За все эти годы я ни разу не играл на рояле.

Пальцы Минадзуки сжали мою похолодевшую ладонь. Она подошла совершенно неслышно; ноги в чёрных чулках мягко ступали по ковру. Рука легла на моё бесчувственное плечо. Золотые глаза нежно и чарующе смотрели на меня.

Я подался вперед, и её губы встретились с моими. Дрожь пробежала по всему телу, и она прижала меня к себе, крепче, чтобы никогда не отпускать, и во всей вселенной не существовало ничего, кроме её губ.

— Милостливые боги, Мицуру, — прошептала Валерия, — ты выглядишь кошмарно.

Я проснулся.

Зеленое марево «АКУЛОНа», сопровождающее мои пробуждения, сияло неоновым заревом через плотно задвинутые шторы. Было слышно, как по окнам дробно стучит дождь.

На внутренних часах было полвторого ночи.

Я осторожно повернул голову: рядом со мной спала Минадзуки. Длинные чёрные волосы разметались по подушке. Из-под края одеяла осторожно выглядывало голое плечо. Во сне она казалась безмятежной.

Интересно, сколько мы проспали? подумал я, залюбовавшись ею. Я действительно не мог вспомнить, когда же мы всё-таки уснули. Но хорошо помнил, что до этого у нас был целый вечер.

Прекрасный вечер.

Всё случилось будто само собой. Я смутно помнил, как мы оказались сначала в спальне, а потом — в постели, и гораздо лучше помнил то, что случилось после. Валерия, белая, словно сияющая изнутри. Страсть, отчаяние и одиночество одновременно. Левая рука, лежащая безжизненным грузом.

Весь вечер я жалел, что не мог ей пользоваться.

Мы любили друг друга под шум дождя за окном, и я не мог даже оторвать глаз от неё — высокой и стройной, будто натянутая до предела струна, с чёрными волосами, которые она то и дело откидывала назад, обнажая тонкую белую шею. Я помнил, как тянулся к ней губами, касаясь алебастровой кожи, помнил её горячее дыхание над ухом, помнил, как отчаянно обнимал её, не желая отпускать и боясь потерять. Я слишком долго был одиноким. Теперь я понимал, что напрасно.

Мы разговаривали — потом, когда я лежал в её руках, уставший и без памяти счастливый, и я рассказывал Валерии обо всём. О рояле, об обеденном столе на шесть персон, о люстре, о квартире на улице Васильевой-Островской. О том, как мы в детстве жили в Среднегорском, на проспекте Марса — в том доме уже давно живут другие люди. Я говорил о Мицуко, о родителях, живущих в Монмартре, об Алисе и Канако, даже о Жюстине. И Валерия отвечала мне — я узнал, что она — старшая из трёх сестёр, что она живёт в Нойштадте, на Хопфенбахской, что она занимается плаванием и что она окончила академию ГСБ, в Монмартре — на несколько лет раньше, чем я окончил нашу Академию МВД. Мы вспоминали, чему нас учили — оказалось, что в программах двух академий было много общего. О чём-то Валерия, озорно улыбаясь, умолчала. Я не стал настаивать.

Я ведь тоже рассказал я ей далеко не всё.

Потом мы снова занимались любовью, и она ни на миг не отпускала меня, и я всё ещё отчаянно жалел, что не мог даже пошевелить своей левой рукой, и её золотые глаза провожали меня до тех пор, пока сон не поглотил меня. И нас обоих.

Пальцы Минадзуки во сне сжимали мою правую ладонь. Даже теперь она не отпускала меня.

Я действительно слишком долго был одинок. Год назад закончился наш роман с Канако — роман, продлившийся два года, после которых мы решили расстаться. Нашей дружбы это не разрушило, хотя при встрече Селезнёва порой целует меня чересчур фамильярно. Но с тех пор я так и оставался один.

Мы с Канако расстались по моей инициативе. Нас разделяла работа — с ночными дежурствами, ненормированными графиками и авралами; теми же самыми, что не оставили камня на камне от нашей с Алисой совместной жизни. Правда, госпожа Френель поняла — спустя два года, проведённых вместе, в этой самой квартире — что в отношениях с инспектором уголовного розыска есть свои нюансы, и что эти нюансы перестали её устраивать. Алисе не нужен был мужчина, ночами пропадающий на службе и работающий по двенадцать часов в сутки, и моя погоня за Акиямой только лишний раз подтвердила это.

Тогда Алиса ушла. Горечь предательства впервые толкнула меня в объятия Канако. Мы виделись нечасто, да и Фудзисаки почти всё время ходила мрачнее тучи, но это всё равно были замечательные два года.

А потом я понял, что устал.

Мы расстались. Я с головой ушёл в работу. Потом в меня стреляли в Шамп-Марезе. Ощущения были не из приятных, но тогда мне, можно сказать, повезло.

А вчера меня едва не убили. Несколько раз подряд. Мог ли я после этого оставаться один?

Наверное. Но у меня больше не было желания.

Валерия пошевелилась рядом со мной. Золотые глаза сонно моргнули.

— Мицуру, — пробормотала она. Чёрные волосы водопадом осыпались на её лицо. Я улыбнулся, пальцами коснувшись одной блестящей пряди. Отвёл в сторону, скользнув пальцами по её уху. Губы Валерии тронула улыбка. Она перевернулась на бок, всё ещё сощурясь после сна. Одеяло съехало с её плеча, и на секунду я обомлел: Минадзуки была действительно прекрасна.

Её рука коснулась моей талии, заставив меня вздрогнуть, и Валерия притянула меня к себе. Я охотно потянулся ей навстречу.

Отстранившись от её губ, я не удержался и поцеловал её в шею, чуть повыше ключиц. Валерия только рассмеялась и отстранила меня.

— Ну-ну, — смеясь, проговорила она и, выпустив меня, села на постели. — Доброе утро, Мицуру.

— Утро, говоришь? — спросил я. — Рановато будет…

— В самый раз, — ответила она и, зевнув, сладко потянулась. Я восхищённо глядел на неё, откровенно любуясь: с худыми плечами, узкой талией и узкими бёдрами Минадзуки действительно походила на струну. Вытянутая, напряженная, с мышцами, играющими под белой кожей на плечах и животе… — Я-то думала, тебя будить придется. — добавила она, глядя на меня.

— Как видишь. — улыбнулся я. Минадзуки прыснула.

— Оказывается, из меня тот ещё стимулятор. — хмыкнула она. — Слушай… ты не против, если я попользуюсь твоим душем?

— Шутишь. — ответил я. — Пользуйся, конечно. Там, за дверью. А что, очень надо?

— Ну же, Мицуру, — промурлыкала Валерия. — Потерпишь.

И, не говоря больше ни слова, она быстро коснулась моих губ и выбралась из постели. Я с ухмылкой наблюдал за её спиной, пока она прошлёпала к двери в ванную, открыла её и заглянула внутрь. Зажёгся свет.

— Великие боги!

Немногим удавалось стоически пережить знакомство с моей ванной комнатой. Учитывая, как редко я пользовался всеми её удобствами — включая джакузи — иногда мне казалось, что все это великолепие я держу исключительно с целью шокировать знакомых.

Ну, и ещё за тем, что один из выходов ведёт прямиком в прихожую.

— И ты не сказал мне об этом?! — громко поинтересовалась Валерия изнутри ванной. Выходить она не спешила.

— А ты и не спрашивала. — отозвался я. — Полотенце там… найдешь, короче.