Политические цели этой партизанской войны люди оценивали довольно критически. Один из респондентов даже пошутил, что партызаны ваявалі за Польшчу ад можа да можа, a сталіца — Гожа [29] (житель д. Чарнуха, 1916 г.р., АС.2003).

Партизанская тема в устной истории заставляет также задуматься о месте историка в современном обществе. Современные попытки восстановления советской идеологемы партизанской борьбы не имеют ничего общего ни с наукой, ни с нормами морали. Устные воспоминания о партизанах опровергают дискурс «Великой Отечественной войны» и поднимают проблему гражданской войны...

Партизанская тема наиболее ярко отражает процесс распада традиционного крестьянского сообщества. Во время войны разрушались все социальные связи, которые делали самодостаточным изолированный мир белорусской деревни. Распадалась иерархия сельской социальной системы. Вместе с ней исчезала единая система моральных и религиозных ценностей. Наконец, разрушался прежний стереотип восприятия мира через систему категорий «свой» и «чужой». Фактически можно говорить об исчезновении того крестьянского сообщества, которое когда-то было основой идентичности и давало чувство защиты. Человек оставался один на один с проблемами военного времени.

Война продолжала разрушать изоляционизм крестьянского сообщества. Население белорусской деревни было вынуждено познакомиться почти со всей Европой. По меньшей мере, жители восточного (белорусско — российского) Пограничья вспоминали немцев, евреев, поляков, финнов, «чехословаков», украинцев, русских и «смолян». Все вместе они относились к категории «чужих», которые противостояли «нашим». К последним респонденты относили красноармейцев, о которых говорили исключительно положительно. С их появлением связывали окончание войны. Если «свои» («наши») выступали единым монолитом, то «чужие» такого единства не имели. Респонденты отличали, например, немцев от финнов, а поляков от «чехословаков».

Чаще всего среди «чужих» фигурировали немцы. Первая встреча с ними была наполнена страхом, возможно, обусловленным антинемецкой пропагандой начала войны. Однако присутствовал и обычный человеческий интерес к ранее невиданному. В дальнейшем отношение к немцам зависело преимущественно от того, как война повлияла на судьбу респондента и членов его семьи. В качестве крайних позиций на восточном Пограничье можно рассмотреть отношение к немцам жителей д. Маслаки и Тушевая (Горокский район Могилевской области). В первой из них всю войну находился немецкий гарнизон, и немецкие солдаты вели себя достаточно миролюбиво. Некоторые из респондентов даже употребляли выражение «наши немцы», отличая «своих» немцев от иных, припоминали ситуации, когда солдаты помогали местному населению (например, подсказывали, когда ожидать очередной отправки молодежи на работу в Германию). А вот в памяти жителей д. Тушевая сохранился однозначно враждебный образ немца-карателя, что связано с карательной операцией лета 1943 г., в результате которой было расстреляно все мужское население деревни, сама она была сожжена, а женщины и дети стали беженцами. Однако следует признать, что практически у всех респондентов отсутствовал однозначный стереотип немца-убийцы.

Воспоминания также свидетельствуют, что обычно немцы не учитывали национального своеобразия населения, называя всех «русскими». Исключение составляют только воспоминания людей, вывезенных на работы в Германию. Там их белорусскость играла определенную роль.

Интересный материал дали попытки жителей Пограничья объяснить понятие «немецкий порядок». Респонденты белорусско-российского Пограничья чаще всего говорили о жесткой дисциплине и работе (каб працавалі i не варавалі), а также припоминали расправы с теми, кто боролся против оккупационного режима.

Ответы жителей западного Пограничья наполнены конкретными примерами и эпизодами из личной жизни:

— Што такое «нямецкі парадак»? Адзін гаспадар не здаў 8 яек, то атрымаў ад прыехаўшага камісара з Друскенік восем удараў нагайкай. А мы з суседам аднойчы павезлі малако здаваць у Друскенікі. Пакуль немцы яго прымалі, сусед прапанаваў пайсці пагуляць na гораду. А ён шмат паліў. Дык вось скруціў сабе цыгарэту з газеты, запаліў, i мы пайшлі. Толькі адыйшлі ад млячарні, a mym немец ідзе насустрач. Мы шапкі паздымалі, адышлі ў бок i прывіталіся: «Дзень добры». А той немец параўняўся, ды як стукне майго суседа па твару i па цыгарэце. Аж кроў палілася. Гаворыць: «Спачатку выкінь цыгарэту, а потым вітайся» (житель д. Чарнуха, 1916 г.р., АС.2003);

