деле, к сожалению, все далеко не так. Дело в том, что все арестованные и заключенные (поголовно) проходят медицинский контроль. А вот на воле находятся огромные толпы людей, которые вообще никогда не сдают кровь на анализ… Выводы делайте сами).

МСЧ – это единственное место, где больные могли подлечиться, отдохнуть и жить дальше. Но многие вообще старались не ходить на МСЧ. Слишком много на пути было разных барьеров.

Сама медсанчасть – маленькая. Три палаты: двух-, трех- и двенадцатиместная. Всего 17 мест на контингент из 1400 человек. Места всегда были. Врачи старались ложить только тяжелых больных, а сильно тяжелые отправлялись на областную тюремную больницу. Больные, находясь в отряде, записывались на приём в журнал, журнал подписывал начальник отряда, а потом дневальные относили его на МСЧ. В 8 утра начинался прием по записи. Помещение было маленькое, и в ожидании приёма кто спал сидя, кто стоя. Прием длился очень долго. Тарас, дневальный, старался как-то расшевелить врачей и ускорить этот процесс. Ко всем больным он относился с пониманием и заботой. Целый день носился туда-сюда, как угорелый. Врачи недолюбливали Тараса за его бурную инициативу. Он постоянно с ними конфликтовал, переживая за больных. Работа была тяжёлая, каждый день приходилось соприкасаться с больными. Тарас как бы чувствовал чужую боль, сопереживал и помогал зэкам. И за это больные тоже уважали его, им было приятно, что хоть кто-то за них беспокоится. Но у медперсонала Тарас был в очевидной опале. Он мог зайти в кабинет во время мирного чаепития врачей, и начать распекать их за сознательную затяжку времени. Особенно не в ладах был он с женской половиной медперсонала. Стоило ему отлучиться в туалет, его заставляли писать бумагу (т.е. объяснительную). Лиза и Кэт, удрученные простодушной прямолинейностью Тараса, постоянно находили какие-нибудь косяки, чтобы отправить его на комиссию. Он всё время переживал из-за этого и нервничал. Яша сразу понял, что Тарас, как работник, незаменим, но, как у нас говориться, незаменимых нет.

После того, как в зону приехала спецмашина и всем делали флюорографию (это происходило два раза в год) было выявлено много туберкулезников, которых отправили на областную больницу. И Тарас оказался в их числе. Брезгливой радости некоторых сотрудников не было предела. Без маски из палаты его не выпускали, увидев в коридоре, всячески кусали и изводили. Яша утешал и успокаивал Тараса в прогулочном дворике при МСЧ, учил его не принимать их колкости близко к сердцу, быстрей ехать на больницу и лечиться. Тараса увезли.

Пока Яша лечился, управление начало новую перестроечную кампанию, суть которой была такова: ранее судимые должны держаться отдельно от первоходов, быть в разных колониях. Раньше все зэки держались вместе, если у них был один режим. И началась великая миграция зэков.

Пересортировка была повальной. Из 8-ки народ разъезжался в три зоны, а навстречу везли более закоренелых урок. Этапы были по 20-30 человек. В месяц было до трех этапов в каждую сторону. Одни уезжали, на их место приезжали новые люди. Четыре месяца длилась эта челночная перевозка зэков.

Много Яшиных друзей уехало. Пол-отряда было первоходов: Гриб, Медведь, Солёный… Все радовались, уезжая из этой колонии. В других местах было намного лучше.

Друзья приходили прощаться к Яше на МСЧ. Всё-таки очень сильно сближают людей тяжелые условия, именно в них устанавливаются тёплые отношения и крепнет настоящая дружба.

Солёный, готовясь к отъезду, уговаривал выздоровевшего Яшу поработать на его месте. Много объяснил, что и как, и кто под землёй «редиску красит».

Яша терзался сомнениями, оставаясь наедине, долго не мог принять решение. Работа ответственная, единственная в своём роде. Регистратор. Но и бездельничать не особо нравилось. В промзону он, из-за слабого здоровья, не пошел. Да и работы там практически не было. Специальности Яша не имел никакой. Нужно было занять себя хоть каким-то полезным делом. Пришла пора отдавать долги, не всю же жизнь воровать, грабить, а потом пропивать и прокалывать то, что легко достается. И Яша принял решение: он будет работать. Со многими врачами он уже был знаком. Но Яша ещё даже примерно не представлял, что его ждёт.

Последние дни перед отъездом, Солёный потихоньку передавал Яше секреты и тонкости этой работы. Узнал Яша про все подводные течения. Ознакомился с документацией. А её было очень много.

Сейчас, оборачиваясь назад, в прошлое, всё кажется довольно просто, но тогда, в первые дни, Яше еле-еле удавалось справиться с работой, переварить огромный объём информации. Несколько раз он хотел бросить все и уйти. Тем более, что Батон, старшина, должен был скоро освободиться, а без его помощи он вообще не представляет себя на этом месте.

Первый день прошел более или менее удачно. Яша настойчиво познавал азы своего нового (и первого) ремесла. Работы было очень много. Целый день пробегав по МСЧ как заведенный, не дождавшись отбоя, Яша упал на свою койку и провалился в глубокий сон.

Постепенно, изо дня в день. Яша приобретал навык к этой нелёгкой работе. Порой, приходилось работать с 8-00 до 20-00. Период был сложным, так как происходили массовые перемещения зэков из зоны в зону. Приходящие и уходящие этапы, кучи амбулаторных карт, в которых надо было всё отмечать: как прибытие, так и отправку. Всем делалось одинаково:

«Осмотр по прибытию в ИК. Жалоб нет. Состояние удовлетворительное. Кожные покровы чистые.