А здесь курьерский корабль. Который на радаре выглядит не больше астероида.

Это меня и беспокоило.

— Летим в Цитадель. — вслух сказал я. — Надо хотя бы узнать, как именно убили Вишневецкую, для начала…

— Виброклинком. — напомнила мне Фудзисаки. — Забыл?

— С одним и тем же клинком можно обращаться по-разному. — заметил я. — Кроме того, здесь и орудие убийства странное, и голова жертвы разве что не на ниточке держится…

— Слушай, — прервала меня Фудзисаки, — ты не против сначала завернуть перекусить? Лично у меня уже ноги от голода подкашиваются…

— И не только у тебя, — заметил я, почувствовав определенную слабость; утренние пирожные после прогулки в космосе забылись за давностью, и есть хотелось с удвоенной силой.

Мы взмыли над Титаном-Орбитальным, где день едва-едва перевалил за полдень, такой же пасмурный, как и утро. То там, то тут из-за облачного покрова пробивался свет люминёра. Фудзисаки заложила вираж, снижаясь почти к уровню крыш, и повела люфтмобиль вдоль Монмартрского проспекта, бежавшего вглубь города. Эстакада метро, выходившая из лифтового вокзала, здесь шла вдоль проспекта: под нами туда-сюда шмыгнули поезда.

Я смотрел в окно. По обеим сторонам проспекта морем низких крыш простиралась Дальняя Акинива: вопреки названию, садов здесь оставалось совсем немного. Белые дома с красными полосами на фасадах, построенные в середине прошлого века, деревья вдоль широкого тротуара, стеклянный лоб кинотеатра прямо напротив оседлавшей эстакаду станции метро. Окраина города — хотя, конечно, в Титане-Орбитальном были места и позахолустнее. Один Шамп-Марез, это безвкусное осушённое болото, чего стоит…

Жюстине удалось посадить нас на парковке посреди Берлинерплатц, и мы вышли из машины. Дверцы салона опустились и надежно захлопнулись за нами. Проспект, во всей своей четырёхполосности, огибает каплевидную Берлинскую площадь с одной стороны: на другой же стоит, наверное, лучший имбисс во всём Титане-Орбитальном. Лучшим он был потому, что здесь готовили самый вкусный карривурст в городе. То, что он был на полпути из Дэдзимы, было приятным бонусом.

Карривурст был коричневым, зажаренным до корочки, обильно политым острым кетчупом и сверху ещё и присыпанным приправой. Здесь его подавали на круглых одноразовых тарелочках, щедро наполненных картофелем-фри. Взяв заказ, мы с Фудзисаки отошли к одному из крайних столиков и принялись за еду.

Был полдень. Многочисленные фирмы и учереждения Титана-Орбитального почти синхронно закрываются на обеденный перерыв; но если в Инненштадте буфетов пруд-пруди в каждом небоскрёбе, то площадка перед имбиссом на Берлинерплатц стремительно заполнялась обедающими. Сатурнианки-офисные работницы в жакетах и брюках, с расстёгнутыми рукавами блуз; их коллеги-мужчины, куда более редкие, в пиджаках и кружевных рубашках. Всем им недоставало того инненштадтского флёра блестящей бижутерии и показной деловитости — сияющей заколки в волосах, билетов на вечерний сеанс в Европа-театре или Cюгаку-холле, прокатного люфтмобиля на парковке — но и здесь, на краю города, деловая жизнь била ключом.

Национальная полиция занимается преступлениями высокого профиля — высотой как раз с небоскрёбы Инненштадта: мошенничеством, инсайдерской торговлей, присвоением в особо крупных размерах. Время от времени все они идут рука об руку с убийством, поэтому повращаться в мире кружевных воротничков мне пришлось вдоволь.

Из-за угла показалась выпуклая морда троллейбуса, а затем и он весь: машина вырулила к остановке, слегка вильнув кормой, и распахнула двери, выпуская пассажиров. На лобовом стекле горела цифра «17». Следом за ней побежали слова «ул. Канэмару — Каирская площадь»: семнадцатый маршрут шёл через весь Среднегорский район, на самый край Инненштадта.

