Наступает неловкая пауза. Ворон пристраивается на стене сгоревшего здания и наклоняет голову, глядя на пару. Анисса размышляет о том, что происходит в голове у Хита, когда он, к её удивлению, произносит с искренним сочувствием:

— Должно быть, ты его очень сильно любила, Анисса.

Та кивает.

— Он меня тоже любил. Уверена, он и представить себе не мог, что я попаду к приёмным родителям, которые подпишут ордер на расплетение.

— Тупые эгоисты, — комментирует Хит. — В том-то и беда расплетения: дело не в проблемных детях, а в проблемных взрослых. — Он сплёвывает на тротуар. — Твой отец был выше этого.

— За что и заплатил.

Хит внимательно смотрит на неё, словно что-то прикидывает, решает, насколько может ей доверять, взвешивает «за» и «против» на невидимых весах. Наконец, понизив голос, хотя поблизости нет никого, кто мог мы подслушать, заявляет:

— Возможно нам удастся всё изменить.

— О чём ты?

— Идём, я покажу.

Хит знает, что опасно посвящать Аниссу в свой план, но он больше не может от неё скрывать. Ему нужно, чтобы она была в курсе. Он ведёт подругу в пожарное депо, они поднимаются на верхний этаж в помещения для команды, которые Хит превратил в полноценную лабораторию для медицинских исследований. Это самая современное помещение в городе — с передвижным генератором, центрифугой, автоклавом для стерилизации и мощным микроскопом для исследования образцов. Всё это похищено из фирмы в Ланкастере, занимающейся производством медицинского оборудования, во время налёта, устроенного Себастианом и группой добровольцев. Лаборатория усыпана предметными стёклами, колбами и пипетками под кучей торопливо исписанных блокнотов.

— Здесь всё и происходит, — сообщает Хит, взгромождаясь на лабораторный стул.

— И что происходит?

— Изменения. Реальные изменения. — Он указывает жестом на другой стул. — Это не так уж просто провернуть. Хлопатели ничего не добились своими взрывами. Грубая сила не работает, мы должны победить этих людей в их же игре.

— И как?

Их прерывают чьи-то шаги на лестнице. Появляется Джоб, мертвенно бледный, задыхающийся после подъёма. Он выглядит как старик, втиснутый в мальчишечье тело.

— Это Джоб, — представляет Хит. — Он нам помогает.

— Пока да, — слабо отвечает тот.

— И мы благодарны. То, что ты здесь делаешь, спасёт больше людей, чем можно вообразить. — Хит достаёт из шкафчика длинный шприц и предлагает Джобу лечь на смотровой стол. Анисса наверняка не захочет на это смотреть, но она обязана — только так она сможет понять. — Джоб, повернись, пожалуйста, набок, я возьму свежий образец.

Тощий парнишка выполняет просьбу, и Хит вводит длинную иглу в нижний отдел спины. Джоб морщится, но не издаёт ни звука. Вожак вытягивает немного жидкости, извлекает иглу, впрыскивает в чашку Петри вязкий материал, который образует желтоватую лужицу. Жидкое золото, по мнению Хита.

— Взгляни, — предлагает он, устанавливая образец под микроскопом и отодвигается, чтобы Анисса могла посмотреть в окуляр.

— И что я вижу?

— Суть в том, чего ты не видишь, — отвечает Хит, радуясь шансу поделиться своими секретами. Возможно, это ошибка — подвергать опасности всю их миссию ради желания произвести впечатление на девчонку, которая ему нравится. Но он уверен, она встанет на его сторону, как только осознает всю масштабность его замысла.

— У Джоба рак, — режет он начистоту. — В почках, лёгких, селезёнке и поджелудочной. Метастазы по всему телу. Ты должна была бы увидеть в этом образце онко-маркеры, например, фетопротеин и микроглобулин. Но ты не видишь.

— Почему?

— Потому что мы создали маскировочное вещество, кровяные энзимы, которые создают иллюзию, что химия тела нормальная. Стандартные методы выявления рака не сработают. Что значит, доктора оценят Джоба и множество других расплётов как здоровых. И сами не будут знать, что извлекают поражённые раком органы.

