Зал опустел: по нему ходили другие бойцы СПОР, оттаскивавшие лежачих к выходу и наружу. Двое из них утащили валявшегося рядом со мной космонавта: лицо у него было разбито в кровь. Я покосился на свою правую туфлю; серая подошва стала красной.

Досталось всем: и синим комбинезонам с «Лепанто Экспресса», и каллистянам, невольно вступившимся за меня, и другим, незнакомым мне участникам драки. Из другого зала всё ещё доносились громкие вопли, отдалявшиеся всё дальше и дальше.

За стойкой появился Пексан. Жилет бармена даже не запачкался, заметил я. Яркий свет прожекторов с улицы отражался в его чёрных очках.

— Лейтенант. — кивнул он Кюршнеру. — Вы, как всегда, вовремя: они только начали громить зал.

— Не могли же мы опоздать на самое веселье. — пожал плечами Кюршнер. — Надеюсь, они ничего не разнесли, господин Пексан?

— Сломали два экрана и почти выдрали один из стульев. — поморщился бармен. — Ничего непоправимого. За этим я вас и вызываю, господин лейтенант.

Он отошёл в сторону, и Кюршнер обернулся ко мне. Я устало глянул на него.

— Как вас занесло сюда, инспектор? — спросил он. — Никогда бы не подумал, что вы выпиваете в «Ядерной лампочке».

— Обычно — нет, — сказал я, — но сегодня был особый день. Вам здорово влетело?

— Нам — нет, — ответил Кюршнер, — но капитану полковник устроила такую головомойку, что слышно было на весь штаб. Особенно ту часть, что про «волочиться за каждой смазливой задницей», конец цитаты. Простите, инспектор.

— Я и не обижался. — хмыкнул я; да, это точно про Канако. На мгновение меня кольнул стыд: подвёл её под выговор, нечего сказать… — Так вы здесь в наказание?

— Если это можно так назвать. — наклонил голову Кюршнер. Я снова хмыкнул.

Громкие вопли из малого зала уже почти затихли. К лейтенанту подбежала другая боец СПОР, уже с откинутым забралом; она торопливо козырнула мне, прежде чем доложить:

— Основное сопротивление подавлено. Начинаем задержания.

— Запрещённые предметы у нарушителей есть? — поинтересовался Кюршнер. Боец помотала головой:

— У нескольких были ножи. — отрапортовала она. — Они уже изъяты, владельцы задержаны.

— Всех перед задержанием обыскать. — распорядился Кюршнер. — Запрещенные предметы — изъять, на владельцев составить протокол. Сопротивляющихся — подавить.

— Есть! — боец козырнула и убежала. Я покачал головой.

— Похоже, в участке сегодня будет много работы. — сказал я, проводив подчинённую Кюршнера взглядом. Лейтенант только кивнул.

— Как и всегда. — сказал он, и добавил: — Послушайте, инспектор, давайте я отведу вас в участок? Вам здорово досталось, вы должны показаться врачу, а мне всё равно туда ехать… а ребята закончат без меня. Тем более, одному… сами понимаете. Вы же без машины?

— Без. — развёл руками я. Вообще-то, сейчас я предпочёл бы отправиться домой, но до лифта я всё равно не добрался бы сам, а показаться врачу действительно было хорошей идеей: рёбра с каждой секундой болели всё сильнее.

— Идёт. — ответил я. — Только погодите. — я обернулся к Пексану и послюнявил палец. Бармен без лишних слов подставил мне датчик, и я притронулся к нему.

— Спасибо за выпивку. — поблагодарил я. — И прошу прощения за шум.

— Всегда пожалуйста. — спокойно ответил Пексан. Разгром и побоище, только что произошедшие в баре, его ничуть не волновали. — Только в следующий раз не лезьте в драку первым, хорошо?

— Постараюсь. — заверил его я и обратился к Кюршнеру: — Пойдемте, лейтенант?

