— А остальные? — спросил я.

— Бланк и Королеву ранили. — сказала она. — Но они целы. Медики гвардейцев забрали Ранис.

Дождь шумел вокруг, словно пытаясь смыть произошедшее. Ветер свистел среди ферм телевышки.

— И всё-таки. — проговорила Валерия. — Где был «василиск»?

— В голове. — ответил я. — Он угрожал истребить весь город, Валерия.

— Да. — без обиняков признала Минадзуки. — Он мог.

— И ты не сказала мне?

Она тихо вздохнула, неслышно среди дождя.

— Это была секретная информация. — ответила она.

Я промолчал. Пальцем нащупал кнопку отключения меча, и голубое зарево исчезло.

Алые глаза Ороти навечно погасли, глядя в небо. Я на секунду задержался взглядом на белом лице.

Что он видел? Что он знал?

Мне никогда не узнать ответа.

— Пойдём. — сказала Минадзуки. — Я проведу тебя.

Я кивнул и отвернулся.

Последняя молния озарила небо за моей спиной.

— Жюст?

— М?

— Спасибо.

Жюстина перевернулась на другой бок с шелестом простыней и уставилась на меня.

— За что? — недоуменно спросила она.

Я вздохнул и уставился в потолок.

В спальне было темно. Из-под плотно задёрнутых штор сочилось ядовито-зелёное сияние «АКУЛОНа». Ритмично мигал красный огонёк на письменном столе, оранжевый — на шкафу, ещё один рубиновый — на камере наблюдения под потолком. На краю зрения мигали внутренние часы, показывая время.

Полпервого ночи.

— За всё. — наконец ответил я.

Фудзисаки фыркнула.

— И это лучшее, что ты можешь придумать? — недовольно спросила она, приподнимаясь на локте. Волосы упали ей на лицо, и Жюстина грациозно тряхнула головой, отбрасывая их назад. — За какое-такое всё?

— Не знаю. За то, что осталась жива?

Левая бровь Фудзисаки возмущённо дёрнулась вверх.

— Это была моя фраза! — укоризненно заявила она. Её палец упёрся мне в грудь, но так и остался там: Жюстина сменила гнев на милость. — Кроме того, я пришила Фаулер. Так бы за ней ещё чёрт знает сколько гонялись…

— Ты хоть предложила ей сдаться?

— Эта сука пыталась убить тебя, Мицуру. — сухо напомнила Жюстина. — А ещё она убила троих кидотаев и почти размазала по стенке Казанцеву-Мунэмори, так что мне было не до любезностей. — она вздохнула и опустилась назад на подушку. — Но эта попытка тебе не засчитывается. Пробуй ещё.

Я задумался. Утром Фудзисаки встретила меня в больнице и утащила с собой, провожаемая неодобрительными взглядами врачей. Как я узнал с её слов, во Дворце собраний они с городовыми наткнулись на соратницу Ороти — Фаулер, и Жюстине, в конце концов, удалось её пристрелить.

Она не говорила, что это было легко.

Фаулер была мертва. Уцелевшие функционеры Конституционной Партии были взяты под стражу и давали показания. А Жюстина увела меня с собой, и наш вояж завершился только вчера поздно вечером, в моей постели.

Где-то там были отчёты, которые нужно было написать и Мэгурэ, к которой нужно было явиться на ковёр, но после прошлой ночи они казались настолько малозначительными, что я даже не беспокоился о них.

Нам было не до того.

— И не надоело тебе ещё заботиться обо мне? — спросил я. Фудзисаки страдальчески застонала и села на постели.

— Нет, вы только послушайте его! — воскликнула она, закатив глаза. — «Надоело»! Усвой себе, Мицуру: всё, что я делаю, я делаю потому, что этого хочу. И тебя нянчить в том числе. И не неси больше ерунды, понял? — она подумала и добавила: — Пожалуйста.

— Ну уж нет, — фыркнул я. — Я ещё не настолько плох, чтобы ты меня нянчила…

— Ты совсем даже неплох… — довольно промурлыкала Жюстина, — но сейчас ты даже одеться толком не можешь, со сломанной рукой. Кто тебе будет помогать, Минадзуки?

Я промолчал. Валерию я не видел с прошлого утра. Но у неё были свои дела, свои отчёты и свои доклады.

— А кроме того, — продолжала Жюстина, — хрен я тебя брошу. За тобой же нужен глаз да глаз. Вон, отпустила я тебя вчера, и что ты сделал, полез в одиночку на земного диверсанта?

— Полез. — согласился я. — В одиночку.

— А если бы он тебя в капусту порубил?!

— Так не порубил же!

Фудзисаки покачала головой.

— Ты неисправим, Мицуру. — устало заявила она.

— Никто не совершенен. — ответил я. — Но я предпочёл бы больше так не делать.

— И не делай. — строго приказала Жюстина. — Потому что я теперь буду с тобой.

— Всегда? — спросил я.

Губы Жюстины тронула улыбка.

— Всегда. — пообещала она.

В это можно было поверить.

Я привстал на постели. Жюстина потянулась, чтобы помочь мне; я взялся за её протянутую руку, и она легко притянула меня к себе. Сил Жюстине было не занимать.

Как жаль, что и теперь я не мог пользоваться левой рукой.

— Так что, Мицуру, — весело поинтересовалась Жюстина, когда мы прервали поцелуй. В её глазах сверкали озорные огоньки. — За что ты так хотел меня поблагодарить?

— А это правда так важно? — спросил я.

— А ты что думал? — возмутилась Жюстина. — Я же знаю, что ты можешь лучше! Сгораю от любопытства. — и это была правда, с улыбкой подумал я: кожа Жюстины была горячей, почти раскалённой, и она обнимала меня, нежно и крепко, словно боясь отпустить.

И я не хотел, чтобы она отпускала меня.

— Спасибо тебе. — сказал я. — За то, что ты есть.

Жюстина рассмеялась.

— Ну ладно уже! — смеясь, воскликнула она. Я улыбнулся. — Если это всё, что я могу вытащить из тебя, Мицуру…

— Положим, не всё, — усмехнулся я. — Слушай, а я ведь помню, когда ты обращалась ко мне не иначе как «господин инспектор»!

— Правда? — в притворном удивлении подняла бровь Жюстина.

— Ага. Первые три дня, потом тебе надоело.

Она фыркнула.

— И к чему ты это? — спросила она.

— Интересно, как скоро тебе надоест звать меня по имени?

Жюстина задумалась. И мягко толкнула меня назад, на подушки.

— Не знаю, Мицуру, — промурлыкала она. — До завтрашнего утра тебя устроит?..

— Ты отлично поработал, Штайнер! — воскликнула Мэгурэ, стоило мне только приоткрыть дверь в её кабинет. — Я прямо не знаю, что с тобой делать. Присаживайся.

Я затворил за собой дверь и опустился в кресло, даже в аквариуме кабинета провожаемый взглядами доброй половины отдела: я был в мундире. Оба моих плаща пришли в полную негодность: один — расстрелянный пулями, другой — изрубленный мечом. Мне совершенно нечего было надеть, и поэтому пришлось вытаскивать из шкафа форму.