Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Со звёзд мы пришли, к звёздам мы вернёмся. Это не было фигурой речи.

Я почти дошёл до ворот некрополя, как тишину вдруг прорезала отрывистая команда:

— Караул, смир-но!

СПОР существуют в отдельной от нас системе координат, оставшейся им в наследство от старых внутренних войск, и лейтенанта Кюршнера провожали со всеми военными почестями. Гроб, задрапированный флагом, надрывная мелодия похоронного марша, и почётный караул, который должен был проводить его в последний путь — так, как велела бережно пронесённая сквозь столетия воинская традиция.

Полицейские, в отличие от СПОР, не военные — никогда ими не были: черезвычайной ситуации, в которой я превратился бы в военного капитана, а наши патрульные — в мотострелковый полк полиции, не произошло ни разу за всю историю Гегемонии. Но у нас было кое-что общее: присяга.

— Товсь!

«Вступая на службу в ряды правоохранительных органов Сатурнианской Гегемонии, я торжественно клянусь быть верным своей родине, своему народу и своему законному правительству, хранить служебные и государственные секреты, беспрекословно соблюдать Конституцию, законы и выполнять законные приказы…»

— Пли!

«…Я торжественно клянусь исполнять свои законные обязанности честно, сознательно, храбро, бдительно и самоотверженно; я торжественно клянусь всеми своими силами, до последнего вздоха защищать свою родину, Сатурнианскую Гегемонию, защищать, хранить и беречь права и свободы её граждан, их жизнь, честь, собственность и достоинство…»

— Пли!

«…даже ценой своей жизни».

— Пли!

* * *

С четырёх сторон некрополь — неровное зелёное пятно посреди городских кварталов — окружают деревья, высаженные в четыре ряда; сразу за ними выглядывают плоские крыши домов. Чуть поодаль вонзался в серое небо шпиль Штеллингенской телебашни.

Неважное соседство, подумал я, глядя на дома. Некрополь — белые стены, статуи и ряды кенотафов — гнетущее и мрачное место. Оно слишком напоминает о смерти. Мы живём долго — средняя сатурнианка вполне обоснованно ожидает дожить до ста пятидесяти лет в полном здравии, и для большинства людей в обитаемой Вселенной этот срок немногим меньше. Но всё когда-нибудь заканчивается.

Для лейтенанта Кюршнера всё закончилось вчера ночью.

По спине пробежали мурашки, когда я понял, насколько близко я сам оказался к смерти. В висках застучало. Если бы пули прошили Кюршнера навылет, я был бы мёртв.

Я тяжело задышал. Рёбра отозвались болью.

Поздно. Кюршнер — мёртв. Я — жив. Вот только сейчас я слабо понимал, зачем.

Дыхание вернулось в норму. Свободной рукой я опирался об решетчатые ворота некрополя. Белая каменная арка входа возвышалась надо мной.

Я вздохнул, отпустил решётку и шагнул вперед, в царство живых.

Вниз от входа сбегали два пролёта ступеней: перед ними расстилался газон, а за ним — стоянка для люфтмобилей и зеркальная петля омнибусной конечной. Петля сливалась в дорогу, мерцавшую тусклой разметкой; улица Тюринга, вспомнил я. Она убегала вдаль и сворачивала почти сразу же за стеной деревьев; отсюда было видно боковой фасад дома. За ней, прямо напротив, раскинулся город: зелёный угол парка Победы, вытянутый серый прямоугольник площади Героев Гвианы, тонущие в зелени крыши Акинивы.

Маршрутного омнибуса на конечной не было. Вместо него у поребрика толпились два других — белые с голубой полосой и надписью «РИТУАЛЬНЫЙ» на лобовом стекле. На одной из скамеек неподалёку скучали водители. Сняв фуражки, они обедали, болтая за едой. Глядя на них, я понял, что зверски голоден: со вчерашнего утра у меня рисового зёрнышка во рту не было.

Позади, в некрополе, церемония должна была подходить к концу: в основание кенотафа Кюршнера торжественно возложат одну из личных вещей покойного. По неписаной воинской традиции этой вещью был личный жетон. Мы верим, что вещи сохраняют частичку души владельца; что дух всегда будет знать, куда возвратиться, и что его будут помнить. Нет ни рая, ни ада: есть только память. Или отсутствие памяти.

Это рациональная вера.

Нужно было уходить. Я не мог заставить себя посмотреть в глаза родителям Кюршнера. Встречаться сейчас с Канако тоже было свыше моих сил. Дойти пешком до Остерштрассе, сесть в троллейбус, доехать до метро, на метро — домой, на Инзельштрассе. Забиться в угол, задвинуть шторы, и не видеть никого. Мир как-нибудь обойдётся и без меня.

Рядом не хватало Фудзисаки. Врач сказала мне, что она просидела в коридоре всю ночь, не сомкнув глаз — пока ей не сказали, что я в порядке. Я не мог винить её за отсутствие. Но только сейчас я понял, как же мне её не хватало.

Позвонить? На краю зрения всё ещё мигали пропущенные вызовы со вчерашнего вечера. Я развернул один из них, вглядываясь в буквы… и смахнул его прочь.

Домой.

— Господин Штайнер? — раздался голос у меня за спиной, и я обомлел. От того, чей это был голос.

Я медленно обернулся. И увидел её.

Она стояла позади, прислонившись к каменной ограде некрополя и скрестив руки под грудью, в том же длинном чёрном плаще, что и вчера, и два дня назад. Аккуратно подстриженные пряди и чёлка, обрамлявшие лицо. Жёлтые, почти золотые, глаза, пристально смотревшие на меня.

И улыбка, застывшая в уголках её рта.

— Кто вы, — невольно дрогнувшим голосом выдавил я, — и чего вы от меня хотите?

Ещё секунду она разглядывала меня. Затем её улыбка стала чуть шире.

И намного теплее.

— Валерия Минадзуки. — поздоровалась она, шагнув навстречу и протягивая мне руку. — Я ваш друг.

Я покосился на её протянутую ладонь. Затем снова перевёл взгляд на её лицо.

Отчего-то мне стало тошно.

— Ошибаетесь. — сказал я; мой голос звучал хрипло, будто после долгой болезни. — Я помню всех своих друзей. Вы не одна из них… госпожа Минадзуки.

— И тем не менее. — мягко возразила она, чуть наклонив голову. — Я не желаю вам зла, господин Штайнер. И мне нужна ваша помощь.

— А вчера, когда вы так, просто, прошли во Дворец собраний через полицейское оцепление, вам нужна была помощь? — неожиданно резко спросил я. — А за два дня до этого, в Порту, в терминале Уэно? Вы тогда прекрасно обошлись без моей помощи, госпожа Минадзуки.

— Обстоятельства изменились, господин Штайнер. — дипломатично ответила Минадзуки. — Возможно, мы могли бы помочь друг другу…

— Единственное, чем вы могли бы помочь, — оборвал её я, — это оставить меня в покое. У меня уже отобрали дело, госпожа Минадзуки, и я уверен, что вы об этом прекрасно знаете. Как знали, что я расследовал эти убийства. Вы ведь из ГСБ. Я прав, госпожа Минадзуки?

— Увы. — пожала плечами она и потянулась во внутренний карман плаща. Я непроизвольно напрягся, но она извлекла оттуда всего лишь небольшой пластиковый футляр и, раскрыв его, протянула мне. На меня уставился, сверкая рубиновым светом, цветок азалии в окружении золотого лаврового венка, а под ним — три буквы.

61
{"b":"566098","o":1}