У входа в «Ядерную лампочку» — привычное зрелище! — стояли несколько автозаков СПОР, освещавшие мигалками фасад и улицу. Кюршнер задержался, чтобы раздать указания подчинённым, и я сумел полюбоваться на то, как бойцы обыскивают задержанных космонавтов, прежде чем запихать их в автозак. Любые попытки неповиновения жёстко пресекались ещё в зародыше. Каждый выезд СПОР сопровождался такой показной жестокостью: гайдзины — не граждане Гегемонии, и обращаться с ними можно было как угодно. Почти как угодно.

Всё тело ломило. В виске, куда пришёлся удар, упорно пульсировала боль. В «Ядерной лампочке» ни один вечер не обходится без потасовки: отчасти, за этим я сюда и пришёл. Теперь, несмотря на боль от всех ушибов и синяков, я чувствовал себя неестественно спокойным, даже довольным. Пустота, глодавшая меня, ненадолго отступила.

В конце концов, просто напиться я мог и без поездки в Дэдзиму — например, в том же «Норде», на улице Коперника; но «Норд» был баром полицейских, а встречаться с коллегами мне тогда хотелось меньше всего.

— Инспектор? — я обернулся; ко мне возвращался Кюршнер. Дубинку он повесил на пояс, красно-синий калейдоскоп мигалок причудливо отражался на прозрачном плексигласе визора. — Пойдемте, я проведу вас.

— Вам хоть за это не влетит? — спросил я.

Лейтенант громко рассмеялся.

— Да капитан Селезнёва с меня шкуру спустит, если с вами теперь что-то случится! — со смехом ответил он. — И натянет на полковой барабан. Об этом не беспокойтесь, господин инспектор.

— Да, действительно. — ответил я: как же это было похоже на Канако. На секунду появилась мысль позвонить ей — я был уверен, что Селезнёва примчится мне на помощь, стоит мне только попросить, особенно сейчас. Но я не мог. Кроме того, мне было стыдно.

Надо будет перед ней извиниться.

Улица фон Зибольда, по меркам Дэдзимы, была ярко освещенной: желтоватые фонари, отбрасывавшие круги света на широком тротуаре, тускло, вполсилы горящая дорожная разметка, неровный свет вывесок. По меркам Титана-Орбитального улица была довольно мрачной. Мимо то и дело проезжали припозднившиеся фургоны. Посредине улицы, разгоняя фарами полумрак, разминулись два трамвая: я проводил взглядом полупустой вагон с пассажирами, апатично сидящими в салоне. Некоторые из них были гайдзинами.

Участок был в двух кварталах от «Ядерной лампочки», на углу улицы Инэ Кусумото. В Титане-Орбитальном в каждом квартале есть кобан — маленький полицейский участок городской полиции; в Дэдзиме нету городовых, кобаны тут не прижились, и приходилось обходиться только стеклянной хлебницей Национальной полиции, дом 1/44 по улице Кусумото. Недалеко отсюда — всего один раз спуститься в подземный переход, но переходы в Дэдзиме были отдельным, ни с чем не сравнимым удовольствием. Расписаться на их стенах не удосужился только ленивый.

Потасовки, грабежи и вандализм. Иногда я думал, что же именно пошло не так с Дэдзимой, и не находил ответа. Многое можно было списать на космонавтов, или на гайдзинов вообще: но это не объясняло, почему сатурниане стремились не уступать им. И почему для элементарного поддержания порядка МВД приходилось держать в Дэдзиме весь СПОР округа.

— Послушайте, господин инспектор, — заговорил вдруг Кюршнер. Я удивлённо обернулся к нему: до этого мы шли молча. — Я немного задумался… Вы не против?

— Нет, конечно. — ответил я. Мы остановились, дожидаясь, пока загорится «зебра» перехода через улицу Инженерную. Мимо проехал небольшой фургон, желтовато-белый в свете уличных фонарей. — Так о чём вы говорили?

— Знаете, — проговорил Кюршнер, — я немного задумался о вашем расследовании, господин инспектор. Я знаю, что вам нелегко…

— Бросьте. — сказал я, разглядывая знак на доме напротив. Каким именно принципом руководствовались планировщицы при раздаче названий улицам Дэдзимы, для меня оставалось загадкой. — Всё равно это уже не имеет значения.