Обед кончился, остался позади обеденный отдых, исчез светлый горизонт и высокое солнце, опять заскрипела лебедка, наматывая трос, опять поползла вверх бадья…

Сашко копал сухую землю, смешанную с корнями, пот стекал ему на глаза, и глаза начинало щипать…

Вдруг он крикнул, чтобы дядя Ламбо и Антон спустили ему лестницу.

Те переглянулись, для перекура было еще рано, но лестницу спустили. Сашко поднялся наверх, сел на камни — лицо у него побледнело — и сказал:

— Внизу человек.

— Какой человек? — удивился Антон. — Внизу?!

— Внизу, — повторил Сашко.

— Ты что, с ума сошел? — сказал Антон. — Какой человек? Что он делает там внизу?

— Может, тебе нехорошо? — спросил дядя Ламбо. — На, выпей воды.

Сашко покачал головой.

— Там человек, — повторил он. — Мертвый.

У него дрожали руки, его тошнило, он сдерживался, чтобы его не вырвало.

— Выпей, выпей немного воды, — испуганно сказал дядя Ламбо и подал ему бутылку. — Антон, водки нет?

— Нет, — ответил Антон. — Есть у Крумова в шкафу, но он его запирает на три замка.

— Свистни-ка Ванке, — распорядился дядя Ламбо. — У него анисовка с собой.

Антон сунул два пальца в рот и свистнул в сторону ревущего в ста метрах бульдозера; потом, поняв, что его не слышат, стал махать руками. Ванка остановил бульдозер.

— Что случилось? — прокричал он в наступившей тишине. — Ты чего машешь?

— Иди сюда! — позвал Антон. — Возьми анисовку и беги. Быстро!..

Ванка соскочил с бульдозера и помчался к даче Крумова.

— Спокойно, Сашко! — говорил дядя Ламбо. — Спокойно, не дрейфь, ничего страшного.

Ему дали анисовки, Сашко отпил три-четыре глотка, потряс головой.

— Да что случилось? — спрашивал Ванка. — Ему что, плохо?

— Внизу человек, — сказал Антон.

— Где внизу? — не понял Ванка.

— В колодце, — ответил Антон. — Мертвый.

Ванка взглянул на Сашко, который курил сигарету, машинально затягиваясь.

— Он копал?

— Он, — подтвердил Антон. — Внизу он копает — он самый мелкий, мы там не помещаемся.

Ванка кивнул — мол, понял.

— А вы спускались? — спросил он.

— Нет, Сашко только что его нашел.

— Спустимся, а? — предложил Ванка. — Посмотрим… Может, ему просто померещилось…

Антон покачал головой.

— Мне что-то не хочется, — сказал он. — А ты, если хочешь, спускайся.

Ванка отпил большой глоток анисовки, попросил спички, сунул их в карман и спустился в колодец.

Солнце уже клонилось к лесу, его лучи становились все короче, а воздух делался каким-то особенно глубоким и прозрачным. Кругом было тихо, ни ветерка, в безлюдной дачной зоне не слышалось ни единого звука, земля и дача застыли в неподвижности. Сашко курил, а в голове у него беспорядочно роились мысли, он старался не думать, отпил из бутылки глоток-другой…

— Человек, — сообщил Ванка, выбравшись из колодца. — Только давно… почти ничего не осталось.

Он полез в карманы и стал выкладывать на теплые от солнца плиты ржавые пуговицы, проеденную темной ржавчиной пряжку от ремня, кусочки сгнившей материи…

— Вот, — сказал он. — Вот что осталось. Да, и еще…

Он опять полез в карман и положил на плиту простое оловянное кольцо с инициалами на внутренней стороне и цифрами, означавшими, по всей вероятности, год.

Пчелы жужжали над клубникой, тент над верандой горел оранжевым пламенем, все четверо молча смотрели на предметы, лежавшие перед ними на шероховатых каменных плитах.

— Да-а, — протянул дядя Ламбо. — Такие-то дела… Вот что остается от человека.

Они сидели под облагороженными грушами, молчали, в тишине раздавалось лишь жужжание пчел.

— Под самым колодцем, — произнес вдруг Ванка. — И когда вырыто уже три метра… Вот невезение…

— Да, плохо дело, — подтвердил дядя Ламбо.

Сашко молча курил.

— Какие инициалы? — спросил Антон и взял кольцо. — «С. И. 20». Что это значит?

