- Сильно больно? – Том мгновенно переменяется в лице и опускается рядом с Биллом, мать моя женщина бальзаковского возраста, на колени.

- Да… Прямо в кость!

- Покажи. Покажи, где. – Голос Каулитца вдруг снижается на полтона. Билл тянется вниз, закатывая штанину. Ну, что я говорил? Худая волосатая нога предстала моему взору.

Из-за стола мне не видно, что там внизу делает мой чокнутый друг, но меня все равно не покидает ощущение, что мое присутствие здесь явно лишнее. Чувствую себя полным дураком, особенно когда замечаю, что немногочисленные ученики, пришедшие вместе с нами, повернулись на эту картину. На их лицах интерес и недоумение.

Том, видимо, ощупывает ногу Билла, и когда тот мученически стонет, Каулитц, с багровым лицом и расширенными, как все у того же наркомана, зрачками выныривает из-под стола, попутно впечатавшись в него затылком.

- Синяк будет, - бормочет он, глядя куда-то сквозь меня. – Надо лед приложить, я принесу…

Он встает и быстрым шагом выходит из библиотеки. Люди вокруг шушукаются и посмеиваются. Представляю, какими новостями встретит нас завтра школа. Начинаю нервничать, опять из-за Тома попадаю в глупую ситуацию, ведь простым пересказом местные сплетники не ограничатся, напридумывают еще чего-нибудь, и мне разные заслуги припишут.

- Что-то долго Тома нет, - говорит Билл. – Пойду ему навстречу, заодно и попить что-нибудь купим.

- Подожди, а кто мне будет помогать проект доделывать?

- Я быстро, только Тома найду, и мы вернемся. - Встает и довольно резво для пострадавшего идет к выходу, чуть ли не вприпрыжку. Разве Тома долго не было? Проверяю часы – две минуты прошло всего, как он ушел. И я, между прочим, сомневаюсь, что он пошел именно за льдом, так что у автоматов Билл его не найдет точно.

Барабаню пальцами по столу, поглядывая на многострадальный плакат. Можно разводы белым карандашом или краской замазать, а букву подрисовать. Или корректором, хотя нет, заметно будет. Эх, будь у меня побольше времени, я бы все переделал, а если бы мне еще и напарника толкового, то было бы вообще здорово. А то напарник у меня какой-то… проблем от него много, самая главная и назойливая из которых – кое-кто в широких штанах-мешках и такой же майке-сорочке. Куда, кстати, они запропастились оба? Где может быть Том, я примерно могу себе представить, а Билл? Наверное, ходит, ищет Тома, все автоматы с газировкой обошел.

Нет, это вообще ни в какие рамки! Уже половина из тех учеников, что помимо нас были, собрались и ушли домой, а эти двое все не идут. Работа стоит! Ее сдавать через неделю, а еще доклад не готов до конца, и выступление не написано. Тому-то его очкастая подруга все сделает, а я один трудиться не хочу – вот не буду из принципа! Имею право! Вот сейчас пойду, схвачу Билла за шиворот и притащу обратно, нечего отлынивать. А Том не маленький, дорогу обратно найдет из любого места, хоть в лес его отвези, ночью и связанного. Иногда я об этом мечтаю. И последнее время все чаще…

Выхожу из библиотеки и направляюсь к ближайшему автомату с газировкой. Так и есть – сидят голубки на скамейке и треплются за жизнь. И никакого льда и лимонада в руках, просто наглым образом меня кинули. Чего это они так близко уселись-то? У Каулитца глаза прямо блестят, хоть освещение в этом месте и не очень хорошее. Билл чему-то улыбается. Сейчас я ему покажу, как улыбаться! Густав Шаффер не прощает, когда его напаривают!

Появляюсь из тени и громко спрашиваю:

- А чего это вы расселись здесь, а? Помогать мне кто будет?

Вздрагивают и оборачиваются на меня. Невозмутимо разглядываю обоих.

- Да, Густ, извини, сейчас иду, - говорит Билл и встает, проходит дальше по коридору. Провожаю его взглядом, следя, чтобы не свернул никуда по дороге в библиотеку, потом возвращаюсь к Тому.

- Том, я тебя вообще-то просил, не мешай нам работать, дел невпроворот!

Он поднимается со скамейки и непривычно серьезно смотрит мне в глаза.

- Густ, ты совсем ничего не понимаешь? – Как-то грустно спрашивает он и тоже уходит. Что-то я не понял, что я не так сделал?