— Немцы хадзілі па вёсках i глядзелі, ці маеш ты, чым засеяць поле. Калі нехта не меў, то давалі зерне. Але ж дысцыпліна была моцнай! Не тое, што сёння. Нельга было на працу не выйсці. У Шынкаўцах было пасажана шмат бульбы. Немцы загадалі Васілевічам, Каўнянам, іншым ісці капаць бульбу. Усе пайшлі, ніхто не застаўся. A калі б нехта не пайшоў, маглі б да смерці забіць (жительница д. Василевичи, 1920 г.р., АС.2002);

— Нямецкі парадак? Дарогі не было, гразна было. Ён пройдзе, скажа, каб ад двара канаўку пракапалі, то прайці нельзя было, лужы (жительница д. Машкова, 1922 г.р., АС.2004);

— «Нямецкі парадак» — гэта парадак моцны. Напрыклад, гаспадар мае каня. Калі немец убачыць, што конь ці карова мокрыя або конь не падкуты, або таблічка на возе (прозвішча i веска) адсутнічае, то добра дасць «абрахамам» (кнутом — А.С.). Можа быць i штраф. Трэба глядзець, каб конь быў чыстым. Хадзілі немцы з солтысам па хлявах, глядзелі, які парадак, як конь стаіць, як карова (житель д. Селивановцы, 1922 г.р., АС.2002);

— У ix парадак строгі быў, не тронь нічога, будзіць валяцца ні тронь, а не, дык цябе растраляюць. A самі забяруць тады. Нічога не бяры, нікому не дары нічога. Парадкі ў ix былі будзь здароў, жалезныя (жительница д. Маслаки, 1918 г.р., B04M.Mas.AMM/PK.NP).

— «Нямецкі парадак» быў жорсткі. Гарэлку, напрыклад, гнаць не давалі i піць не дазвалялі. П'яных на вуліцы білі так, што больш не пілі. A калі лавілі тых, хто гнаў гарэлку, то саджалі ў гарадзенскую турму, i мала хто адтуль выйшаў. Лічаныя людзі рызыкавалі гнаць гарэлку. Гэта цяпер людзі распіліся. Так, некаторыя старэйшыя людзі гавораць: «Немца на вас трэба». Была дысцыпліна! Чысціню яны любілі вельмі... Немцы глядзелі, калі бедныя i жьівуць не вельмі чыста i акуратна, то адразу адпраўлялі ў Германію. Бедныя ж часта лянівымі былі. Моцных гаспадароў не краналі (жительница д. Запурье, 1928 г.р., АС.2003).

— «Нямецкі парадах»? Kani ты ix не чапаеш, то i цябе не зачэпяцъ, a калі на немцаў ідзеш, то ўбяруць сразу. Пасодзяць у машыны, завязуць i заб'юць у Горках (жительница д. Машкова, 1934 г.р., АС.2004).

Довольно часто «немецкий порядок» объяснялся требованиями к культуре быта, труда и поведению:

— Немцы хадзілі na хатах, na дварах, глядзелі, каб чиста было. Парадак быў... Немцы сачылі за гэтым (жительница д. Старая Руда, 1919 г.р., АС.2003);

— Немцам трэба было сдаваць малако i мяса. Самі маглі есці мяса толькі калі хаваліся. Кожны месяц здавалі 10 кг мукі з души. Дысцыпліна была не такая, як сёння. Мужыкі выганяць гарэлкі, вып'юць i ціха ідуць да хаты. Ніхто не выступаў так, як сёння (житель д. Поречье, 1923 г.р., АС.2003).

Частые упоминания дисциплины и порядка, будто бы характерные для немецкой оккупационной политики, нередко были вызваны реакцией старшего поколения на то состояние распада и кризиса, которое переживает современная белорусская деревня. Не случайно, рассуждая о «немецком порядке», почти всегда респонденты сравнивали ситуацию оккупации с сегодняшним днем. Обычно это сравнение было не в пользу современности. При этом даже ужасы войны отходили на «второй план».

Среди чужих довольно часто упоминались финны (хвіны), которых повсеместно характеризовали очень негативно. Их называли карнікамі, «палачами» (катамі), страшнейшымі за немцаў и т.п. Жестокость финнов объясняли их поражением в «финской войне» (1940). Эпизодически в рассказах возникал образ «чехословаков» (словаков), о которых обычно высказывались доброжелательно. Одна респондентка припомнила, что «чехословаки» приходили в дом и просили, чтобы их не боялись, потому что у нас одна вера.