— Откуда я знаю? — сказал Ванка. — Меня другое интересует: как он оказался здесь, в этом лесу?.. И на такой глубине?

— Кто-то его запрятал, — сказал Антон. — Этой дачной зоне лет семь-восемь, даже и того не будет. Раньше здесь была такая глушь…

В дрожащих лучах заката, как обычно в это время, на тропинке, со стороны зарослей ежевики, показались двое стариков. Аромат собранных трав ореолом окружал их. Они шли потихоньку между дачами, по желтой утрамбованной дороге, проложенной Ванкой; они возвращались в «Букингемский дворец».

— Добрый день, — поздоровался старик, проходя мимо железной калитки дачи Крумова.

— Добрый день, — кивнул дядя Ламбо. — Добрый день.

— Извини, дядя Михаил! — внезапно окликнул старика Ванка. — Можно тебя на минутку?

Старик удивленно взглянул на него и вернулся вместе со старушкой.

— Входи, входи, — пригласил Ванка. — Мы хотим тебя кое о чем спросить.

Старики медленно прошли по каменным плитам, поросшим травой и ромашками, и подошли к облагороженным грушам.

— Вот, — показал им Ванка. — Посмотрите, что мы нашли.

— А сам человек внизу, на глубине трех метров — вернее, то, что осталось от него.

Старики молча уставились на проеденные ржавчиной пуговицы и оловянное кольцо.

— Ты человек пожилой, многое помнишь, — сказал Ванка. — Что это за человек, а? Мы тут ломаем себе голову. Ясно, что он пролежал, самое маленькое, тридцать лет, если не больше, но почему именно здесь?..

Пчелы, почуяв запах трав, опустились на корзины. Солнце уже наполовину скрылось за вершинами деревьев. Старик думал.

— С двадцать третьего, — сказал он. — Или с двадцать пятого[15]. Тогда их всех вязали и гнали куда-то. И ни один не вернулся.

— Бесследно исчезли, — добавила старушка. — Так оно было.

— А может, это конокрад, — вдруг отозвался Сашко. — Может, они на этом месте деньги делили и поссорились… А?..

Старик медленно покачал головой.

— На глубине трех метров… — сказал он. — Нет, это не конокрад, конокрады не носили оловянных колец. У них даже зубы были золотые.

— С двадцать пятого, — подтвердила старушка. — Или с двадцать третьего. Я видела из окна аптеки, как их гнали.

Открылась железная калитка, по плитам энергичным шагом шел Крумов.

— Что здесь за собрание? — засмеялся он. — Добрый день!..

Он увидел пуговицы, ржавую пряжку от ремня, кольцо, кусочки сгнившей ткани и спросил:

— Что здесь происходит? Что это за вещи?

— Мы нашли человека, — сказал дядя Ламбо. — Вещи его.

— Где нашли? — встревожился Крумов.

— В колодце, — ответил Антон.

— Он здесь лежит с двадцать пятого года, — добавил старик. — Или с двадцать третьего. Тогда исчезло много людей.

— Глупости! — произнес обеспокоенный Крумов. — Какой еще двадцать третий год?..

— После восстания, — пояснил старик. — Их связывали по несколько человек. И никто не вернулся. И в двадцать пятом было то же самое.

Крумов посмотрел на пуговицы, лежавшие на каменной плите.

— Глупости говоришь, дядя Михаил, — сказал он поспешно. — Когда человек стареет… Какое восстание, здесь была глушь, лес…

— Именно поэтому, — заметил Сашко.

Крумов осмотрел всех по очереди, бросил полную хозяйственную сумку и быстро спустился в колодец.

— Самые настоящие глупости! — заявил он, когда появился снова. — Нашли пуговицы, и сразу — человек. Никакого человека нет там, вам, видно, померещилось. А ты, дядя Михаил, вместо того чтоб заниматься своим делом, рассказываешь тут небылицы. Давайте идите, идите!..

— Как нет? — возразил Ванка. — Я собственными глазами его видел.

— Нету, нету, — сказал Крумов. — Увидел корни и сразу — человек. Да и дядя Михаил тут подзуживает…

— Они меня сами позвали, — виновато произнес дядя Михаил, направляясь к калитке. — Я ничего… Смотрю, пуговицы…

— Давай, давай, — сказал ему Крумов. — Давайте идите, сушите свои травы, идите к себе в сарай, поздно уже. И не вмешивайтесь не в свое дело, это никого до добра не доводило.