Домой мы ехали молча, Том всю дорогу изображал из себя оскорбленную невинность. Позже, вечером, он даже ни разу не позвонил, чтобы поделиться со мной очередным бредом, а когда я решил позвонить сам, его мать сказала мне, что Том «занят». Ну и пусть дуется как ребенок, даже не удосужился объяснить, что ему не понравилось.

Смертельная обида Тома, однако, не помешала ему на следующий день перед школой заявиться ко мне, с невозмутимым видом второй раз за утро позавтракать, чавкая пудингом и бутербродами, приготовленными моей мамой. Когда я был ребенком, я обижался, думая, что мама заботится о нем больше, чем обо мне, но сейчас я взрослый и могу мыслить рационально, и мне совсем не кажется, что порой она трясется над его тщедушным тельцем и жалеет его больше, чем меня... Это вполне объяснимое желание, ведь я полноценно питаюсь и веду здоровый образ жизни, развиваюсь, в отличие от сутулого и худого Каулитца, смолящего сигаретку и сосущего пиво из баночки. Вообще не понимаю – как это он может считаться самым крутым парнем в классе?

- Фрау Шаффер, вы не могли бы подлить мне кофе? – Лебезит Том.

- Конечно! – Мама тянется к его кружке с кофейником и приговаривает: - Тебе нужно почаще и поплотнее питаться, Томми, ты такой худенький, почти прозрачный, того гляди ветром унесет. Тебе с твоим ростом надо весить в полтора раза больше, чем сейчас. Надо поговорить с Симоной, пусть кормит тебя, как следует, нечего на детях экономить!

- Пусть кормит его на убой.

- Зачем же на убой? – Мама недоуменно посмотрела на меня. – Только чтобы массу наесть, а там Томми найдет, как ей распорядиться, в секцию запишется, да ведь?

Том довольно кивает, работая челюстями.

- Кто из нас в шестнадцать мог похвастаться внешней красотой? А спорт – самое лучшее средство достичь ее…

- То есть ты хочешь сказать, что если Том будет заниматься спортом, то станет красивым? – Язвительно уточнил я. – Мам, я тебя умоляю, еще не было в природе такого случая, чтобы тягловые волы вдруг стали благородными рысаками.

- Густи, дорогой, что на тебя нашло? – Испуганно спросила мама, бледнея. – Почему ты такой желчный?

- Успокойтесь, фрау Шаффер, он просто встал не с той ноги. - Том встал и похлопал мою мать по плечу. – Спасибо, все было очень вкусно. Густ, на выход.

Он накинул на плечо рюкзак и сбежал по ступенькам с крыльца, весело насвистывая какую-то мелодию. Странно, что мне не удалось его поддеть, обычно он заводился с пол-оборота, если ставилась под сомнение его внешняя привлекательность и крутость. Я хорошо знаю Каулитца, и его сосредоточенное выражение лица говорит о том, что этот гад что-то замышляет. Вероятно, он не ответил на мою издевку, потому что бережет силы для более крупного конфликта. Точно – у меня началась икота, а это верный признак, значит, выкинет Том сегодня какую-нибудь особенную пакость.

Пока я, икая, размышлял о превратностях судьбы, что свели меня в свое время с этим несносным человеком, мы дошли до остановки и сели в автобус. Там Том наклонился ко мне и заговорщическим шепотом оповестил:

- Сегодня я бью Бена.

- Ик! – Ну, вот, я так и предполагал. - Зачем это еще?

- Чтобы не зарился на моего мальчика! Отобью ему все желание даже смотреть на Билла, будет его за километр обходить.

- Ик! Может, не надо?

- Надо. Билли мой! А Бена я раздавлю, как таракана, сегодня, как только увижу, в школе или во дворе, или в туалете. В туалете, наверное, даже лучше будет. Но кто-то должен постоять на шухере…

- Ик! Не смотри на меня, я – ик! – не соглашусь.

- Ну, все, Густ, постоишь на шухере.

- Ик! Нет, я сказал!

- Тебе сложно для друга?

Опять он использовал этот нечестный прием! Теперь не отвертеться, но и принимать участие в этом я не хочу. Значит, надо сделать так, чтобы Том не столкнулся с Беном, иначе драки не избежать. Буду водить Тома по самым тихим и немноголюдным местам. Авось пронесет. Ик!