Полученные результаты изумили ученый мир и столичных вельмож. Все свидетельствовало о близости к российским границам Японии, Китая и Индии и реальной возможности достичь их морским путем.

Впрочем, интерес к восточным землям у Петра Первого пробудился гораздо раньше. Еще в 1713 году Федор Степанович Салтыков, один из образованнейших людей того времени, представил государю свои знаменитые прожекты о необходимости освоения северных окраин России. Грандиозный план предусматривал становление Северного морского пути как торгового маршрута в восточные страны. Причем, учитывая огромный опыт поморов, замысел не был фантастикой. Устройство острогов как перевалочных пунктов в устьях рек Оби, Енисея, Лены, Калымы, Анадыри и других – на юг, вплоть до Амура, строительство судов в каждом пункте – все это обеспечивало сезонную перевозку грузов по морю в прибрежных водах России.

Как это ни грустно, но после запрета хаживать морским путем на Мангазею наши поморы тем не менее тайно продолжали походы, а для государства Российского Северный морской путь стал неведом.

От России, что заявила о европейском статусе, проинспектировать Северный морской путь требовала и Парижская академия наук, в личных письмах к Петру ту же просьбу изложил знаменитый философ и математик Лейбниц. Был еще один факт, заставляющий узаконить восточное побережье России. Это боязнь французских, испанских или английских экспедиций, что явятся к тем берегам, снимут их геодезию и присвоят себе столь притягательные территории согласно европейской законности колонизации земель.

Не будим судить великого правителя за то, что он вновь обратился к насущной проблеме лишь на предсмертном одре. За несколько недель до смерти в беседе с генерал-адмиралом Федором Матвеевичем Апраксиным император молвил: «…я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно, и что другие дела предпринять мешали, т. е. о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте проложенный путь, называемый Аниан, проложен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, что такое обретение возможно. Оградив отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусство и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских?»

Согласно многим источникам именно после этого разговора император сам определил задачи Первой Камчатской экспедиции и руководителем ее назначил Витуса Ионассена Беринга. Царь Петр скончался 28 января 1725 года, а несколькими днями ранее, 24 января, Беринг сотоварищи отправились в Сибирь. Продвигались с огромными трудностями, хотя и сложившимися к тому времени маршрутами. Только в 1727 году люди и грузы прибыли в Охотск.

Не стоит кривить душой и восхищаться якобы грандиозностью результатов этой экспедиции: их попросту нет. Причина тому – тяжелейшие условия как природные, так и житейские. Слабо подготовленные, плохо экипированные путешественники оказались в сложнейших климатических условиях, причем местное население крайне враждебно отнеслось к пришельцам.

Шел второй год, как Первая Камчатская экспедиция ушла в сибирские дали. Пространные отписки в Санкт-Петербург следовали одна за другой. Все они сообщали о неимоверных трудностях, испытываемых путешественниками, – непроходимых дорогах, холодном и голодном существовании, а главное, – о непрерывной угрозе их жизни со стороны аборигенов Чукотки и Камчатки. Словом, экспедиция вынуждена была свести выполнение поставленных перед ней задач к минимуму.

Чукчи и камчадалы оказались народами, способными проявить ожесточенное сопротивление и остановить экспансию русских. Экспансию крупнейшего государства, недавно победоносно закончившего европейскую войну. Те события, о которых пойдет речь в романе, глубоко трагичны. Всячески умалчиваемые, они по разным причинам предавались забвению, умышленно изымались из исторического прошлого России. Но это несправедливо по отношению к исконному населению окраинных земель государства, к участникам и жертвам тех событий, а также лишает каждого из нас возможности достоверно оценить то, что в собственном отечестве было, и постараться понять, что еще может произойти.

Нельзя вырывать из истории даже страницу: это приводит к печальным последствиям особенно в отношении народов, живущих и ныне с нами по соседству в так называемом ближнем зарубежье и непосредственно на территории Российской Федерации.

Истина заключается в понимании тех далеких от нас событий. Через осознание случившегося приходит прощение, рождается дружба. Общая история, пускай порою трагичная, сближает народы, помогает установить между ними добрососедство и даже объединяет в единые семьи.

Описанные в романе события – не вымысел автора, основанный на каком-либо старинном предании; сюжет основан на фактах, воссозданных из множества первоисточников и работ уважаемых историков. Поверьте! Сочинительства в данном произведении крайне мало. Приходится лишь удивляться, до какой степени переплетены судьбы людей, а сами события тех лет наполнены драматизмом. Содеянное в первой половине XVIII века – уже готовый романтический сюжет, насыщенный героями, интригами, приключениями и мистикой.

Сложность работы автора состоит в том, чтобы за всем этим информационным потоком разглядеть человеческую личность и объяснить ее поступки. Это крайне сложно, ведь дошедшая до нас информация противоречива и несет отпечаток интересов, характера самого сочинителя и отправителя.

Все основные события романа происходят на Чукотке и Камчатке, по своему самобытных окраинных землях России. Наиболее близкие друг к другу территориально, они весьма разнятся во всех отношениях. Один из первых исследователей тех мест Степан Крашенинников писал о крае так: «О состоянии Камчатки трудно вообще сказать, недостатки ли ее больше или важнее преимущества. Что это бесхлебное место и не скотское, что великим опасностям от частых землетрясений и наводнений подвержено, что большая часть времени проходит там в неспокойных пагодах, и что там увеселение смотреть на превысокие и не тающие снегом покрытые горы, или живучи при море слушать шум морского волнения, и глядя на разных морских животных, примечать нравы их, и взаимную вражду и дружбу, то кажется, что оная страна больше к обитанию зверей, нежели людей, способна. Но, ежели напротив того, взять в рассуждение, что там здоровый воздух и воды, что нет ни спокойствия от летнего жару и зимнего холода, нет никаких опасных болезней, нет страху от грома и молний и нет опасности от ядовитых животных, то должно признаться, что она к житию человеческому не меньше удобна, как и страны всем изобильные».

Этот рассказ начинается осенью 1724 года. Осень – и ныне не лучшее время для Северной столицы. Ветер, непрерывный дождь превращают яркие осенние краски в полутона. А тогда было и того паче! Природный ландшафт устья Невы уже стерт с лица земли великим реформатором, уже исполинские каменные дворцы на века застыли во всей своей красе, но до гранитных мостовых, ажурных мостов и цветущих, благоухающих парков было еще далеко. К тому же дождливая промозглость, студеный, доносящийся с Финского залива ветер так и не стали привычными для жителей Северной Пальмиры, а потому изрядно портили им настроение.

Но среди столичного многолюдства был человек, которого восхищало все и особенно именно многолюдство русичей, что тысячами сновали вокруг, не обращая на него никого внимания. Был то не праздный простолюдин, а казачий голова Якутского острога Афанасий Федотович Шестаков.

Не молод уже казак: пятый десяток на исходе. За время службы, хотя и не занимался лихоимством, как другие, а все же скопил для себя соболью казну, причем немалую. Всю жизнь в Сибири службу нес, правда, в особливые чины не вышел. Теперь можно, конечно, и в отставку подаваться, на печи бока греть да с наложницей-иноземкой услаждаться; так нет – как усидишь, коль мыслей да планов в голове громадье? Якутские зимы долгие, времени поразмыслить о житье-бытье предостаточно. Великие прожекты по обустройству самых окраинных, диких и неведомых, земель Чукотки, Камчатки и других заморских далей, не дают покоя казаку.