— Но разве стоило делиться с населением такой крупной суммой?

— Не страшно. У нас в лабиринте продукты ценнее денег, к тому же они так или иначе вернут их нам в виде налогов.

— Понятно, — Спина кивнула, удовлетворившись ответом Оура.

— Ты их такими налогами обложишь, что получишь даже больше? — приглушенным насмешливым голосом предположила Лилу за спиной Оура.

— Если так сделать, они сразу восстанут. Кажется, тебе стоило бы подучиться, — на железной маске Спины появился легкий оттенок гнева.

— ...Хорошо.

— Редкий человек сдержится и не растратит легкие деньги, которые получил без каких-либо усилий. Большая часть тех людей быстро избавится от золота. Однако использованные деньги никуда не исчезают, — продолжил Оур.

— Не… исчезают? — Спина выросла в бедной деревне, ей никогда не приходилось покупать что-либо за деньги. Сходу слов Оура она не поняла.

— Они исчезают у того, кто их потратил, но остаются в руках торговца, что забрал их.

— А-а, — но с другой стороны, головой Спина работает хорошо. Всего одного пояснения хватило, чтобы она обо всем догадалась. — Понятно. Не обязательно повышать налоги, достаточно оживить торговлю.

— Правильно, — отозвался темный владыка, довольный своей ученицей. — Кажется, они закончили.

Оур выглянул на затихшую площадь. Юнис, сидевшая на куче человеческих тел, улыбнулась и помахала ему рукой.

— Вы все возвращаетесь в подземелье,— объявил Оур, выходя на площадь.

— О? А вы нет, господин? — удивилась Лилу.

— Пока нет, — кивнул в ответ Оур, уже начавший идти в сторону замка. — Напоследок я должен сделать еще кое-что.

Темный владыка как всегда зловеще улыбнулся.

— Чертов подонок!

Стоило ему войти в покои бывшего короля Карса, как раздался голос королевы, и она вонзила в него кинжал.

Женщина несколько раз проткнула ему грудь и живот. Когда она, тяжело дыша, остановилась, Оур обратился к ней:

— Успокоилась?

На его теле не осталось ни царапины, ни даже следа крови.

— Чудовище… Королева осознала всю тщетность своих усилий, выронила кинжал и поникла.

Как ни прискорбно, Оур продемонстрировал отнюдь не неуязвимость, а всего лишь самые основы магии. Лишь примитивную иллюзию, на которую не попался бы даже тот, кто лишь начал постигать волшебство.

Позади нее стояли две принцессы, сверлившие Оура полными ненависти взглядами. Королева… вернее, теперь уже бывшая королева Оливия и ее дочери Патрисия и Присцилла. Все — с золотистыми волосами и голубыми глазами, прекрасные как на подбор. Казалось, будто в комнате стояла одна женщина на трех разных этапах жизненного пути.

Младшая принцесса Присцилла, с ее детским личиком, тощими ручками и ножками, почти незаметной грудью — точно пока не распустившийся бутон. Зато она обладала характерным юным девушкам обаянием, способным очаровать любого.

Старшая Патрисия же — прекрасный, только-только распустившийся цветок. Тело ее уже обрело приятные округлости, а форма груди и бедер, пусть и не слишком выдающихся, отчетливо просматривались даже в одежде. Особенно привлекал в ней звонкий голос. Она стояла перед Присциллой, словно защищая ее, и пусть ее лицо подрагивало от страха, она уверенно сводила ровные брови и упрямо смотрела на Оура.

Если Присцилла — бутон, а Патрисия — цветок, то Оливия — самый настоящий букет роскошных, спелых цветов. Ее пышные формы выбивались из-под одежды, и прямо пропитывали комнату притягательностью зрелой самки. Пусть она и родила двух дочерей, ее тело нисколько не утратило упругости и безупречных пропорций.

— Для начала я должен вам кое-что сказать,  — три красавицы дружно ахнули, когда темный владыка низко склонил голову и извинился: — Простите меня за то, что я убил вашего короля, мужа и отца, пусть и не мог иначе. — ...Если хочешь извиниться, верни нашего отца! — надрывно крикнула Патрисия.

— Не могу. Это было необходимо, — уверенно ответил ей Оур. — Эта страна прогнила. Даже сейчас гниль пронизывает ее насквозь. Но она еще жива. Мне пришлось убить короля, дабы страна выжила.

Оур сделал паузу, затем чуть сменил тон.

— Однако король был вам не только королем, но и мужем, и отцом. Поэтому я пришел извиниться. Я убил его как короля, не как вашего отца.

После его слов Присцилла разрыдалась.

— То есть, по-твоему Карс был негодным королем? — задала ответный вопрос Оливия.

— Ты считала его годным?

Бывшая королева смолкла. Она прекрасно понимала, что темный владыка не желает их стране добра. Но знала и то, что ее покойного мужа действительно нельзя назвать мудрым правителем.

— Теперь спрошу я. Был ли Карс хорошим мужем?

— ...Конечно, — бесстрашно ответила Оливия, вглядываясь в угрожающе внимательные глаза Оура.

— Хо, — чуть развеселившись, обронил Оур и без тени смущения схватил Оливию за грудь.

И тогда Оливия поняла, что не может ни сдвинуться, ни пискнуть, ни как-либо еще избавиться от рук Оура. Очевидно, тот сковывал ее заклинанием через пристальный взгляд.

— Мама?.. — обеспокоенно вопросила Патрисия, глядя на то, как чужие руки мнут грудь матери, а она не сопротивляется.

— Вижу, ты умеешь врать словами, но не телом.

Пальцы Оура вцепились в соблазнительно, но не до похабного обнажающее грудь платье Оливии, и резко сорвали его. Два пышных, спелых фрукта вывалились и подпрыгнули так резво, что едва не издали различимый звук. Про себя Оур восторженно отметил, что грудь бывшей королевы, пожалуй, даже больше, чем у Лилу. Холмы Оливии напоминали пару выдающихся колоколов, но ни возраст, ни размер не заставили их обвиснуть.

Оур взялся за них руками и начал массировать в свое удовольствие.

— У тебя такое роскошное тело, но Карс почти не притрагивался к нему, разве нет? Сколько лет прошло с вашей последней близости?

Хоть Оливия и не могла издать ни звука, она все равно обомлела. Действительно, последний раз Карс занимался с ней любовью очень давно, когда ей было еще двадцать. Затем достигла расцвета женской красоты, но будучи благовоспитанной женщиной не могла увлекаться другими мужчинами на глазах дочерей, и оттого спелое тело ее томилось без дела.

— Сам он наслаждался обществом красавиц в своем гареме, а к столь прекрасной жене не притрагивался… разве можно его после такого назвать хорошим мужем?

Но такой итог, можно сказать, был закономерен. Самая важная работа любого короля, в том числе Карса, — обеспечить себя наследниками. Однако Оливия дважды родила дочерей и снискала славу женщины, не способной родить мужу сына. Когда родилась Присцилла, Карс перестал приглашать ее в спальню.

— Конечно, короли, быть может, так себя и ведут. Но оставим суждения о том, правильно ли он поступил как король, вашему народу и последующим поколениям. А как муж, как отец? Заботился ли о вас Карс? Любил ли, уделял ли внимание?

Патрисия опустила взгляд — Оур попал в точку. Их отец ждал сына, наследника, а когда его желание не сбылось, в сторону дочерей он почти не смотрел. Для Фигурии — маленькой страны, окруженной огромной Грандьерой и фундаменталистским Лафанисом — вопрос наследства всегда стоит очень остро.

Но разве вопрос этот не стоит совершенно порознь от отцовской любви? Лишь сейчас, после отзывов Оура о своем отце, Патрисия всерьез задумалась об этом.

— Каково это, Оливия? Впервые за столько лет ощущать мужские ласки, чувствовать себя желанной?

Оур работал пальцами так проворно, что щеки Оливии уже порозовели, а тело требовало мужчины и изнывало.

— Скажу без прикрас. И как король, и как муж, и как отец Карс был…

— Не-е-е-ет!

Патрисия бросилась к упавшему клинку, схватила его и что было сил рубанула по руке Оура. Ее худые ручки ни за что не смогли бы переломить лезвием кость, и кинжал застрял в теле Оура. Но теперь тот не использовал никаких иллюзий — рана была настоящей. Мысленно Оур похвалил девочку за смелость, однако ртом не издал ни звука. Вместо этого он схватился за оружие и без труда отобрал его у Патрисии. Когда клинок покинул рану, она тут же залечилась. При этом Оур отвел от Оливии взгляд, и она обрела свободу.