— Читай.
— Ш-у-у-р-а-а.
— Быстро читай.
— Саша!
Мария Николаевна подсаживается к другому малышу, Жоржику. Он хорошенький, черноволосый шестилетний мальчик.
— Ну, давай заниматься арифметикой, — говорит она.
Жоржик ласков, льстив, хитер. Он обнимает Марколавну, утыкается лбом ей в руку пониже плеча и говорит:
— Марколавна, очень кушать хочу.
— Жди обеда. Ну, давай считать. Сколько на руке пальцев? Знаешь?
— На которой?
— Все равно. Ну, на правой.
— На чьей?
— Ну, на твоей… Жоржик считает, говорит:
— Ого! Пять. А ну-ка у тебя… — Считает и снова говорит: — Тоже пять.
— У каждого человека пять.
Жоржик недоверчиво смотрит в спокойные глаза воспитательницы, потом быстро бежит вон из класса.
— Куда ты?..
— Я сейчас…
На задней парте крик:
— Марколавна! Он на парту плюнул!
— Кто? — И воспитательница идет туда. — Кто это плюнул?
— Петя…
— Врешь! Чего врешь?! — огрызается желтоволосый веснушчатый Петя, и на его огорченной мордочке испуг.
— Ты зачем же плюнул на парту, Петя? — берет его за руку Марколавна и подымает с места.
— Честное слово, не плевал, честное слово…
— Врет, врет, — плевал! Вот и слюни на парте,
— Честное слово, не плевал, честное слово! Я ему на голову Плюнул, Коле Сапожникову, а он слюни смахнул. Я на парту не плевал…
— Он мне на голову плюнул, — набычившись, бубнит толстощекий Коля.
В это время вбегает Жоржик и кричит:
— Марколавна, Марколавна-а!.. Ах, Марколавна, какая ты обманщица…
— В чем дело?
— Сказала, что у каждого человека по пяти пальцев…
— Ну да.
— Врешь! У кухарки четыре… Пойдем, пойдем!.. Я никогда не буду тебе верить… Я считал. Пойдем в кухню…
Он тянул ее за собой, топал, глядел в глаза Mapколавны плутовато и задирчиво, ждал, что она скажет. Лицо Марколавны на мгновенье вытянулось, брови взлетели вверх; она часто замигала и, борясь со смехом, сказала малышу:
— Какой же ты чудак, Жоржик. Ведь у кухарки один палец отрублен. Разве ты не знал? Садись. Ну, теперь скажи, сколько у тебя пальцев на ногах?
— А вот сейчас разуюсь.
В коридорах — возня. Ребята гурьбой носились взад-вперед. Через закрытые двери слышались их песни, крик, визг. Заниматься было трудно, Марколавна вскочила, вышла. Все скоро смолкло.
Молоденькая учительница, комсомолка Одинцова, говорила Клоп-Циклопу:
— Были три мальчика. К ним подошел еще один. Сколько стало мальчиков?
— А кто подошел-то? Федька, что ли?
— Ну, допустим, Федька.
— А чей Федька-то? Маврин, что ли?
— Ну, допустим, Маврин… Это все равно. Клоп-Циклоп думает и отвечает:
— Тогда станет четыре мальчика.
Детский дом просторный, светлый, теплый. Школьные занятия идут в трех комнатах.
Инженер Вошкин занимается вместе со старшими. Среди них он самый маленький, но пишет и читает лучше всех. Однако обычное ученье он скоро бросил и сказал учителю:
— Товарищ учитель, ты учи меня, как изобретать паровоз. Я раньше инженер был, и фуражка у меня была казенная, и бородка была. Ты дурака не валяй, ты меня от пользы учи. А то сбегу.
Учитель, студент-технолог, Емельян Кузьмич добыл раскрашенный чертеж паровоза. Мальчик весь ушел в дело: познакомился с рейсфедером, циркулем, китайской тушью, акварельными красками; отбился от еды, от занятий, даже отказывался от обычных прогулок:
— На фиг! Раз я изобретаю.
Он узнал, что такое треугольник, что такое квадрат, ромб, круг, шар, цилиндр, конус.
— А трапецию я знаю… Я видел… В цирке. Он очень удивился, что радиус откладывается по окружности ровно шесть раз.
— Вот смотри, — говорил бородатый Емельян Кузьмич, — получаем по окружности шесть точек, соединяем их, выходит шестиугольник, то есть головка гайки.
Инженер Вошкин пыхтел, черные глаза озарялись блеском.
Емельян Кузьмич вспомнил анкету Инженера Вошкина и улыбнулся.