— Когда я только начала, — сказала Фудзисаки, оторвавшись от еды и тоже глядя на троллейбус, — у меня одно из первых дел было с семнадцатым троллейбусом: на перекрестке Янаги и Вовинкельгассе сбил человека. Сначала думали — несчастный случай, городовые так и написали… а потом оказалось, что парня кто-то толкнул. — она помолчала, прикрыв глаза. — Жалко было парня.

— И кто? — спросил я. Троллейбус тем временем захлопнул двери и тронулся дальше; до нас донеслось гудение моторов.

— Да подружка. — махнула рукой Жюстина. — Не понравилось ей, мол, что он с другой по кафешкам ходит… — она фыркнула. — Ходили бы вместе, так нет же, ей больше всех надо…

Я хмыкнул.

— Обычная история. — я наколол на вилку ещё кусочек карривурста и задумчиво прожевал. — Жаль, что на этот раз не такая.

— Как-то даже слишком. — недовольно проговорила Фудзисаки и отпила из своего стакана. Я не стал с ней спорить.

Расправившись с карривурстами, мы неторопливо вернулись к нашему «Муракумо»; бело-синяя полицейская машина так и притягивала к себе взгляды прохожих. Жюстина вновь забралась за штурвал и включила турбину; я же только устроился поудобнее на переднем сидении, как раздался голос диспетчера:

— Кавасэ-Одиннадцать, Кавасэ-Одиннадцать, ответьте.

— Говорит К-11. - ответил я, принимая вызов. — Слушаю вас, Цитадель, приём.

— Кавасэ-Одиннадцать, городская полиция запрашивает помощи по адресу улица Регенераторная, дом девять, труп, предполагаемое убийство. Подтвердите, приём.

— Труп? — переспросила Жюстина. — А что, городовые сами не могут этим заняться?

— Цитадель, у нас дело. — дипломатичнее произнёс я. — Никак не можем подтвердить вызов. Приём.

— Кавасэ-Одиннадцать, отрицательно. Вы единственная команда в пределах досягаемости. — я уже начал готовить отповедь, как диспетчер добавила: — Кавасэ-Одиннадцать, примите во внимание: на Регенераторной труп гайдзина.

Гайдзина?! Я ошеломленно глянул на Фудзисаки; она была потрясена не меньше моего. Мертвый гайдзин? В Титане-Орбитальном? Хуже того — в Акиниве?

Какого черта ему вообще делать в Акиниве?

— Цитадель, К-11 подтверждает вызов. — проговорил я. — Вылетаем.

— Ничего не понимаю. — пробормотала Жюстина. — Кроме того, что только гайдзинов нам не хватало…

Второй раз за десять минут я не стал с ней спорить.

Улица Регенераторная тянулась вдоль основания цилиндра орбиталища, проходя почти четверть его диаметра: протянувшись по краю Дальней Акинивы, она миновала Вишнёвый массив и упиралась одним (наиболее живописным) концом в закуток гидропарка Кацурагава. По большей части своей длины она представляла собой ряды унылых складских помещений с одной стороны и шеренги таких же унылых жилых домов, крепостными стенами отгородивших свои дворы и зелёные садики, с другой. В самом прямом смысле это был край мира: отвесные скалы орбиталища начинались сразу за унылыми складами, возносясь высоко к небу и теряясь в облаках, подсвеченных близким сиянием люминёра.

Не то место, где ожидаешь встретить гайдзина.

Фудзисаки посадила люфтмобиль прямо на проезжей части, перед мерцавшей лентой полицейского заграждения. Чуть подальше, прижимаясь к поребрику, стоял омнибус городской полиции, а рядом с ним — несколько патрульных люфтмобилей. Похоже было, что сюда сбежался весь районный отдел. Один из синих мундиров подбежал к нам, не успели мы ещё и выйти из люфтмобиля.