Анисса отшатывается.

— И как это поможет нам?

— Любой человек, получивший такой орган, будет приговорён. И это потопит всю программу, разве не понимаешь? Никому не нужен орган расплёта, если его безопасность не гарантирована.

— Но это же убийство!

Хит знает, что она права, но его уверенности это не отменяет.

— Мы убьём нескольких, чтобы спасти многих.

Она чувствует себя так, будто её предали, и ощущение такое же сильное, как в тот день, когда ей сказали, что её расплетут. Но сейчас это не просто личное предательство, это измена всему, что делает их лучше расплетателей. Всему, что делает их людьми.

— Да ты из ума выжил? — кричит она, но даже если и выжил, это случилось явно до их знакомства. Речь идёт не о каком-то спонтанном плане. Всё было продумано, посчитано заранее, возможно, ушли месяцы. Всё это варилось, бурлило в голове Хита, как то адское пламя, что бьётся сейчас под их ногами.

Только теперь Анисса поворачивается к рядам полок за своей спиной. Множество чашек Петри, в которых выращивается бог знает что. Хит превратил лабораторию в кипящий котёл биологического оружия.

— У нас есть бактериальные инфекции, рак, вирусы — и все маркеры скрыты, — заявляет он, гордый своими достижениями. — Мор нападёт на тех, кто получает органы расплётов, и мир наконец поймёт, какой ужас это расплетение!

Анисса взрывается гневом. Не успев себя остановить, она взмахивает рукой над ближайшей полкой и стряхивает на пол чашки, расплёскивая их гнилое содержимое. Посуда разбивается о пол, и один осколок попадает ей на руку, между двумя пальцами образуется глубокий болезненный порез.

Кровь хлещет на исследовательские записи Хита, растекаясь алым пятном Роршаха.

— Анисса, подожди!

Он пытается её остановить, но она вырывается и бросается прочь из лаборатории, круша пятками хрустящее стекло.

Именно Анисса предложила пожарное депо как место для штаба. Отчего она чувствует себя ещё ужаснее теперь, когда знает, в каких целях его использует Хит.

Когда-то депо было для Сентрейлии символом выживания. Несмотря на эвакуацию, несколько самых несгибаемых жителей упёрлись, отказались уезжать и остались в своих домах наблюдать, как город превращается в дым у них на глазах. Остановили свою деятельность силы правопорядка, разрушались дороги, перестала приходить почта и — последнее оскорбление — был аннулирован почтовый индекс.

Пожарное депо продержалось дольше всех.

Анисса не знает, когда его окончательно закрыли, в последний раз запечатав огромную рулонную дверь. Но прежде чем это случилось, какой-то предприимчивый чиновник выпросил, позаимствовал или украл работающий костюм, вроде того, в котором погиб отец Аниссы. Который мог бы сохранить ему жизнь, если бы он был менее упрямым или более эгоистичным.

Костюм находится в небольшом алькове главного гаража. Свисает с крюка в стене, словно паря над землёй. Потускневшая надпись гласит: «Использовать с предельной осторожностью».

Сюда Анисса приходит, когда ей хочется побыть одной. А сейчас ей это нужнее, чем когда бы то ни было.

Для неё это место стало святилищем — огромный жёлтый костюм со стеклянным лицевым щитком и тяжёлые армированные ботинки. Суставы широкие и узловатые, каждый снабжён анестетиком и острым скальпелем, готовым отсечь повреждённую ненужную конечность с пугающей расторопностью. Аниссе не нравится об этом думать, потому что смысл работы пожарных в другом. «Недостаточно просто отрезать часть тела. Цель в том, чтобы держать спину прямо и спасать жизни. Хит явно не разделяет это кредо. Его план — ползание на брюхе».

Она успокаивается, глядя на костюм. Представляет, что отец здесь, мудрый и храбрый, поднявшийся над смертью, всегда рядом, как ангел-хранитель. Хотела бы она быть такой же смелой. Или знать, что делать, как всегда знал он, что бы на него ни сваливалось. Ей бы сейчас очень пригодилась хотя бы толика отцовской мудрости.