«У меня родителей моих не было, как родился — тоже не помню, сразу очутился в кустах, — это помню, — с мальчишками.
В Крыму тоже не был еще. Девчонок не любил, они дуры, образование мое так себе».
Вспомнил Емельян Кузьмич и то, как объявился в детский дом этот потешный мальчонка. Он зашел в приемную, надел очки без стекол и, насупив брови, крикнул:
— Заведующего сюда командируйте!.. Дяденька хорошенький, — сказал он заведующему детдомом. — Я от мильтона вырвался, утек. А сюда своей волей прихрял. Я — Инженер Вошкин, изобретатель, только не взаправдашний. Сделай ты из меня, дяденька, настоященского инженера. Только чтоб не вор был и с большущей рыжей бородой.
5. ПИСЬМО СВОИМ
Марколавна готовит детвору к детскому концерту. За стеной спевка. Разучивают революционные песни. Пухлощекий Жоржик нарочно фальшивит и молящими глазами посматривает на Марколавну. А когда она идет в коридор, нагоняет ее:
— Марколавна! Я вам под ушко одно дельце скажу… Нагнитесь. Я очень есть хочу.
— Жоржик!.. Ведь ты только что обедал.
— Я совсем очень есть хочу. Я у вас всегда буду просить есть сразу после чаю и сразу после обеда. Можно?
Она идет дальше. Шестилетний ненасыта, хорошенький Жоржик, похожий на кудрявого неаполитанского мальчика, бежит ей вслед, ловит за юбку, просит:
— Вы будете моя мама, а я дитя. Вы меня зовите «деточка». И берите к себе в комнату в гости в воскресенье. Мама! Хочу ам-ам…
В соседней комнате раздается дикий рев. Марколавна спешит туда. Малыш Митя Зайчиков, некрасивый лобастый забияка, на весь класс плачет, пуская пузыри:
— Володя мне в тетрадь трудные буквы пишет! Мне не списать такие!
— Врешь, не от этого плачешь… Соврал ведь?
— Да. Совра-ал… — захлебывается слезами Митя.
— Ну, отчего ж ревешь?
— Ску-чна-а-а…
— Опять врешь?
— Вру-у-у…
Дети бросили заниматься. Хохочут. Марколавна берет Митю за руку:
— Пойдем в другую комнату. Мешаешь товарищам учиться.
— Не пойду!! — неистово верезжит Митя и с ревом валится на пол. — Тащите, не пойду. Вот попробуйте наказать меня… Сбегу!.. Рамы выбью камнем!.. Исполкому пожалуюсь!.. А-я-я-й!! А-я-яй!.. Не тащите меня за ногу!.. Укушу!!
Все ребята повскакали на парты, смеются, бьют в ладоши. Учительница Одинцова кричит:
— Это безобразие!.. Волоките его вон… Он всякий раз так…
Вдруг среди общей суматохи появился Инженер Вошкин в самодельных больших очках без стекол. В его руке свитое в жгут полотенце с замотанной на конце картошкой. Выражение его лица грозно. Он два раза вытянул Митю по спине и в гневе затопал на него:
— Снимай портки! Подлюга… гад… Изобретать мешаешь!..
Митя опрометью бросился за парту и стал писать в тетрадку. Дети тоже мгновенно принялись за дело. Марколавна стояла пораженная. Инженер Вошкин, потрясая вервием, увещевал:
— Орать не моги!.. Вас бы под баржу, красивых… Там бы рас…
— Как ты смеешь?! — И Марколавна вырвала у него жгут. На ее лице выражение гнева перебивается улыбкой изумления.
Вошел заведующий домом Угрюмов. Инженер Вошкин снял очки и пытался ускользнуть в дверь. Но Марколавна крепко держала его. Она рассказывала заведующему о только что случившемся. Дети наперебой стали жаловаться с парт:
— Он нас бьет, этот босяк паршивый!
— Он и в спальнях нас колотит. Не дает возиться,
— Через это мы смирные.
— И буду бить… Красивые черти, — буркнул Инженер Вошкин.
— Ша — цыкнул на него заведующий. — Будешь сидеть под лестницей два с половиной часа…
— А кто паровоз станет рисовать? Ты, что ли? — заложил руки назад Инженер Вошкин.
— Ша! — И заведующий поволок Инженера Вошкина вон.
— Ну что ж, применяй насилие!.. Применяй насилие…
— А ты не применяешь, постреленок?!
— Я — воспитанник… А ты не имеешь права. Черт рыжий!.. Варнак…
— Ладно, ладно! — И заведующий запер его в темный чулан, под лестницу. Впоследствии на стене нашли там надпись углем:
